Нефедов в кураже рвал деньги из кармана: «Уг-г-гощаю, мужики!» На пол пересохшими листьями опускались купюры. На них забулдыга демонстративно не обращал никакого внимания.
Заплаканная и растрепанная мать не находила места: все валилось из рук. Николай, чтобы унять нервную дрожь, занимался тяжелой мужской работой по дому, а Петька ходил за ним хвостиком и все никак не мог поверить: «Ко-о-оль! Мои денежки он тоже забрал?»
Эти случаи снились солдату Николаю Нефедову почти каждую ночь…
4
— Почему, почему… Такой парень… Такой… Серега! — скрипел зубами Марат Ахмеджанов и, захлебываясь, проливая на гимнастерку, глотал темную брагу прямо из котелка.
Нефедов сидел рядом с пьяным, растерянным другом, курил и молчал.
Серега погиб… Гроб с сопровождающим отправили вчера в Союз.
Они все трое были из одной учебной роты. В Афган попали в один взвод, что было случаем почти невиданным.
— Почему Серега? Ерсендин, сволочь, живой. В Союзе тащится, а Серега мертвый! Как так? — все спрашивал Марат и вопросительно смотрел на Нефедова.
— Наверное, потому, что был нормальным мужиком, — отвечал Нефедов. — За нас не прятался, всегда вперед шел. Трус и гад не погибает…
Ахмеджанов закрыл лицо руками и запричитал что-то на своем языке.
Нефедов обнял друга.
— Не надо, Марат. Успокойся… Мы должны быть сильными, чтобы выжить.
5
Солдат курил и смотрел на шершавую стену окопа. По ней упорно лез вверх крохотный паучишко. Путь был долгим и непростым, но паучок добрался до цели, исчез за бруствером.
Нефедов выкурил еще сигарету, растер лицо руками, выбрался из окопа и побрел обратно в казарму, цепляясь ногами за камни.
Солнце укрылось в горах. Серебристое озеро стало темно-зеленым.
— Нефедов, поди-ка сюда, — взводный старший лейтенант Чижов стоял возле модуля, широко расставив ноги, и указательным пальцем манил подчиненного.
Солдат приблизился к старшему лейтенанту. Тот подозрительно посмотрел на опухшее лицо и красноватые глаза Нефедова.
— Косячок долбил?
— Нет.
— Не свисти. Зрачок покажи.
Рядовой пальцем оттянул щеку вниз.
Вперед-назад маятником качнулся Чижов. Разочарованно хмыкнул:
— Смотри. Все зубы посчитаю. Ты у меня давно на примете, — взводный для острастки ткнул напряженным пальцем в солдатскую грудь.
Большая алюминиевая пуговица пребольно ужалила своим полукруглым зубом Нефедова.
Солдат развернулся и молча пошел в казарму.
— Постой, — окликнул его опешивший от такой покорности Чижов. — Может, случилось чего? Заболел, или все еще писем нет? Говорят, не пишут тебе?
— Дома все хорошо, товарищ старший лейтенант. Письма часто приходят. Вам неправильно доложили.
6
В деревне тайны хранить невозможно. Но на расспросы учителей: все ли в порядке дома — Колька Нефедов, взъерошенный и конопатый, не моргнув глазом, лишь заливаясь предательским румянцем во все щеки, отвечал, что все в порядке.
А дома было страшно. Пьяная матерщина отца, звон битой посуды, треск разрываемой материи, топот ног, стулья с задранными вверх ногами и Колька, намертво вцепившийся в мятую штанину отца, защищая мать с крохотным Петькой на руках.
В девятом классе в расстановке семейных сил произошел перелом: Нефедов-средний взял власть в свои руки.
Отец к этому времени окончательно спивался. Он высох, голос стал сиплым, будто ходил отец постоянно простуженным. Но пьяный боевой задор не иссякал. Как-то в очередной раз он поднял руку на жену. В это время в дом вошел Николай. Он подлетел к отцу, схватил его за рубаху и швырнул на пол. Глава семьи бросился на сына, но врезался головой в мальчишеский кулак и вновь впечатался спиной в скрипучие доски.
Нефедов-старший разбросал руки в стороны, захватил пальцами домотканый грубый половик и заплакал пьяными слезами от злобы и бессилия.
Николай ногой потянул ткань на себя, расправляя, и четко произнес, будто отпиленный кругляк одним ударом топора на две части расколол:
— Еще раз маму тронешь, убью. За тебя такого мне мало дадут. Зато мать с Петькой жить спокойно станут.
Отец съежился. Злобно сверкнули маленькие глазки, но промолчал.
Пить не прекратил, издеваться над семьей тоже, но делал это теперь подло, украдкой, за спиной у сына.
Николай подступал к заплаканной матери с расспросами. Та отмалчивалась, отрицательно качала головой и быстро смахивала ладонью слезинки.
Сын бросался к отцу.
— Што я? — возмущался тот. — Што я? Ну выпил с мужиками. Выпил, и все. У матери своей спрашивай, што она с кислой мордой ходит. А меня не замай.
Возле военкомата слезы безостановочно катились по опухшему материнскому лицу. Отец равнодушно курил и хрипло отхаркивался. Наверное, ошметки легких летели на землю. Петька обеими руками держался за широкую ладонь брата, хмурил светлые бровки и едва сдерживал слезы.
Нестройно оркестр от местного клуба заиграл «Прощание славянки».
Запричитали во весь голос женщины, и мать вместе с ними. Петька запрокинул голову, посмотрел на нее и тоже тоненько заскулил.
Нефедов взял отца за руку.
— Не угомонишься, приду из армии — за все рассчитаюсь, за каждую их слезиночку.
— Я што? Все будет нормалек. Служи, сына.
Глаза отца забегали по сторонам, а сам он полез целоваться к Николаю, широко распахивая слюнявый рот.
Нефедов, отстраняясь, пожал его руку и обнял мать. Частые трещинки морщинок густо разбежались вокруг глаз. Николай, стесняясь окружающих, поцеловал ее мокрую щеку и повернулся к братишке. Подбросил его вверх, поймал, прижал к груди на мгновение и, опуская на землю, шепнул: «Мамке помогай. Теперь ты за главного. Не расстраивай ее».
Петька затряс головой и еще сильнее заплакал.
Из кузова грузовика видел Нефедов, как в пестрой толпе плачет мать, утирая глаза уголком платка, и как машет ему рукой Петька, устремляясь за машиной.
А за матерью мелькал пьяненький отец, и злобная ухмылка прыгала у него на губах.
7
В боевых наступила передышка. Для Нефедова это было страшнее всего. Наряды по роте, караулы, дежурное подразделение по столовой не заполняли все время целиком. Николай вновь и вновь доставал из внутреннего кармана гимнастерки письмо.
Выросший в пьяной российской глубинке, знал солдат не понаслышке великое множество трагических историй, где виной всему была водка.
Судьба семьи Нефедова была не исключением, а нормальной обыденностью в полупьяном существовании их деревни, которая то и дело приходила в оцепенение от трагических событий, а большое кладбище у озера постоянно вздувалось свежими холмиками могил.
Слабыми и одинокими виделись солдату мама с братишкой. Помочь им издалека он был не в состоянии. И в Союз, домой, пусть на пару денечков, поехать Нефедов тоже никак не мог. Не положен был солдату отпуск из Афгана. Хоть ста душманам горло зубами перегрызи, хоть три банды в одиночку уничтожь — все равно никакого отпуска.
Солдат в Афгане мог поехать на Родину лишь в тот краткосрочный отпуск, который назывался «по семейным обстоятельствам» и означал недолгий путь от порога дома до местного кладбища вслед за гробом кого-либо из самых близких. Впрочем, частенько случалось, что пока весть докатится до отдаленной горной заставы, пока солдат доберется домой — сорок дней отмечали.
Именно такого известия и страшился Нефедов. Мысли пожирали душу, во всем была безысходность. Такая, как на боевых, когда духи режут подразделение перекрестным огнем, лупят из «граников», уничтожают безжалостно, и лишь земля спасает. Если зарыться, забиться в нее плотнее. Разумом от безнадежности положения можно тронуться… Кто выручит…
Солдату Нефедову ждать помощи было не от кого. Кого он мог попросить защитить мать с братишкой от родного отца… Кто в это поверит…
Дни тянулись медленно. Дурманящее забытье становилось все короче, и даже тогда мысли о матери с братишкой не оставляли солдата в покое.
8
В длинном деревянном туалете раздался хлопок. Солдаты, стоявшие поблизости, подались туда, но в проеме уже стоял побледневший Нефедов, держа левую руку, перемотанную тряпкой, на весу.
Кровь каплями стекала на землю.
Солдат виновато взглянул на ребят, стоящих полукругом, и постарался улыбнуться:
— Запал в руке рванул. Даже сам не знаю как. В карман полез, а там запал…
Солдаты отпрянули от него, как от больного желтухой, а Нефедов побрел в санчасть, удерживая здоровой рукой набухавшую багровую тряпку.
На плацу Николая заметил старший лейтенант Чижов, спросил:
— Что случилось? Что?
— Да запал… в руке… пальцы оторвало, — бледный Нефедов говорил тихо и в глаза офицеру старался не смотреть.
У Чижова исказилось лицо.
— Как так? Как это произошло?
Солдат молчал. Кровь заливала ему рукав.
— С-сука поганая! Гнида! Закосить решил? Домой к мамочке с папочкой захотел? Как ты мог? Ведь я верил тебе! — Чижов с разворота, хлестко рубанул кулаком солдату в подбородок.
Нефедов свалился на щебенку. Тряпка полетела в сторону. Солдат вскрикнул, и Чижов увидел окровавленную, рваную ладонь с двумя оставшимися живыми пальцами.
Николай медленно встал и начал обматывать руку. Чижов подлетел к нему, выдал крепкого пинка в костлявый зад и заорал, трясясь от бешенства:
— Бегом марш! В санчасть! Бегом! Сволочь! Я кому сказал!
Нефедов затрусил в указанном направлении, а взводный дрожащими сбитыми пальцами ловил сигарету в пачке, смотрел ему вслед и отчаянно матерился.
9
Известие о том, что Нефедов решил откосить от последних полгода службы, потрясло взвод. Не могли поверить… К примеру, если бы им объявили, что на обед они сегодня получат наваристый, красный домашний борщ с островком свежей белой сметаны, жареные грибочки, а вместо желтоватой жидкости, именуемой компотом, стакан водки да крепкий соленый огурец в придачу, поверили бы? Никогда…