Самый длинный день. Высадка десанта союзников в Нормандии — страница 2 из 4

Ночь

Глава 1

Лунный свет заполнил спальню. Мадам Анжела Л евро, шестидесятилетняя учительница в деревне Сен-Мер-Эглиз, медленно открыла глаза. На противоположной от кровати стене она увидела мерцающие огни. Мадам Л евро от неожиданности села на кровати. Огни медленно сползали по стене.

Когда она полностью очнулась от сна, то поняла, что видит отражение в зеркале, которое стояло на туалетном столике напротив кровати. Одновременно она услышала отдаленный гул самолетов, приглушенные звуки взрывов и стакатто зенитных орудий. Она быстро подошла к окну.

Вдали, где был берег моря, видны были отраженные облаками всполохи. На расстоянии цвета изменялись, и цвет трассирующих пуль казался то оранжевым, то зеленым, то желтым. Мадам Левро показалось, что опять бомбят Шербур, лежащий в 27 милях от ее дома. Сейчас она была рада, что живет в маленькой тихой Сен-Мер-Эглиз.

Учительница надела тапочки и халат и, миновав кухню, вышла через заднюю дверь в сад. В саду было тихо. Огни вспышек и лунный свет освещали его как днем. Лежащие по соседству поля и делящие их перелески были тихи и спокойны. Она не успела сделать нескольких шагов, как услышала звук приближающихся самолетов, который становился все громче. Все зенитки в ближайшей округе открыли огонь. Мадам Левро страшно испугалась и метнулась под защиту деревьев. Самолеты налетели мгновенно. Летели они очень низко. Рев моторов и стрельба зениток оглушили мадам Л евро. Через мгновение самолеты скрылись и зенитный огонь прекратился. Наступила тишина, как будто ничего не произошло.

Не прошло и минуты, как откуда-то сверху послышался странный звук, похожий на хлопки сохнущего на ветру белья. Она подняла голову и увидела парашют, который медленно опускался на ее сад. Под парашютом болталось что-то массивное. На мгновение луна спряталась за тучи, и в это время рядовой Роберт Мерфи[17] из 82-й американской дивизии приземлился вверх ногами в 20 ярдах от едва не потерявшей сознание французской учительницы. Мерфи был одним из десантников передового отряда.

Восемнадцатилетний парашютист достал нож и обрезал стропы. После этого, подхватив большой мешок, вскочил на ноги. Тут он увидел мадам Левро. Они долго молча смотрели друг на друга. Вид парашютиста был страшен. Учительницу особенно пугали его длинная худая фигура и измазанное краской лицо. Видя, что немолодая женщина так напугана, что не может двинуться с места, странный пришелец приложил палец к губам, давая понять, что не нужно поднимать шума, и быстро исчез. С мадам Левро тут же спало оцепенение, и она, приподняв полы халата, бросилась обратно в дом. Она видела одного из первых американцев, ступивших на землю Нормандии. Было ноль часов пятнадцать минут 6 июня 1944 года.

Парашютисты передового отряда иногда прыгали с высоты всего 300 футов. Задачей этого отряда, состоявшего только из добровольцев, было обозначить зоны приземления на площади 50 квадратных миль вдоль берега Шербурского полуострова до плацдарма «Юта» для 101-й и 82-й дивизий. Они прошли подготовку в специальной школе под началом бригадного генерала Джеймса Гевина по прозвищу Прыгающий Джим, который учил их: «Когда приземлитесь в Нормандии, у вас будет один друг – Господь». Им нужно было действовать скрытно и быстро, от этого зависел успех их миссии.

Но трудности у первых парашютистов начались с самого начала. Они вызвали переполох. Их «дакоты» летели над позициями немцев так быстро, что немцы сначала решили, что это истребители. Зенитки открыли беспорядочный огонь вслепую. Небо было разукрашено трассирующими пулями, зенитки стреляли шрапнелью. По воспоминаниям сержанта Чарльза Асея из 101-й дивизии, он видел под собой гирлянды разноцветных огней, которые напомнили ему «праздничный фейерверк, который был очень красив».

В самолет, на котором летел рядовой Делберт Джонс, перед самым его прыжком попал снаряд, который прошил фюзеляж насквозь, не причинив большого вреда машине, но всего в дюйме от самого Джонса. Когда рядовой Адриан Досс, нагруженный сотней фунтов снаряжения, летел вниз, он с ужасом наблюдал за трассирующими пулями, которые пролетали рядом с ним. Некоторые пули пробивали шелк парашюта, и он ощущал это по натяжению строп. Одна из очередей пробила мешок со снаряжением, который болтался перед ним. Невероятно, но ни одна пуля не задела его, зато в мешке получилась такая дыра, что он удивился, почему из него все не вывалилось.

Огонь с земли был таким сильным, что многие «дакоты» сбились с курса. Только 38 из 120 парашютистов приземлились точно в заданном месте. Остальные почувствовали под собой землю иногда в нескольких милях от цели. Они приземлялись на деревья, в болота, на крыши. Большинство из парашютистов передового отряда были далеко не новички, но и они растерялись, не могли сориентироваться на местности. Поля были меньше, деревья выше, а дороги уже тех, которые они столько месяцев изучали на макетах. В первые моменты некоторые дезориентированные десантники делали глупые, а порой и опасные вещи. Фредерик Вильгельм, приземлившись не в намеченном месте, почти лишился рассудка. Он зажег большой сигнальный фонарь с намерением проверить, работает он или нет. Он работал. Все вокруг Вильгельма осветилось так ярко, что он испугался больше, чем если бы немцы открыли по нему огонь. Капитан Фрэнк Лиллиман из 101-й дивизии чуть не сбежал со своей позиции. Он приземлился на пастбище, и на него двинулся бык. В темноте капитан сразу не разобрался и чуть не застрелил животное. Лиллиман понял, кто перед ним, когда бык замычал.

Парашютисты иногда пугали не только местных жителей и самих себя, но и немцев. Два десантника приземлились почти прямо на командный пункт капитана Эрнста Дюринга из 352-й дивизии. Капитан командовал подразделением тяжелых пулеметов. Его разбудили рев летящих низко самолетов и стрельба зениток. Он вскочил с постели и оделся так быстро, что обулся не на ту ногу (этого он не замечал до самого конца дня «D»). На улице капитан увидел на некотором расстоянии силуэты двух фигур. Он окликнул их, но не получил ответа. Капитан дал по ним очередь из автомата. Ответного огня не последовало. Тренированные парашютисты просто растворились в темноте. Дюринг побежал к телефону, вызвал командира батальона и закричал в трубку:

– Парашютисты! Парашютисты!

Другим парашютистам повезло меньше. Из сада рядовой Роберт Мерфи направился к своей зоне, которая находилась к северу от Сен-Мер-Эглиз. Он тащил тяжелый мешок, в котором находилась портативная радарная установка. Внезапно справа от себя он услышал короткую автоматную очередь. Позже он узнал, что в этот момент был убит его приятель рядовой Леонард Деворчак, который клятвенно обещал: «Я буду получать по медали каждый день, чтобы доказать, что я могу это сделать». Возможно, это был первый американец, отдавший жизнь в день «D».

По всей территории, где приземлились парашютисты, они, как и Мерфи, искали свои зоны. Осторожно передвигаясь от перелеска к перелеску, эти страшноватые на вид люди, одетые в комбинезоны, нагруженные оружием, минами, специальными фонарями, радарными установками и флюоресцентными щитами, отыскивали места, где им надлежало соединиться. На это у них было не больше часа, потому что выброска основного десанта была назначена на час тридцать.

В 50 милях от передового отряда на востоке Нормандии шесть транспортных самолетов и шесть бомбардировщиков, тянущих планеры, пересекли береговую линию. Перед ними все небо простреливалось огнем зениток. В маленькой деревне Ранвилль, лежащей в нескольких милях от Кана, одиннадцатилетний Алан Дуа тоже видел разрывы зенитных снарядов. Стрельба разбудила его и его мать, мадам Дуа. Мальчик смотрел на калейдоскопические огни, которые отражали латунные шары на спинке кровати. Алан стал будить свою бабушку, мадам Матильду Дуа, которая спала вместе с ним: «Вставай, бабушка, вставай. Кажется, что-то случилось». В это время в комнату вбежал отец Алана. «Быстро одевайтесь, – приказал он, – кажется, это что-то серьезное». Из окна отец и сын видели, как над полями к ним приближались самолеты. Пока Рене наблюдал за ними, он отметил, что самолеты не издают звук. Вдруг до него дошло, что это за машины. «Бог мой, – вскричал он, – да это же планеры!»

Похожие на гигантских летучих мышей шесть планеров бесшумно снижались. Сразу после прохождения береговой линии в 5 милях от Ранвилля они отделились от тянувших их самолетов на высоте около 500 футов. Теперь они летели параллельно двум блестевшим в лунном свете водным артериям – Каннскому каналу и реке Орн. Через них проходили два моста, пересекавшие реку и канал между деревнями Ранвилль и Бенувилль. Мосты усиленно охранялись и были целью небольшого отряда добровольцев из 6-й британской воздушно-десантной дивизии. Их миссия состояла в том, чтобы захватить мосты. Если мосты окажутся в руках союзников, то будет перерезана линия снабжения немецких войск, проходящая с востока на запад, и предотвращена переброска подкрепления, особенно бронетанковых частей, на фланг фронта вторжения британских и канадских войск. Но поскольку мосты будут необходимы союзникам при развитии наступления, их необходимо было захватить одновременно и не дать возможности немцам взорвать их. Было решено, что это может сделать только внезапный воздушный десант. Решение было очень рискованным. Люди, сидевшие в кабинах, затаив дыхание и взявшись за руки, ждали, когда их плавно летящие в лунной ночи планеры врежутся в землю рядом с мостами.

Рядовой Билл Грей, сидевший в одной из трех машин, снижающихся в направлении моста через Каннский канал, закрыл глаза и приготовился к удару. Стояла зловещая тишина. Единственный звук, который был слышен, был звук удаляющегося самолета. Рядом с люком сидел командир отряда майор Джон Ховард, готовый в любую секунду его открыть. Грей вспоминал, что его командир взвода лейтенант Бротеридж по прозвищу Дэнни произнес: «Приехали, ребята». Затем последовал удар, от которого планер едва полностью не развалился. Шасси отскочили, кабина затрещала, и части каркаса стали отваливаться. Планер потащило по земле, бросая из стороны в сторону, как лишенный управления автомобиль, из-под остатков конструкции шасси во все стороны летели искры. Сделав последнее неловкое движение, раненый планер остановился. Как потом вспоминал Грей, «нос планера порвал колючую проволоку и почти «въехал» на мост.

Кто-то дал команду: «Давай, ребята». Десантники стали выбираться из машины кто через люк, кто через дыру в носу. Почти сразу за первым планером с такими же повреждениями приземлились два остальных. Началась атака моста. Немцы были напуганы и дезорганизованы. В их траншеи и блиндажи полетели гранаты. Некоторые из них спали прямо у орудий и, ослепленные разрывами гранат, были расстреляны из автоматов. Те, кто успел прийти в себя, хватали винтовки и автоматы, открывали беспорядочную стрельбу по темным фигурам, появившимся неизвестно откуда.

Пока главные силы отряда закреплялись на мосту, Грей и около сорока человек под командованием лейтенанта Бротериджа пошли вдоль берега с целью организовать захват предмостного плацдарма. На половине пути Грей вдруг увидел немецкого часового, у которого в правой руке была ракетница – он собирался подать сигнал. Недолго раздумывая Грей выстрелил от бедра, но было поздно: падая, часовой успел выпустить ракету, которая пролетела в ночном небе по большой дуге. Сигнал был послан немецкому подразделению, которое охраняло мост через реку Орн, находившийся в нескольких сотнях ярдов от канала. Но выпущенная ракета уже не могла помочь. Мост через Орн был захвачен. В его захвате участвовали только десантники, прилетевшие на двух планерах. Третий планер по ошибке приземлился у другого моста. Оба моста были захвачены практически одновременно. Позже выяснилось, что охрана мостов не могла взорвать их. Осматривая мосты, британские саперы обнаружили, что места под взрывчатку были подготовлены, но взрывчатка не была заложена. Ее обнаружили в одном из домов, расположенных неподалеку.

После боя наступила тишина. Девятнадцатилетний Грей чувствовал себя гордым от того, что участвовал в успешной операции. Его беспокоило, что он нигде не видит своего командира взвода, который повел их в атаку через мост. Как выяснилось, без жертв не обошлось. Грей нашел лейтенанта, которому было двадцать восемь лет, лежащим у входа в кафе, которое находилось недалеко от моста. «Пуля попала ему в горло, – вспоминал Грей, – и его задело разрывом дымовой фосфорной гранаты; когда я увидел его, комбинезон на нем еще дымился».

Рядом с мостом в блиндаже капрал Эдвард Таппенден посылал в эфир сигнал об успешном завершении операции. Он все время повторял в трубку миниатюрного передатчика: «Ветчина и варенье… Ветчина и варенье…» Первое сражение дня «D» закончилось. Продолжалось оно не более пятнадцати минут. Майор Ховард и 150 его подчиненных внедрились в тыл противника, перерезали линию снабжения и готовились удерживать жизненно важные мосты.

Они уже твердо знали, где находятся, чего нельзя было сказать о большинстве из 60 британских парашютистов, выпрыгнувших из легких бомбардировщиков в ноль двадцать, почти одновременно с приземлением планеров Ховарда.

Этим первым десантникам выпала одна из самых тяжелых миссий дня «D». В качестве авангарда 6-й британской воздушно-десантной дивизии ее добровольцы шагнули в неизвестность, чтобы отметить с помощью радаров, огней и других средств три зоны выброски основного десанта к западу от реки Орн. Эти зоны лежали в прямоугольнике площадью около 20 квадратных миль и находились недалеко от трех небольших деревень: Варревилль, лежащей менее чем в трех милях от берега; Ранвилль, стоящей рядом с мостами, которые захватил отряд майора Ховарда, и Туффервилль, находящейся в 5 милях от восточной окраины Кана. В ноль пятьдесят в эти зоны должны были начать приземляться основные силы десанта. У первых парашютистов оставалось всего тридцать минут, чтобы подготовить зоны.

На учениях в Англии даже в дневное время отметить зоны за полчаса было нелегкой задачей. Но ночью на территории, оккупированной противником, задача была не только сверхсложной, но и опасной. Как и их американские товарищи, находившиеся в 50 милях от них, передовой отряд британских парашютистов столкнулся с серьезными проблемами. Их тоже разбросало по большой территории, а приземление было еще более хаотичным.

Началось с погоды. Внезапно налетел ветер (с этим американским парашютистам столкнуться не пришлось), а земля местами была подернута легкой пеленой тумана. Бомбардировщики, которые доставляли парашютистов, натолкнулись на мощную стену огня зениток. Пилоты инстинктивно стали выполнять спасательные маневры и в результате далеко перелетали за цели или не отыскивали их. Некоторым пилотам приходилось делать по три круга над местом десантирования, прежде чем все парашютисты могли покинуть самолет. Один самолет летал взад-вперед под уничтожающим огнем зениток в течение жутких четырнадцати минут, прежде чем «избавился» от десантников. Большинство парашютистов приземлились далеко от намеченной цели.

Подразделения, направленные в район деревни Варревилль, приземлились достаточно точно, но вскоре обнаружилось, что все оборудование разбилось при приземлении или улетело в неизвестном направлении. Из тех десантников, которые должны были приземлиться в районе деревни Ранвилль, ни один не приземлился в заданном районе – всех унесло и рассеяло на много миль окрест. Больше всего не повезло подразделению, которое должно было приземлиться в районе деревни Туффервилль. Две группы по десять человек должны были отметить зону огнями, образующими букву «К». Но одна из групп приземлилась в районе деревни Ранвилль и ошибочно зажгла сигнал.

Вторая группа также не попала в заданное место. Из десяти человек только четыре благополучно приземлились. Одним из них был рядовой Джеймс Моррисей, который с ужасом и безнадежностью наблюдал, как сильный порыв ветра уносит шестерых его товарищей на восток в направлении затопленной долины реки, блестевшей в лунном свете. Моррисей больше не видел их.

Сам Моррисей и еще трое десантников приземлились рядом с деревней Туффервилль. Они достаточно быстро нашли друг друга, и капрал Патрик О'Салливан пошел на разведку. Через несколько минут он был убит выстрелом, сделанным на границе зоны, которую им предстояло отметить. Моррисею с оставшимися в живых двумя десантниками осталось только отметить огнями пшеничное поле, на котором они приземлились.

В первые минуты после приземления нескольким десантникам пришлось столкнуться с противником. Кое-где они попадали на часовых, которые открывали по ним огонь, и некоторые из парашютистов погибли. Но чаще на земле парашютистов окружала зловещая тишина. Они ожидали встретить сильное сопротивление немцев, но вокруг них все было спокойно. Более того, было так спокойно, что парашютисты часто пугали самих себя, когда принимали друг друга за противника, блуждая по полям и лесам, чтобы встретиться со своими.

Пробираясь в нормандской ночи мимо спящих фермерских домов и окраин деревень, парашютисты передового отряда пытались отыскать места, где им предстояло организовать сигнализацию. Первой их задачей было определить, где они в данный момент находятся. Те, кому повезло приземлиться в нужном месте, без особого труда узнавали ориентиры, которые изучали во время подготовки в Англии. Другие, приземлившиеся в незаданном месте, пытались сориентироваться с помощью карты и компаса. Один из командиров первой группы капитан Энтони Виндрам решил проблему так, как ее может решить автомобилист, попавший ночью не на ту дорогу. Капитан нашел и осветил дорожный указатель, а затем с помощью карты определил, что он находится всего в нескольких милях от места сбора отряда.

Но некоторые парашютисты оказались в безнадежном положении. Двое из них приземлились прямо на лужайку перед зданием штаба генерал-майора Йозефа Рейхерта – командира 711-й дивизии. Генерал играл в карты, когда услышал рев пролетающих самолетов. Игроки бросили карты и выбежали на веранду как раз тогда, когда парашютисты приземлились. Трудно сказать, кто был больше поражен, генерал или десантники. Начальник дивизионной разведки разоружил парашютистов и привел на веранду. Изумленный Рейхерт смог только сказать: «Откуда вы?» Один из парашютистов не без апломба ответил: «Извини, старик, у нас произошла авария, и нам пришлось покинуть самолет».

Их увели на допрос, но 570 американских и британских парашютистов передового отряда обеспечили высадку основных сил десанта в день «D».

На границах зон приземления загорались сигнальные огни.

Глава 2

– Что случилось? – вопил в трубку майор Вернер Пласкат. Он еще не совсем проснулся и был в нижнем белье. Его разбудил рев самолетов и огонь зениток. Инстинкт подсказывал ему, что это не обычный налет. Два года горького опыта на полях Советского Союза научили майора больше полагаться на свой инстинкт.

Подполковник Окер, полковой командир Пласката, был раздосадован звонком.

– Мой дорогой Пласкат, – холодно ответил подполковник, – мы еще сами не знаем, в чем дело; дадим вам знать, когда что-нибудь прояснится.

Последовал громкий треск, когда Окер бросил трубку.

Ответ не удовлетворил Пласката. На протяжении последних двадцати минут самолеты сбрасывали бомбы на востоке и западе. На участке побережья, находившемся в ведении Пласката, все было спокойно. Из своего штаба, находившегося в Этрехеме в 4 милях от берега, он командовал четырьмя батареями 352-й дивизии – у него было двадцать орудий. Они наполовину простреливали плацдарм «Омаха».

Пласкат чувствовал беспокойство. Он решил позвонить через голову начальства начальнику разведки дивизии майору Блоку.

– Возможно, очередной налет, – ответил Блок, – пока еще неясно.

Пласкат положил трубку и подумал про себя, не слишком ли он торопится. В конце концов, тревоги не объявляли. После недель постоянных объявлений и отмен тревоги это была одна из немногих ночей, когда его солдаты могли спокойно отдохнуть.

Теперь Пласкат полностью отошел ото сна. Некоторое время он сидел на краю походной кровати. У его ног спокойно лежала немецкая овчарка. В доме, где он находился, все было спокойно, но в отдалении Пласкат слышал звук самолетов.

Внезапно зазвонил полевой телефон. Пласкат схватил трубку.

– Есть информация, что на полуострове обнаружены парашютисты, – произнес спокойный голос подполковника Окера, – поднимите своих людей, а сами отправляйтесь на берег. Это может быть вторжение.

Через несколько минут Пласкат в сопровождении капитана Лудца Вилкенинга, командира 2-й батареи, и лейтенанта Фрица Зеена выехал в направлении командного пункта – бункера, построенного в высоком обрыве берега недалеко от деревни Сент-Онорин. С ними поехал и Харас. В «фольксвагене» было тесно, и Пласкат вспоминал потом, что в пути никто не проронил ни слова. Его самого больше всего волновал один вопрос. Боекомплекта у его батарей хватит только на сутки. Несколькими днями раньше генерал Маркс, командир 84-го корпуса, который инспектировал батарею, на вопрос Пласката о том, что будет, если вторжение произойдет именно здесь, дал ответ: «У вас будет больше снарядов, чем вы сможете расстрелять».

Проехав через ряд ограждений, они достигли деревни. С собакой на поводке и в сопровождении спутников Пласкат поднялся по узкой дорожке, окаймленной с обеих сторон рядами колючей проволоки, к вершине обрыва, где был спрятан вход на командный пункт. Немного не дойдя до вершины обрыва, майор спрыгнул в узкую траншею, которая вела к входу на пункт. Спустившись по бетонным ступеням и пройдя по извилистому тоннелю, они вошли в помещение, в котором находились три человека.

Пласкат быстро подошел к мощному артиллерийскому биноклю, установленному у одной из двух амбразур. Лучшего наблюдательного поста невозможно было представить: он возвышался более чем на 100 футов над плацдармом «Омаха», на середине места, которое вскоре получит название «Нормандские пляжи». В ясную погоду из бункера можно было просматривать весь залив Сены от оконечности Шербурского полуострова слева до Гавра и даже дальше.

И сейчас в лунном свете перед Пласкатом открылся замечательный вид. Медленно перемещая бинокль, он осмотрел залив. Был легкий туман. Черные тучи иногда расходились, и луна освещала поверхность воды. Не было видно огней. Не слышно подозрительных звуков. Пласкат несколько раз осмотрел залив, но кораблей не обнаружил.

Пласкат отошел от прибора.

– Там все чисто, – сказал он, обращаясь к лейтенанту Зеену. Затем соединился с командиром полка.

– Я собираюсь остаться тут, – сказал он Океру, – может быть, это ложная тревога, но может что-то начаться.

К этому времени на различные командные пункты частей 5-й армии по всей Нормандии продолжали сходиться противоречивые данные. Офицеры во всех штабах пытались оценить обстановку. У них были отрывочные свидетельства о том, что где-то были замечены темные фигуры; выстрелы слышали в другом месте; в одном квадрате видели висящий на ветках парашют. Это признаки чего? Было выброшено только 570 десантников, но этого было достаточно, чтобы посеять самые плохие сомнения.

Рапорты были фрагментарны, их источники разбросаны, и даже бывалые солдаты относились к получаемой информации скептически. Сколько человек приземлилось – два или двести? Может быть, это диверсанты, которые должны организовать подрывы? Или это действия французского подполья? Никто ни в чем не был уверен. Не составлял исключения и генерал Ричерт, командир 711-й дивизии, который сам столкнулся с парашютистами. Он решил, что это был рейд десантников на его штаб. Он так и доложил в рапорте своему командиру корпуса. Когда позже эта информация дошла до штаба 15-й армии, там записали в журнале: «О деталях не сообщалось».

За последнее время было столько ложных тревог, что каждый старался не высовываться. Ротный командир, как правило, должен был дважды подумать, прежде чем рапортовать командиру батальона. Обычно ротный посылал патрули, чтобы все проверить и перепроверить. Батальонный командир действовал еще более осторожно, прежде чем доложить полковому командованию. То, что реально стало известно в немецких штабах к началу дня «D», не привело к тому, чтобы кто-то отважился объявить тревогу, которая могла оказаться ложной. А часы уже отсчитывали минуты.

С Шербурского полуострова два генерала уже отбыли для участия в штабных учениях в Ренн. Третий, генерал-майор Вильгельм Фалле – командир 91-й воздушно-десантной дивизии, собирался в дорогу. Несмотря на запрет, исходящий из 7-й армии, не покидать места службы до утра, генерал не понимал, как он сможет принять участие в играх с «парашютистами», если не выедет до рассвета. Его решение стоило ему жизни.

В штабе 7-й армии в Ле-Мане ее командующий генерал-полковник Фридрих Долман уже давно спал. Предварительно он, в связи с погодными условиями, отменил тревогу, запланированную именно на эту ночь. Накануне он сильно устал и решил лечь спать пораньше. Его начальник штаба деловой и добросовестный генерал-майор Макс Пемсель тоже собирался лечь спать.

В Сен-Ло в штабе 84-го корпуса, в следующем по уровню за штабом армии, все было готово, чтобы отметить день рождения генерала Эрика Маркса. Начальник разведки майор Фридрих Хайн уже заготовил «Шабли». План состоял в том, чтобы Хайн, начальник штаба подполковник Фридрих фон Кригерн и несколько других старших офицеров вошли в кабинет Маркса в ту минуту, когда часы на церкви в Сен-Ло пробьют полночь (в час ночи по британскому летнему времени). Все гадали, как мрачный одноногий Маркс (он потерял ногу на русском фронте) отреагирует на подготовленный ими сюрприз. Генерала считали одним из самых лучших генералов во всей Нормандии, но он не очень любил всякого рода торжества и парады. Но план, каким бы наивным он ни казался, нужно было исполнить. Они собирались войти к имениннику, когда услышали выстрелы стоящей рядом зенитной батареи. Офицеры выбежали из помещения в тот момент, когда объятый пламенем бомбардировщик союзников по спирали падал на землю. Они услышали громкие крики зенитчиков: «Мы подбили его… Мы сбили его!» Сам генерал оставался в своем кабинете.

Когда церковные часы начали бить двенадцать, группа с вином и бокалами по-военному чинно и немного робко вошла в комнату. Возникла непродолжительная пауза, пока Маркс смотрел на вошедших сквозь очки. «Его искусственная нога скрипнула, – вспоминал позже Хайн, – когда он поднялся, чтобы приветствовать нас». Сделав дружеский жест рукой, генерал разрядил обстановку. Вино открыли, разлили по бокалам и выпили за здоровье Маркса. Они не знали, что в 40 милях от них 4255 британских парашютистов скоро начнут приземляться на землю Франции.

Глава 3

Над освещенными луной полями Нормандии прокатились резкие звуки английского охотничьего рожка. Звуки были отрывистые, немелодичные. Рожок звучал снова и снова. В направлении звуков по полям, лесам, канавам и болотам двигались десятки одетых в камуфляж, обвешанных оружием и другим снаряжением темных фигур. Зазвучали другие рожки. Потом заиграла труба. Для сотен солдат 6-й британской воздушно-десантной дивизии это была увертюра к началу сражения.

Какофония звучала со стороны деревни Ранвилль. Голоса рожков и труб были сигналами сбора для двух батальонов 5-й парашютной бригады. В задачу одного из батальонов входило соединиться с отрядом майора Ховарда и оказать ему помощь в удержании захваченных мостов. В задачу второго входил захват и удержание деревни Ранвилль на восточных подступах к мостам. Никогда раньше командирам парашютных подразделений не приходилось собирать своих людей таким странным способом. Но 6-й дивизии нужно было торопиться. Первые волны главного десанта должны будут начать высадку на пять плацдармов между шестью тридцатью и семью тридцатью утра. У «Красных дьяволов» в распоряжении было только пять с половиной часов, чтобы закрепить достигнутые успехи и обеспечить левый фланг фронта вторжения союзников.

Дивизия имела много разных задач, которые предстояло выполнить синхронно. Парашютистам нужно было овладеть высотами к северо-востоку от Кана, удержать переправы через реку Орн и Канский канал, разрушить пять мостов через реку Дув, чтобы не допустить подхода подкреплений противника, особенно бронетанковых частей.

Но у легковооруженных парашютистов не было достаточно огневых средств, чтобы отразить концентрированную атаку сухопутных войск. Успех действий десантников зависел от того, как быстро им будут доставлены противотанковые пушки и бронебойные снаряды. Вес этого вооружения достаточно большой, и был единственный способ доставить его в Нормандию – на планерах. В три тридцать целый флот из 69 планеров с личным составом, пушками, автомобилями и разным вооружением должен был появиться в небе Нормандии.

Их приземление представляло колоссальную проблему. Планеры имели огромные размеры – каждый из них больше, чем самолет «DC-3». А четыре планера имели такие размеры и грузоподъемность, что могли нести даже легкие танки. Чтобы благополучно принять 69 планеров, парашютистам нужно было в первую очередь обеспечить охрану зон приземления против атак противника. Затем они должны были очистить поля от установленных на них препятствий. Необходимо было также провести разминирование мест посадки и прилегающей территории. Эту работу предстояло выполнить в темноте всего за два с половиной часа. Подготовленные посадочные площадки будут использовать вечером для посадки второго флота планеров.

У дивизии была еще одна очень важная задача. Необходимо было уничтожить батарею из четырех тяжелых орудий, установленную недалеко от Мервилля. Разведка союзников рассматривала эту батарею как сильное средство, способное значительно осложнить высадку морского десанта на плацдарм «Шпага». Вывести из строя батарею нужно было к пяти часам.

Для выполнения этой миссии 4255 парашютистов из 3-й и 5-й бригад выпрыгнули из своих самолетов над Нормандией. Они приземлились на огромном пространстве из-за навигационных неточностей, связанных с зенитным огнем; по причине плохо отмеченных зон приземления; иногда их уносило сильным ветром. Многие из них приземлились успешно, но сотни парашютистов приземлились в местах, отстоящих от запланированных зон приземления на расстоянии от 5 до 35 миль.

Из двух бригад 5-й повезло больше. Большинство личного состава приземлилось недалеко от Ранвилля. Но даже при таком «удачном» приземлении прошло больше часа, прежде чем командирам удалось собрать половину десантников, а десятки других были на пути к местам сбора, ведомые звуками рожков.

Рядовой Раймонд Баттен из 13-го батальона слышал рожки, но был не в состоянии двинуться навстречу звукам. При приземлении он прошел сквозь кроны толстых деревьев, и теперь беспомощно раскачивался на стропах парашюта в 15 футах от земли. В лесу было тихо, но вдалеке Баттен слышал длинные автоматные очереди, гул самолетов и стрельбу зениток. Когда Баттен достал нож, чтобы обрезать стропы, рядом раздалась очередь из «шмайссера». Минуту спустя внизу раздался шум, и кто-то медленно стал подходить к Баттену. Баттен потерял свою автоматическую винтовку при приземлении, а пистолета у него не было. Он висел, не зная, кто идет к нему, немец или свой брат парашютист. «Не знаю, кто подошел и посмотрел вверх на меня, – вспоминал Баттен, – я мог только замереть; он решил, что я мертвый, и пошел дальше».

Баттен спрыгнул с дерева и поспешил на зов рожков. Но на этом его приключения не закончились. На опушке леса он обнаружил тело молодого парашютиста, у которого не раскрылся парашют. Потом, когда он выбрался на дорогу, мимо него прошел десантник, который кричал: «Они убили командира… Они убили командира!» Наконец, Баттен соединился с группой, идущей к месту сбора. Рядом с ним шел солдат, находившийся в состоянии шока. Он двигался, уставясь бессмысленным взглядом под ноги, и не понимал, что его винтовка, которую он крепко зажал в руке, была изогнута почти пополам.

Подобных случаев было немало. Многие были шокированы картинами реальной войны. Капрал Харольд Тайт из 8-го батальона видел подбитый транспортный самолет. Он пролетел со страшным грохотом над головой Тайта и взорвался в миле от него. Тайт не знал, успели ли парашютисты выброситься.

Рядовой Персивал Лиггинз из 1-го канадского батальона тоже видел горящий самолет. «Двигатели работали, из него что-то сыпалось во все стороны, – вспоминал Лиггинз, – казалось, он летит прямо на меня. От ужаса я не мог двинуться с места. Он врезался носом в землю недалеко от меня. Я и другие побежали к самолету, чтобы кого-нибудь спасти, но в это время он взорвался».

Для двадцатилетнего рядового Колина Пауэлла из 12-го батальона звуки войны начались со стонов в ночи. Он склонился над тяжело раненным ирландцем, который тихо попросил его: «Слушай, пристрели меня, пожалуйста». Пауэлл не решился на это, а устроил раненого поудобнее и обещал прислать помощь.

Для многих в первые минуты жизнь зависела от их собственных способностей. Лейтенант Ричард Хилборн из 1-го канадского батальона вспоминал, как он приземлился на теплицу. Раздался звон разбитого стекла, но Хилборн успел выскочить из-под падавшей на него стеклянной крыши. Другой десантник попал прямо в колодец. Ему удалось выкарабкаться, и он прибыл к месту сбора, как будто ничего не случилось.

Повсеместно люди сами выходили из непредвиденных ситуаций. В большинстве случаев их обстоятельства были сложны и в дневное время. Но ночью на вражеской территории они усугублялись страхом и воображением. Так было с рядовым Годфри Мэдисоном. Он спешил на звуки горна, когда споткнулся и налетел на заграждение из колючей проволоки. Вес его снаряжения составлял 125 фунтов, включая четыре десятифунтовые мины. Он так запутался, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. «Я начал паниковать, – вспоминал он, – было очень темно, мне казалось, что меня немедленно изрешетят пулями». Некоторое время он не двигался, ждал и слушал. Поняв, что не наделал шума, Мэдисон начал, превозмогая боль, освобождаться. Ему показалось, что прошли часы, прежде чем он смог освободить одну руку, снять с пояса кусачки и перерезать проволоку. Через несколько минут он был уже далеко от того места и спешил к месту сбора.

Почти в это же время майор Дональд Вилкинз из 1-го канадского батальона пробирался мимо сооружения, которое принял за небольшую фабрику. Неожиданно он увидел на лужайке группу людей. Он инстинктивно бросился на землю. Темные фигуры стояли неподвижно. Вилкинз долго смотрел на них, потом встал и приблизился к ним. Его подозрения подтвердились: это была группа садовых статуй.

Сержанту из того же подразделения пришлось испытать нечто подобное, но фигуры были живыми. Рядовой Генри Черчилль, который сидел в кювете, видел, как сержант приземлился по колено в воду, скинул с себя парашют и растерянно смотрел на две фигуры, приближавшиеся к нему. «Сержант ждал, – вспоминал Черчилль, – он не мог решить, немцы это или британцы». Двое приблизились, и по голосам стало ясно – немцы. Сержант дал очередь, и они оба упали замертво.

Самым серьезным врагом в первые минуты и часы дня «D» были не люди, а природа. Приготовленные Роммелем противодесантные препятствия сработали хорошо. Водные пространства и болота в долине реки Дув были смертельными ловушками. Много людей из 3-й бригады бесследно пропали в этих местах. Некоторые пилоты, пролетая в густых облаках, ошибочно принимали устье реки Дув за Орн и давали команду на выброску десанта прямо на затопленные пространства и болота. Один батальон в составе 700 человек, который должен был приземлиться на площади в одну квадратную милю, был разбросан на территории в 50 квадратных миль, при этом большинство десантников попали в болота. Этому батальону надлежало выполнить самую тяжелую работу: атаковать батарею в Мервилле. Некоторым пришлось добираться до места сбора несколько дней, а иные исчезли навсегда.

Число погибших в окрестностях реки Дув никогда не будет установлено. Те, кому повезло выбраться оттуда, рассказывали, что болота пересекали илистые траншеи глубиной в 7 и шириной в 4 фута. В одиночку человек, увешанный оружием и снаряжением, преодолеть такие препятствия не мог. Вес снаряжения удваивался, так как все, что могло впитывать влагу, становилось мокрым. Тот, кто хотел спастись, должен был сбросить с себя всю экипировку. Те, кому удавалось преодолеть эти препятствия, могли утонуть в реке.

Рядовой Генри Хамберстоун из 224-й парашютной медчасти едва избежал такой гибели. Он попал в болото, не имея представления, где находится. Он ожидал, что окажется в зоне фруктовых садов к западу от Варревилля, а приземлился на восточной границе зоны высадки. Между ним и Варревиллем простирались не только болота, но и протекала река. Вся местность была покрыта туманом, и вокруг Хамберстоуна квакали лягушки. Впереди был слышен шум воды. Хамберстоун двинулся через болото вперед и вскоре достиг берега реки. Пока он искал глазами место, где можно было переправиться, увидел двух людей на противоположном берегу. Это были канадцы из 1-го батальона. «Как мне перебраться?» – спросил Хамберстоун. «Это просто», – ответил один с другого берега. Он вошел в воду, желая показать, что перейти реку несложно. «Я смотрел на него около минуты, а затем он исчез, – вспоминал Хамберстоун, – ни я, ни его товарищ не слышали ни крика, ни другого звука… Он утонул раньше, чем мы смогли что-нибудь предпринять ».

Капитан Джон Гвиннетт, капеллан 9-го батальона, тоже попал в болота. Он был совершенно один; вокруг него была тишина. Ему обязательно нужно было пробраться к своему батальону. Он знал, что при захвате батареи в Мервилле прольется много крови, и надеялся быть рядом со своими. «Страх, – говорил он, обращаясь к батальону перед посадкой в самолеты, – стучится в дверь; вера открывает ее, и оказывается, что там ничего нет». В данный момент Гвиннетт этого не помнил. Ему потребовалось семнадцать часов для того, чтобы выбраться из болот.

В это время командир 9-го батальона подполковник Теренс Отвей был в ярости. Он приземлился в нескольких милях от места сбора и понимал, что его людей разбросало на огромной площади. Пока он шел в ночи, ему встречались маленькие группы его десантников. Его мучил вопрос: неужели и планеры с оружием приземлятся так же неудачно?

Отвею были абсолютно необходимы пушки и другое оружие, чтобы успешно атаковать батарею. Ведь в Мервилле была не обычная батарея. Вокруг нее на большой площади было сооружено множество труднопреодолимых оборонительных препятствий. На пути к самой батарее, которая стояла в бетонном бункере, батальону нужно было преодолеть минные поля и противотанковые рвы, пройти сквозь полосу колючей проволоки шириной 15 футов, снова преодолеть минные поля, а затем встретиться со множеством пулеметных огневых точек. Немцы считали, что построенные ими сооружения вместе с охраной, состоящей из 200 человек, делают батарею практически неуязвимой.

Отвей так не считал. Его план захвата батареи был разработан до деталей. Он был уверен в нем на 100 процентов. По плану сначала по батарее должны были нанести бомбовый удар 100 бомбардировщиков «ланкастер» и сбросить бомбы весом по 4 тысячи фунтов. Планеры должны были доставить джипы, противотанковые орудия, огнеметы, торпеды «бангалор» (длинные, начиненные взрывчаткой трубы для создания проходов в колючей проволоке), миноискатели, минометы и даже легкие алюминиевые лестницы. Оснащенный таким оружием, Отвей собирался атаковать батарею, разбив свой отряд на одиннадцать групп. Разведывательные группы должны исследовать прилегающее пространство. Минеры должны разминировать проходы и обозначить их. Группы прорыва – с помощью торпед проделать проходы в рядах колючей проволоки. Снайперы, пулеметчики и минометчики – оборудовать позиции, чтобы прикрывать затем атакующих.

В плане Отвея был один сюрприз: одновременно с атакой батареи с земли на «вершине» у самой батареи должны приземлиться три планера с десантниками; нападение нужно произвести с воздуха и суши.

Некоторые части плана выглядели самоубийственными, но высокий риск оправдывался тем, что мервилльские орудия были способны уничтожить тысячи британцев, которым предстояло высаживаться с моря на плацдарм «Шпага». У батальона Отвея будет не более часа, чтобы вывести из строя пушки. Подполковнику сказали, что, если его миссия не станет успешной, орудия попытаются подавить морской артиллерией. Это означало, что нужно покинуть батарею к пяти тридцати утра. В это время, если от Отвея не поступит сигнал о выполнении задачи, начнется обстрел с моря.

Так все выглядело на бумаге. Но пока Отвей спешил к месту сбора, первая часть плана уже провалилась. Бомбардировка, которая была проведена в ноль тридцать, оказалась бесполезной: ни одна бомба не попала в батарею. Дальше пошло еще хуже – планеры с вооружением не появились.

Посреди «Нормандских пляжей» из наблюдательного бункера майор Вернер Пласкат смотрел на море. Он видел только белые гребни волн, но его подозрения не рассеялись. Вскоре после его прихода в бункер где-то далеко справа несколькими волнами пролетели самолеты. Пласкат решил, что их было несколько сотен. После того как самолеты пролетели, майор ждал подтверждения из полка о том, что вторжение началось. Но телефон молчал. Потом Пласкат снова слышал гул самолетов, на этот раз слева от себя. Самолеты, как ему казалось, шли с запада в сторону Шербурского полуострова. Пласкат был озадачен как никогда. Инстинктивно он припал к прибору и взглянул на море. Залив был абсолютно чист.

Глава 4

Бомбы рвались совсем близко от Сен-Мер-Эглиз. Александр Рено, мэр города и городской фармацевт, чувствовал, как земля дрожит под ногами. Ему казалось, что самолеты бомбят батареи в Сен-Марку и Сен-Мартен-де-Варревилль. Оба места находились от него всего в нескольких милях. Он очень волновался за судьбу города и людей. Все, что обитатели города могли сделать при бомбардировке, – это укрыться в щелях, вырытых в саду или в подвалах. Они не могли покинуть город из-за комендантского часа. Рено вывел свою жену Симону и троих детей в коридор, толстые бревна которого были хорошей защитой. Было час десять ночи, когда семья собралась в своем бомбоубежище. Рено точно запомнил время, потому что сразу раздался настойчивый стук в наружную дверь.

Рено пошел открывать. Путь к двери проходил через аптеку, окна которой выходили на городскую площадь. Городская площадь с растущими на ней каштанами и огромная нормандская церковь были ярко освещены. На противоположной стороне площади горела вилла Хайрона. Пламя охватило ее почти целиком.

Рено открыл дверь. Перед ним стоял начальник городской пожарной команды в блестящем бронзовом шлеме, который почти касался плеч.

– Я думаю, в него попал по ошибке один из бомбардировщиков, – сказал он, направляясь к горящему дому. – Огонь распространяется быстро. Можете пойти к коменданту и попросить отменить комендантский час? Нам нужно как можно больше людей, чтобы доставлять воду по цепочке.

Мэр побежал к немецкой комендатуре, находившейся рядом. Дежурный сержант дал разрешение. Одновременно немец вызвал солдат для охраны добровольных пожарных. Рено пошел к священнику и сказал ему, что случилось. Кюре послал церковного сторожа звонить в колокол, а сам вместе с мэром отправился по домам созывать горожан на помощь. Колокол начал звонить. Его гул разносился по всему городу. Люди стали выходить на улицу. Некоторые были в ночных рубашках или полуодетые. Скоро собралось больше сотни мужчин и женщин, которые, выстроившись в две цепочки, передавали друг другу ведра с водой. Вокруг них стояло не меньше 30 вооруженных солдат.

Во время тушения пожара к Рено подошел отец Луи Руллан и отвел его в сторону.

– Я должен сказать вам что-то очень важное, – сказал священник.

Он повел Рено к себе в дом. Там на кухне их ждала немолодая учительница мадам Анжела Левро. Она была в состоянии шока.

– Человек приземлился на мои грядки с горохом, – сказала она дрожащим голосом.

Рено разволновался, но постарался успокоить женщину:

– Не волнуйтесь; оставайтесь дома и никуда не выходите.

Потом он снова поспешил на пожар.

Пока он отсутствовал, пожар разгорелся сильнее. Искры разлетались во все стороны и достигали других строений, которые тоже начинали гореть. Для Рено это стало ночным кошмаром. Непрерывно звонящий колокол усиливал драматичность картины. В это время все услышали гул самолетов.

Звук приближался с запада – постоянно нарастающий гул. Потом стали слышны выстрелы зениток. По всему полуострову батарея за батареей включались в работу по мере нахождения целей. Все, кто был на площади, смотрели вверх, забыв о пожаре. Потом, когда гул моторов возник над ними, заговорили зенитки, стоявшие в городе. Самолеты летели сквозь стену огня с земли, почти касаясь крыльями друг друга. Огни на самолетах были включены. Они летели так низко, что люди на площади инстинктивно пригнулись, и Рено запомнил, что «самолеты отбрасывали на землю огромные тени; казалось, что красные огни горели внутри их».

Волна за волной пролетел первый гигантский воздушный флот, обеспечивший начало самой большой воздушно-десантной операции: 882 самолета с 13 тысячами десантников на борту. Это были парашютисты из 101-й и 82-й американских дивизий. Им предстояло приземлиться в шести зонах недалеко от Сен-Мер-Эглиз. Парашютисты выбрасывались группа за группой. Десяткам из тех, которые приземлились в назначенных зонах за городом, довелось слышать необычный для войны звук: звон церковного колокола. Для многих это был последний звук, который они слышали в своей жизни. Подхваченные сильным ветром, они снижались прямо в ад на городскую площадь, на пули автоматов. Лейтенант Чарльз Сантарсьеро из 506-го полка 101-й дивизии стоял в проеме двери самолета, когда он пролетал над городом. «Мы шли на высоте около 400 футов, – вспоминал лейтенант. – Я видел пожар и немцев, бегающих по площади. На земле был полный хаос. Снизу били зенитки и автоматы, и наши бедные ребята попадали под огонь, не долетев до земли».

Сразу после того, как рядовой Джон Стил из 505-го полка покинул самолет, он увидел, что приземлится не в назначенной зоне, его несет ветром прямо на центр города, который объят пламенем. Он увидел немецких солдат и горожан, мечущихся по площади. Стилу показалось, что большинство из них смотрят на него. Тут его чем-то ударило «похожим на острый нож». Пуля раздробила ему ступню. Потом Стил увидел, что его несет прямо на колокольню. Он пытался, раскачиваясь, изменить направление полета, но это ему не удалось.

Эрнст Бланчард находился выше Стила. Он слышал звон колокола и пули, пролетавшие мимо него. Потом он с ужасом увидел рядом с собой человека на парашюте, «разорванного в клочья». Очевидно, он стал жертвой взрывчатки, которая была у него.

Бланчард начал раскачиваться, пытаясь приземлиться дальше от площади. Но было слишком поздно. Он, с треском ломая ветки, приземлился на дерево. Вокруг него десантников расстреливали из пулемета. Раздавались крики и стоны, которые ему никогда не забыть. Когда пулеметный огонь начал приближаться к Бланчарду, он срезал ремни, спрыгнул с дерева и побежал, не заметив того, что в панике отрезал себе палец.

Немцам показалось, что город был объектом атаки парашютистов, а местным жителям – что они оказались в самой гуще сражения. В действительности около 30 американцев опустились на город, из них не более 20 – на центральную площадь. Но этого было достаточно, чтобы вызвать панику среди солдат гарнизона, насчитывавшего около 100 человек. Рено показалось, что некоторые солдаты, прибывшие для подкрепления, при виде пожара и крови буквально лишились рассудка.

В 20 ярдах от того места, где стоял мэр, на дерево упал парашютист. Его сразу заметили. Как запомнил Рено, «с полдюжины немцев разрядили в него магазины своих автоматов, и парень болтался на дереве вниз головой с открытыми глазами».

Поглощенные видом бойни, разыгравшейся на площади, люди не замечали, что над ними продолжали лететь самолеты. Тысячи парашютистов выбрасывались в зоны 82-й дивизии, расположенные к северо-западу от города, и зоны 101-й к востоку – между Сен-Мер-Эглиз и плацдармом «Юта». Но, как и первые парашютисты, некоторые из них тоже попадали на смертоносную площадь. Двое из них со всем снаряжением, с гранатами и пластиковой взрывчаткой упали прямо в горящий дом. Послышались короткие крики, потом взрывы.

Среди этого кошмара и паники один человек упорно цеплялся за жизнь. Рядовой Стил висел на стропах прямо под крышей церкви. Его парашют обернулся вокруг звонницы. Он слышал вопли и крики. Видел немцев и американцев, стреляющих друг в друга на площади и прилегающих улицах. С ужасом смотрел, как выпущенные из пулемета трассирующие пули пролетают рядом с ним. Стил попытался обрезать ремни, но нож выскользнул из руки и упал на площадь. Он понял, что у него есть последняя надежда: притвориться мертвым. На крыше в нескольких ярдах от Стила стрелял пулемет. Немец стрелял по всем направлениям, но почему-то не в него. Он притворялся так хорошо, что лейтенант Виллард Янг из 82-й дивизии, который в это время пробегал внизу, ясно запомнил «мертвого парашютиста, болтающегося под колокольней». Он провисел так больше двух часов, пока немцы не сняли его. От шока и боли в раздробленной ступне он ничего не помнил. Не помнил звона колокола, который был в нескольких футах от него.

События в городе были прелюдией к главным действиям американского десанта. Но в общей схеме событий это кровавое столкновение было случайным. Захват города входил в задачу 82-й дивизии, но это произошло позже. До этого предстояло решить много задач; 82-я и 101-я дивизии очень спешили.

Перед американцами стояла задача удерживать правый фланг зоны высадки морского десанта, а перед британцами – левого. Но на американцев возлагалась еще и ответственность за успех операции на плацдарме «Юта».

Главным препятствием при морском десантировании на плацдарм «Юта» были затопленные земли в пойме реки Дув. Инженеры Роммеля блестяще использовали выгоды географического положения реки Дув и ее главного притока Мердере. Созданные водные препятствия, пронизывая основание Шербурского выступа, соединялись с Карантанским каналом. Манипулируя шлюзами вековой давности, расположенными в нескольких милях выше Карантана, немцы затопили столько земли, что полуостров был покрыт болотами и почти отрезан от всей Нормандии. Контролируя всего несколько дорог, мостов и дамб, немцы могли заблокировать войска вторжения и, возможно, уничтожить. В случае высадки союзников на восточном побережье немцы атаками с севера и запада могли захлопнуть ловушку и скинуть противника в море.

Но немцы не собирались допускать такой сценарий. В качестве дополнительной оборонительной меры они затопили более 12 квадратных миль низменности за пляжами на восточном побережье. Плацдарм «Юта» находился посередине этого ряда искусственных озер. Для 4-й пехотной дивизии (с танками, пушками, автомобилями и другим обеспечением) единственной возможностью продвинуться в глубь полуострова было форсировать озера по пяти дамбам, которые простреливались немецкой артиллерией.

Весь полуостров и его естественные преграды контролировали три немецкие дивизии: 709-я на севере и вдоль восточного побережья; 243-я, оборонявшая западное побережье; и недавно прибывшая 91-я, дислоцированная в центре полуострова. Кроме того, к югу от Карантана наготове стояла одна из лучших частей вермахта – 6-й парашютный полк под командованием барона фон дер Хейдта. Немцы с помощью авиации в любой момент могли дополнительно к уже имевшимся подразделениям перебросить около 40 тысяч личного состава в места вероятной высадки десанта союзников. Перед двумя американскими генералами, Максвеллом Тейлором (101-я дивизия) и Мэтью Риджвеем (82-я дивизия), стояла труднейшая задача захватить и удержать десантное пространство, ограниченное плацдармом «Юта» с востока и уходящее далеко на запад через основание Шербурского полуострова. Две воздушно-десантные дивизии должны были обеспечить вторжение на полуостров 4-й американской пехотной дивизии. Численность двух десантных дивизий была более чем втрое меньше численности войск противника, дислоцированных на полуострове.

На карте десантное пространство напоминало след человеческой ступни, четыре пальца которой упирались в побережье, большой палец закрывал шлюзы Ла-Баркю, расположенные выше Карантана, а пятка перекрывала болота в долинах рек Дув и Мердере. «След ступни» был длиной 12 миль, шириной в области пальцев – 7 миль, а в области пятки – 4. Это пространство должны были захватить и удерживать 13 тысяч десантников; его нужно было занять в течение менее пяти часов.

Десантники генерал-майора Тейлора должны были занять шестипушечную батарею в Сен-Мартен-де-Варревилль, расположенную за «Ютой», и быстро подойти к четырем из пяти дамб, проходящих в направлении населенного пункта Пуппевилль. Одновременно необходимо было захватить или уничтожить переправы и мосты через Карантанский канал и реку Дув, а также шлюзы Ла-Баркю. В то время как «орлы» из 101-й дивизии захватывают свои цели, десантники Риджвея должны удерживать «пятку» и левую сторону «ступни». Им нужно было захватить и удерживать переправы через Дув и Мердере, овладеть Сен-Мер-Эглиз и удерживать позиции на северной окраине города, чтобы не допустить контратак немцев.

У десантников была и еще одна задача. Им было необходимо подготовить места посадки планеров с подкреплением и вооружением, как это было запланировано британцами. Первая группа планеров – более ста единиц – должна была приземлиться перед рассветом, а вторая вечером.

С самого начала американцам, как и британским десантникам, пришлось встретиться и бороться с неожиданностями. Прежде всего их разбросало по огромной территории. Только один полк – 505-й из 82-й дивизии – приземлился в запланированной зоне. При десантировании было потеряно 60 процентов оборудования, включая большинство радиостанций, минометов и боеприпасов. Многие десантники не могли сориентироваться. Они в одиночестве приземлялись далеко от нужных им объектов. Маршрут, по которому летели самолеты, проходил с запада на восток; на то, чтобы пересечь полуостров, уходило не более двенадцати минут. Те, кто покинул самолет слишком поздно, могли попасть в воды Ла-Манша; те, кто выпрыгнул слишком рано, могли приземлиться между западным побережьем и затопленными зонами. Некоторые группы приземлились так неудачно, что очутились ближе к западной части полуострова, чем к запланированным зонам на востоке. Сотни парашютистов, обвешанные оружием и другим снаряжением, приземлились в болота в окрестностях рек Дув и Мердере. Многие из них утонули в местах, где глубина воды не превышала двух футов. Другие, прыгнув слишком поздно, думая, что летят в темноте над Нормандией, попадали в воды Ла-Манша.

Целая группа парашютистов из 101-й дивизии в числе 18 человек погибла именно так. Капрал Льюис Мерлано, прыгнувший из следующего самолета, приземлился на песчаный пляж рядом с надписью «Achtung Minen!»[18] Он прыгал вторым из группы. В темноте Мерлано слышал плеск волн. Он лежал среди дюн на несколько ярдов выше плацдарма «Юта» в окружении построенных Роммелем противодесантных сооружений. Мерлано еще не полностью пришел в себя после приземления, когда услышал доносящиеся издалека крики. Он только потом узнал, что это были крики 11 его товарищей, прыгавших после него, которые в тот момент тонули в Ла-Манше.

Мерлано со всех ног бросился прочь от берега, не обращая внимания на то, что бежит по минным полям. Он преодолел заграждение из колючей проволоки и устремился к ближайшему перелеску. Среди деревьев он увидел чью-то фигуру. Мерлано, не останавливаясь, бежал дальше. Он пересек дорогу и стал карабкаться на оказавшуюся на его пути каменную стену. Тут он услышал сзади жуткий крик. Он оглянулся. Поток пламени, выпущенного из огнемета, осветил перелесок, который он только что пересек, и контуры фигуры парашютиста. Мерлано в ужасе присел у стены. Недалеко послышались крики немцев и автоматные очереди. Мерлано попал в переполненный немцами укрепленный район. Он решил, что без боя не сдастся. Была одна вещь, которую ему необходимо было сделать в первую очередь. Он достал из кармана маленькую книжечку размером два на два дюйма с шифрами и паролями и листок за листком съел ее.

На другом краю десантного пространства парашютисты беспомощно пытались бороться за жизнь, оказавшись среди темных болот. Долины Мердере и Дув были усеяны разноцветными парашютами. Маленькие огоньки, горевшие на тюках с оборудованием, зловеще мерцали повсюду среди ночных болот. Люди падали в воду, уходили в нее с головой, теряя друг друга из виду. Некоторым не суждено было вынырнуть. Другие, вынырнув, глотали воздух и старались освободиться от груза, который тянул их под воду.

Капеллан из 101-й дивизии капитан Фрэнсис Сэмпсон оказался в воде с головой. Груз, как якорь, держал его. Парашют, надуваемый сильным ветром, оставался раскрытым. Сэмпсон каким-то чудом избавился от груза, среди которого были и атрибуты священника. Парашют, как огромный парус, потащил его и выбросил на мелководье. Обессиленный, он пролежал минут двадцать. Затем, не обращая внимания на разрывы мин и пулеметный огонь, отец Сэмпсон добрался до места, где избавился от снаряжения, и стал нырять в поисках обязательных для его сана предметов. Только с пятнадцатой попытки ему повезло.

По бесчисленным полям, перелескам и пастбищам, лежащим между Ла-Маншем и затопленными районами, американцы отыскивали друг друга с помощью детских трещоток ценой в несколько центов. На один щелчок нужно было отвечать двойным, а на двойной – одним. Руководствуясь такой сигнализацией, американцы выходили из своих укрытий и встречались друг с другом. Для 82-й дивизии были предусмотрены и пароли. Генерал-майор Максвелл Тейлор и неизвестный рядовой, на котором не было головного убора, встретившись на опушке леса, крепко обняли друг друга. Некоторые десантники очень быстро находили своих и объединялись в подразделения. Другим попадались в ночи незнакомые лица, но на их плечах можно было различить нашивки с изображением американского флага.

Путаница и недоразумения, возникавшие в первые минуты после приземления, проходили, и десантники быстро адаптировались к ситуации. Десантники 82-й дивизии, принимавшие участие в операциях на Сицилии и в Салерно, хорошо знали, с чем можно столкнуться после приземления. Парашютисты из 101-й дивизии, для которых это был первый боевой опыт, старались не ударить лицом в грязь перед своими опытными товарищами. Всем нужно было торопиться, и собранные подразделения быстро выдвигались к своим объектам. Те, которым не посчастливилось найти своих, присоединялись к «чужим», и нередко возникали ситуации, когда парашютистами из 101-й дивизии командовал офицер из 82-й и наоборот. Десантники обеих дивизий плечом к плечу выполняли боевые задачи на объектах, о которых никогда не слышали.

Сотни людей оказались на небольших полях, окруженных со всех сторон высокими деревьями. Поля эти были для них маленькими, молчаливыми, изолированными и полными опасностей мирами. В них каждая тень, шорох или треск сломанной ветки таили опасность. Рядовой Шульц, Голландец, находился в одном из таких миров и не мог найти из него выход. Он решил щелкнуть трещоткой. После первого щелчка он получил ответ, которого не ожидал, – пулеметную очередь. Он бросился на землю и, направив винтовку в сторону, откуда прошла очередь, нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Он забыл зарядить свою «М-1». Последовала вторая очередь, и Шульц бросился к ближайшему перелеску.

Он снова попробовал сосредоточиться и сориентироваться. Вдруг рядом треснула ветка. Шульца на мгновение охватила паника, но он тут же успокоился, когда рядом с ним появился его командир, лейтенант Джек Теллерди. «Это ты, Голландец?» – спросил командир. Шульц бросился к нему. Они вместе вышли к собранной лейтенантом небольшой группе. В группе были десантники из 101-й и всех трех полков 82-й дивизии. Первый раз с момента приземления Шульц почувствовал себя уверенно. Он уже был не один.

Теллерди шел во главе группы, которая веером следовала за ним. Через некоторое время они услышали, а потом увидели небольшой отряд, двигавшийся им навстречу. Теллерди щелкнул трещоткой и, как ему показалось, услышал ответный щелчок. «По мере того как мы сближались, – рассказывал Теллерди, – по форме их стальных касок стало понятно, что перед нами немцы. Потом произошел один из редких на войне курьезов. Группы миновали друг друга как бы в гипнотическом состоянии, не сделав ни одного выстрела. Когда расстояние между ними сделалось большим, темнота поглотила их, как будто их никогда не существовало».

По всей Нормандии в эту ночь происходили неожиданные встречи немецких солдат с парашютистами. Часто жизнь зависела от внимания и тех долей секунды, которые были нужны, чтобы сделать выстрел. В трех милях от Сен-Мер-Эглиз лейтенант Джон Велез из 82-й дивизии едва не наступил на немецкого пулеметчика. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Первым пришел в себя немец. Он в упор выстрелил в Велеза. Пуля попала в затвор винтовки американца, срикошетила и, царапнув руку, улетела. После этого оба разбежались в разные стороны.

Майору Лоуренсу Легару из 101-й дивизии удалось «отговориться». Где-то между Сен-Мер-Эглиз и «Ютой» он сколотил небольшой отряд и вел его в направлении места сбора. Он шел впереди. Внезапно его окликнули по-немецки. Легар не знал немецкого, но свободно говорил по-французски. Поскольку группа была за ним на таком расстоянии, что ее не было видно, Легар стал разыгрывать из себя фермера, объяснять, что он возвращается со свидания, и просить извинить его за нарушение комендантского часа. Говоря это, он отклеил с гранаты липкую ленту, предохраняющую чеку от случайного выпадения. Продолжая свой «рассказ», Легар выдернул чеку, бросил гранату и упал на землю. Он убил трех немцев. «Когда я вернулся к своему храброму отряду, – вспоминал Легар, – то увидел, что они успели разбежаться во все стороны».

Было немало забавных моментов. Находясь в темном саду в миле от Сен-Мер-Эглиз, капитан Лайл Патнам, один из батальонных хирургов 82-й дивизии, собрал свое медицинское оборудование и пошел в поисках выхода из сада. У лесопосадки увидел фигуру человека, который медленно приближался к нему. Патнам замер на месте и громким шепотом произнес пароль: «Молния». Вместо ожидаемого им ответа «Гром», человек вскрикнул: «Боже мой!» – повернулся и исчез, как лунатик. Доктор так рассердился, что даже забыл испугаться. В полумиле от этого места друг Патнама, капитан Джордж Вуд, капеллан 82-й дивизии, в одиночестве сидел на земле и непрерывно щелкал трещоткой. Ему никто не отвечал. Он в ужасе вскочил, когда услышал сзади голос: «Во имя Господа, падре, прекратите шуметь». Пристыженный капеллан последовал за парашютистом к месту сбора.

К полудню капеллан и хирург были в школе мадам Анжелы Левро в Сен-Мер-Эглиз и занимались своим военным делом, в котором форма и звания не имели значения: они были с ранеными и умирающими немцами и американцами.

Около двух часов ночи, когда до выброски основных сил оставалось еще более часа, многие авангардные группы уже находились рядом со своими объектами. Один из отрядов атаковал хорошо укрепленный опорный пункт, оснащенный пулеметами и противотанковым вооружением, расположенный в деревне Фокарвилль над плацдармом «Юта». Пункт имел важное значение, так как контролировал дорогу, проходящую вдоль плацдарма, по которой противник мог перебросить бронетехнику. Атаковать такой опорный пункт можно было силами не меньше роты, но в распоряжении капитана Клевеленда Фитцджеральда было всего 11 человек. Он решил атаковать, не дожидаясь подхода остальных. Начало атаки было успешным. Десантники 101-й дивизии достигли командного пункта. Командир был ранен, пуля пробила легкое. Падая, он успел убить стрелявшего в него. Это было первое сражение дня «D». Но затем американцы должны были отойти и дождаться подкрепления. Они не знали, что за сорок минут до них прямо на опорный пункт приземлились 9 других десантников, которые были взяты в плен. Пленные слышали, как проходил бой, а потом слушали игру немецкого солдата на губной гармошке.

Первые минуты и часы дня «D» были непростыми для всех, особенно для генералов. Это были люди без штабов, без связи, без подчиненных. Генерал-майор Максвелл Тейлор в своем распоряжении имел нескольких офицеров и только двух рядовых. «Никогда, – сказал он, обращаясь к ним, – таким малым числом людей не командовало так много начальников».

Генерал-майор Мэтью Риджвей был совершенно один среди ночных полей. В руке у него был пистолет, и он считал, что ему повезло. Как потом он вспоминал: «Пусть рядом не было друзей, но и противника тоже не было видно». Его помощник, бригадный генерал Джеймс Гевин уже принял командование 82-й дивизией и находился в нескольких милях от Риджвея среди болот в долине Мердере. Гевин и еще несколько десантников вытаскивали из болот мешки с оборудованием. В них были радиостанции, базуки, минометы и другое оружие, все то, что Гевину было совершенно необходимо. Он знал, что к утру «пятка» десантного пространства, которую ему предстояло удерживать, подвергнется мощной атаке. Стоящего по колено в воде генерала беспокоили и другие вопросы. Во-первых, он не знал точно, где находится, а во-вторых, не знал, что делать с ранеными, которые прибились к его группе и сейчас лежали на сухой земле рядом с болотом.

С час назад Гевин увидел вдалеке у воды красные и зеленые огни и послал своего адъютанта Хьюго Олсона на разведку. Генерал надеялся, что эти огни – сигналы сборных пунктов двух батальонов 82-й дивизии. Олсон не возвращался, и Гевин начал волноваться. Один из его офицеров, лейтенант Джон Девин, сняв с себя всю одежду, нырял на середине реки, разыскивая мешки со снаряжением. «Каждый раз, когда он появлялся на берегу, то выглядел как статуя из белого камня, – вспоминал Гевин. – Я не мог отделаться от мысли, что он представлял прекрасную мишень для немцев».

Внезапно из болот появился Олсон, весь испачканный илом и грязью. Он доложил, что огни, которые видны вдалеке, железнодорожные. Дорога проходит по высокой насыпи через болота. Это была первая хорошая новость за ночь. Гевин знал, что в этом районе проходит только одна железная дорога, которая соединяет Шербур и Карантан. Генерал почувствовал себя намного увереннее. Наконец он знал, где находится.

Человек, который находился в яблоневом саду к северу от Сен-Мер-Эглиз и которому предстояло удерживать фланг «Юты», чувствовал сильную боль. Подполковник Бенджамин Вандервут из 82-й дивизии при приземлении сломал ногу. Он решил, что все равно останется в строю.

Вандервуту всегда не везло. Он относился к службе очень серьезно, даже слишком серьезно. В отличие от других армейских офицеров ему никогда не присваивали кличек. Он никогда не позволял себе заводить дружеские отношения с подчиненными, как это делали другие офицеры. Нормандия все изменила. По воспоминаниям генерала Риджвея, Вандервут был «одним из самых храбрых командиров, которых он видел». Он сражался со сломанной ногой в течение сорока дней плечом к плечу с теми, чья поддержка была ему очень нужна.

Батальонным хирургом Вандервута был капитан Патнам. Капитан хорошо запомнил первую встречу с подполковником: «Он сидел и при свете фонарика изучал карту. Он узнал меня и, подозвав к себе, тихо попросил посмотреть ногу, чтобы никто не заметил. Было очевидно, что нога сломана. Я сделал тугую повязку, и он снова надел ботинок. Потом взял винтовку и, используя ее как костыль, двинулся к окружавшим его десантникам». Потом Патнам видел, как подполковник, дав команду «Вперед», двинулся со своим отрядом через поле.

Как британские парашютисты на востоке, американцы на западе, иногда с юмором, но чаще превозмогая страх, боль и усталость, начинали делать дело, ради которого спустились на землю Нормандии.

Это было только начало. Первый десант дня «D», состоявший из британцев, канадцев и американцев численностью почти в 18 тысяч парашютистов, был выброшен на фланги Нормандского фронта. Между флангами лежало пять десантных плацдармов, а сзади надвигался мощный флот из 5 тысяч кораблей. Первый корабль, американский «Бейфилд», на борту которого находился командующий военно-морскими силами «U» контр-адмирал Мун, был всего в 12 милях от «Юты» и собирался бросить якорь.

Постепенно масштабный сложный план вторжения начинал воплощаться, а немцы все еще находились в неведении или недоумении. Этому было несколько причин. По условиям погоды немцы не могли провести успешную воздушную разведку (за последние недели на разведку в места погрузки морского десанта было направлено несколько самолетов, но все они были сбиты); они упрямо верили, что вторжение может начаться на берегах Па-де-Кале. Они не придали должного значения расшифрованным сообщениям в адрес подполья. Их радарные станции подвели их в эту ночь. Даже те, которые не были разрушены бомбардировками, не смогли дать реальной информации, потому что самолеты выбрасывали так называемые «окна», представлявшие собой ленты из оловянной фольги, которые создавали помехи на экранах. Только одна станция доложила, что «на Канале отмечено обычное движение».

С момента приземления первых парашютистов прошло больше двух часов; только после этого до немецкого командования в Нормандии стали доходить разноречивые отрывочные данные, свидетельствовавшие о том, что происходят важные события. Постепенно, как приходящий в себя после наркоза больной, немцы начали просыпаться.

Глава 5

Генерал Эрик Маркс стоял перед разложенной на столе картой. Его окружали офицеры штаба, которые не расставались с ним после полночного поздравления с днем рождения. Генерал постоянно требовал новых карт. Начальнику разведки майору Фридриху Хайну показалось, что Маркс готовится к реальному парашютному десанту, а не рассматривает теоретическую возможность вторжения в Нормандию.

Во время занятий зазвонил телефон. Генерал взял трубку. Голос на другом конце начал говорить, не дожидаясь ответа Маркса. Хайн вспоминал, что «по мере того, как генерал слушал, его фигура выпрямлялась». Маркс жестом показал своему начальнику штаба, чтобы тот взял параллельную трубку. Звонил генерал-майор Вильгельм Рихтер, командир 716-й дивизии, обороняющей побережье выше Кана. «Восточнее Орна приземлились парашютисты, – докладывал Рихтер, – в районе населенных пунктов Бревилль и Ранвилль, вдоль северной окраины Бавентского леса…»

Это был первый официальный доклад, который был получен высшим германским руководством. Хайн вспоминал потом: «Нас как молнией ударило». Это произошло в ноль пятнадцать (по британскому летнему времени).

Маркс сразу же позвонил генерал-майору Максу Пемселю, начальнику штаба 7-й армии. В два пятнадцать Пемсель привел 7-ю армию в состояние высшей боевой готовности. К этому времени прошло уже четыре часа со времени перехвата второго послания из Верлена. Теперь, наконец, в 7-й армии, в чьей зоне вторжение уже началось, была объявлена тревога.

Пемсель не стал терять времени. Он разбудил командующего 7-й армией генерал-полковника Фридриха Долмана. «Генерал, – сказал Пемсель, – я уверен, что это вторжение. Пожалуйста, немедленно приезжайте».

Положив трубку, Пемсель вдруг вспомнил, что просматривал вчера разведданные и увидел сообщение от агента из Касабланки. Агент утверждал, что вторжение произойдет 6 июня именно в Нормандии.

Пока Пемсель ждал Долмана, снова позвонили из 84-го корпуса: «…Парашютисты замечены недалеко от Монтебурга и Сен-Марку (на Шербурском полуострове)… Некоторые группы приступили к боевым действиям».[19]

Пемсель тут же позвонил начальнику штаба Роммеля генерал-майору Гансу Шпейделю в группу армий «В». Это произошло в два тридцать пять.

Почти в то же время генерал Шальмут из штаба 15-й армии, расположенного рядом с бельгийской границей, пытался получить информацию из первых рук. Хотя основные силы его армии были расположены далеко от десантных действий, 711-я дивизия под командованием генерал-майора Йозефа Рейхерта находилась к востоку от реки Орн на границе между 7-й и 15-й армиями. Из 711-й пришло несколько докладов. В одном говорилось, что парашютисты приземлились в Кабурге, где располагался штаб, в другом – что бой идет рядом со штабом.

Фон Шальмут решил разобраться сам. Он позвонил Рейхерту:

– Что у вас там, черт возьми, происходит?

Взволнованный Рейхерт ответил:

– Мой генерал, если позволите, я дам вам возможность услышать самому.

Последовала пауза, а затем фон Шальмут отчетливо услышал пулеметные очереди.

– Спасибо, – сказал фон Шальмут и положил трубку. Он сразу же позвонил в штаб группы армий «В» и сказал, что «слышал звуки сражения».

Звонки Пемселя и Шальмута были приняты почти одновременно и стали первыми донесениями в штаб Роммеля о нападении союзников. Было ли это вторжение, которого так долго ждали, в группе армий «В» никто точно не мог сказать. Помощник Роммеля по морским вопросам вице-адмирал Фридрих Руге хорошо помнил, что «значительное число сообщений говорило о том, что сбрасывают манекены на парашютах».

Это было в значительной степени справедливо, потому что союзники на самом деле сбросили сотни резиновых кукол, одетых парашютистами, на юге Нормандии. К каждой кукле были привязаны гирлянды из петард, которые взрывались при приземлении, создавая впечатление стрельбы. Несколько таких кукол, сброшенных в Лессе в 25 милях от штаба генерала Маркса, в течение трех часов вводили его в заблуждение.

Это были минуты, полные путаницы и неразберихи для штабов Рундштедта в OKW в Париже и Роммеля в Ла-Рош-Гийон. Доклады поступали из разных мест, зачастую неясные и всегда противоречивые.

Штаб люфтваффе в Париже сообщал, что «от 50 до 60 двухмоторных самолетов пролетели» над Шербурским полуостровом и выбросили парашютистов в «районе Кана». Штаб адмирала Теодора Кранке подтверждал приземление британских парашютистов, подчеркивая, что они находятся вблизи одной из береговых батарей, и уточняя, что «часть парашютистов – соломенные чучела». Ни в одном из донесений не было упоминания об американцах на Шербурском полуострове, а в это время одна из морских батарей, расположенная в Сен-Марку над плацдармом «Юта», уже доложила руководству в Шербуре о дюжине захваченных в плен американцах. Через несколько минут после первой информации из люфтваффе сообщили о парашютистах, приземлившихся в Байо. В действительности там никто не приземлялся.

В обоих высших штабах офицеры безуспешно пытались подсчитать красные точки, которыми были усеяны их карты. Офицеры из штаба группы армий «В» звонили своим коллегам в «OB-West», чтобы уточнить ситуацию, и приходили к выводу, что «такого просто не может быть». Когда офицер разведки штаба «OB-West» майор Дортенбах позвонил в штаб группы армий «В», ему сказали, что «начальник штаба оценивает ситуацию как нормальную», а «парашютисты, о которых сообщалось, являются экипажами подбитых бомбардировщиков, которые покинули свои машины».

В 7-й армии так не считали. Около трех часов ночи Пемсель был почти уверен, что началось вторжение в Нормандию. На его картах наличие парашютистов было отмечено на обоих флангах обороняемой армией территории: на Шербурском полуострове и до восточного берега реки Орн. Поступали тревожные донесения с морских баз в Шербуре. С помощью радарной аппаратуры удалось засечь корабли, приближающиеся к берегу.

У Пемселя сомнений больше не было – началось вторжение. Он позвонил Шпейделю. «Высадка десанта, – сказал он, – указывает на начало первой фазы масштабных действий противника; с моря прослушиваются шумы двигателей». Но Пемсель не убедил начальника штаба Роммеля. Ответ Шпейделя, согласно записям телефонных разговоров в журнале 7-й армии, звучал так: «Действия носят локальный характер». В военном журнале слова Шпейделя записаны так: «Начальник штаба 7-й армии полагает, что на данный момент это нельзя рассматривать как масштабную операцию».

В тот момент, когда Пемсель и Шпейдель вели телефонный разговор, последний отряд парашютистов из 18-тысячного десанта приземлялся на Шербурском полуострове. 69 планеров летели вдоль побережья в направлении британской зоны высадки в Ранвилле, неся на борту личный состав, пушки и другое тяжелое вооружение. В 20 милях от берега бросил якорь штабной корабль «Анкон» под командованием контр-адмирала Джона Халла, который должен был руководить выполнением ближайшей задачи операции. За «Анконом» шли транспорты с войсками, которым предстояло первыми высадиться на плацдарм «Омаха».

Но в Ла-Рош-Гийон не предполагали начала масштабной операции союзников, а в Париже в «OB-West» с оценкой ситуации, сделанной Шпейделем, были полностью согласны. Начальник оперативного управления Рундштедта генерал-лейтенант Бодо Зиммерманн, узнав о разговоре между Шпейделем и Пемселем, направил Шпейделю послание следующего содержания: «Оперативное управление «OB-West» считает, что это не широкомасштабная воздушно-десантная операция; более того, согласно данным, полученным от адмирала Кранке, противник выбросил соломенные чучела».

Этих генералов трудно обвинять в том, что они так сильно ошибались. Они были далеко от мест событий и основывали выводы на поступавших к ним донесениях. Данные были отрывочны и неточны, и самые опытные офицеры не могли точно оценить масштаб действий воздушного десанта, поэтому не имели возможности представить общей картины и степени угрозы, исходящей от союзников. Может быть, действия воздушного десанта – это отвлекающий маневр, чтобы высадиться в зоне действия многочисленной 15-й армии в Па-де-Кале, где должно, по мнению большинства, начаться вторжение союзников. Начальник штаба 15-й армии генерал-майор Рудольф Хоффман был в этом так уверен, что позвонил Пемселю и поспорил с ним «на ужин», что главные силы союзников будут действовать именно в зоне 15-й армии. Пемсель ответил: «Это пари, которое ты проспоришь». К этому времени ни в группе армий «В», ни в «OB-West» не было достаточных данных, чтобы прийти к определенному заключению. Они объявили тревогу по побережью и приняли меры против нападения парашютистов. Теперь все ждали дальнейших событий.

На командные пункты по всей Нормандии продолжали потоком поступать донесения. Для некоторых дивизий возникла проблема найти командиров, которые уехали на штабные учения в Ренн. Несмотря на то что большинство из них довольно быстро вернулось в расположения своих соединений, двоих – генерал-лейтенанта Карла фон Шлибена и генерал-майора Вильгельма Фалле, которые командовали дивизиями на Шербурском полуострове, – найти не могли. Фон Шлибен спал у себя в номере гостиницы в Ренне, а Фалле еще ехал в Ренн на машине.

Адмирал Кранке, командующий морскими силами на западе, находился в Бордо с инспекторской проверкой. Его разбудил звонок начальника штаба, раздавшийся в номере отеля. «Около Кана выброшены парашютисты, – сообщили Кранке, – «OB-West» настаивает на том, что это диверсионные акции, а не реальное вторжение, но мы зафиксировали наличие кораблей и полагаем, что это серьезно». Кранке немедленно поднял по тревоге все силы, бывшие в его распоряжении, и направился в свой штаб в Париже.

Одним из тех, кто получил сигнал тревоги в Гавре, был легендарный капитан-лейтенант Генрих Хоффман. Он прославился как командир флотилии торпедных катеров. Практически с начала войны его быстроходные катера атаковали плавсредства противника по всему Ла-Маншу. Хоффман принимал участие в действиях против рейда союзников в Дьеппе и эскортировал немецкие линкоры «Шарнхост», «Гниснау» и «Принц Юген» во время их драматического перехода из Бреста в Норвегию в 1942 году.

Приказ из штаба застал Хоффмана в рубке «Т-28», командирского катера его 5-й флотилии, которая готовилась выйти в море для установки мин. Он немедленно собрал командиров других катеров, все они были молодыми офицерами. Хоффман сказал им, что «это, скорее всего, вторжение», но их это не удивило. Они его ждали. Из шести катеров флотилии в готовности были три, но Хоффман не стал ждать, когда остальные три загрузят торпеды. Через несколько минут три маленьких катера покинули Гавр. На командирском мостике «Т-28», всматриваясь в ночь, стоял тридцатичетырехлетний Хоффман. За ним, повторяя все маневры командира, шли еще два катера. Они шли со скоростью более двадцати трех узлов вслепую навстречу самому мощному из когда-либо собранных флоту.

Они уже были в деле. Но 16 242 человека из личного состава 21-й бронетанковой дивизии находились в состоянии полной готовности и недоумения. Эта дивизия входила ранее в состав знаменитого Африканского корпуса Роммеля. Она дислоцировалась в небольших деревнях и лесах в 25 милях к юго-востоку от Кана и была единственным укомплектованным бронетанковым соединением, способным нанести мгновенный удар по британскому десанту.

Сразу после получения сигнала тревоги офицеры и солдаты неотлучно стояли у своих заведенных танков и автомобилей и ждали команды к выдвижению. Командир танкового полка полковник Герман фон Оппелн-Брониковски не мог понять причины задержки. Командир 21-й дивизии генерал-лейтенант Эдгар Фехтингер разбудил его в начале третьего ночи. «Оппелн, – сказал генерал, – представь, они высадились!» Он кратко ввел Брониковски в курс дела и сказал, что, как только дивизия получит приказ, она должна «немедленно очистить территорию между Каном и побережьем». Но приказ не поступал, и полковник с нарастающим нетерпением и досадой продолжал ждать.

За много миль от танкистов подполковник люфтваффе Приллер получил самый загадочный приказ в своей карьере. Он и сержант Водаржик из его крыла завалились спать в свои койки в расположении опустевшего аэродрома 26-го истребительного крыла около часа ночи. Они с успехом погасили свой гнев в адрес руководства люфтваффе с помощью нескольких бутылок великолепного коньяка. Сейчас сквозь пьяный сон Приллер едва услышал зазвонивший телефон. Он медленно поднялся и, опираясь левой рукой на стол, снял трубку.

Звонили из штаба 2-го истребительного корпуса. «Приллер, – сказал дежурный офицер, – похоже на то, что происходит что-то вроде вторжения; думаю, тебе стоит привести свое крыло в состояние повышенной готовности».

У до конца не проснувшегося, полупьяного Приллера внутри все снова закипело. 124 самолета, находившиеся в его подчинении, улетели далеко от Лилля еще вчера; и сейчас произошло то, чего Приллер больше всего боялся. Язык, на котором, по его воспоминаниям, он характеризовал действия и приказы 2-го истребительного корпуса и руководства люфтваффе в целом, был непечатным. Перед тем как бросить трубку, он проорал: «Кому я должен объявлять повышенную готовность? Я готов. Водаржик тоже! Но вы знаете, болваны, что у меня только два самолета!»

Через несколько минут телефон снова зазвонил. «Что еще?» – спросил Приллер. Звонил тот же офицер. «Дорогой Приллер, – сказал он, – произошла ошибка. Мы получили неправильную информацию. Все в порядке – никакого вторжения». Приллер пришел в такую ярость, что не смог ответить. Более того, он уже не смог заснуть.

В противоположность сомнениям, неуверенности и нерешительности, проявленным Высшим немецким командованием, солдаты при контакте с противником действовали быстро и решительно. В противоположность генералам из штабов «OB-West» и группы армий «В» они не сомневались, что силы союзников вторглись на континент. Многие из них уже принимали участие в боевых столкновениях с американскими и британскими десантниками. Тысячи других находились в ожидании за береговыми оборонительными сооружениями, готовые отразить вторжение. Они понимали, что случилось, но зависели от обстоятельств и действий противника.

В штабе 7-й армии один из немногих генералов, который знал, что нужно делать, собрал совещание. Генерал Пемсель стоял перед офицерами в ярко освещенной комнате. Говорил он, как обычно, тихим мягким голосом. Точное понимание положения определял смысл слов. «Господа, – сказал он, – я уверен, что вторжение произойдет на рассвете в нашей зоне. Я призываю вас отдать все силы, которые у вас есть».

В сотнях миль от штаба 7-й армии находился человек, который полностью согласился бы с Пемселем, выигравший много сражений благодаря способности видеть реальную ситуацию сквозь противоречивые факты. Но этот человек мирно спал. В штабе группы армий «В» положение не казалось таким серьезным, чтобы беспокоить фельдмаршала Эрвина Роммеля.

Глава 6

Парашютистам уже было доставлено первое подкрепление. В районе выброски парашютистов 6-й британской дивизии приземлились 69 планеров, 49 из которых попали на приготовленную полосу. (Первая группа планеров приземлилась раньше – отряд под командованием майора Ховарда, захвативший мосты, – а за ней небольшая группа планеров, доставивших тяжелую технику.)

«Поезд», состоящий из 69 планеров, был основным. Перед его посадкой саперы успели проделать большую работу. У них не было достаточно времени, чтобы полностью очистить от различных препятствий посадочную полосу, но достаточно, чтобы взорвать препятствия с помощью динамита. После приземления планеров картина была ужасной. Повсюду валялись искореженные планеры: обломанные крылья и хвосты, сплющенные кабины. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь остался в живых после такого приземления. Но жертв, как ни странно, было немного. Во время полета раненых в результате зенитного обстрела было гораздо больше.

С поездом прибыл командир 6-й дивизии генерал-майор Ричард Гейл со своим штабом, новыми подразделениями, тяжелым оборудованием и необходимым противотанковым вооружением. Люди выбирались из поломанных планеров, ожидая, что сразу попадут под вражеский огонь, но вокруг была пасторальная тишина. Сержант Джон Хатли, пилотировавший «хорсу», ожидая «горячий» прием, предупредил второго пилота: «Как только мы упадем на землю, сразу выпрыгивай и беги в укрытие». Но признаки войны в виде разноцветных трассирующих очередей наблюдались на значительном отдалении, в районе Ранвилля. Вокруг них люди выгружали из планеров оборудование и затаскивали на джипы противотанковые пушки. Атмосфера после перелета и такой посадки была почти веселой. Хатли с товарищами, которых он привез, перед тем как отправиться в сторону Ранвилля, забрались в деформированную кабину и выпили по чашке чаю.

На другом краю нормандского побережья на Шербурском полуострове первые американские планерные поезда тоже собирались садиться. На месте второго пилота в головном планере 101-й дивизии сидел помощник командира бригадный генерал Дон Пратт, которого в Англии так испугала брошенная на его постель фуражка. Пратт, по словам очевидцев, перед первым для него полетом вел себя как «беспечный школьник». Караван состоял из 52 планеров, которые в связке по четыре тянули «дакоты».

В планерах находились джипы, противотанковые пушки, медицинская служба дивизии и даже небольшой бульдозер. На носу головного планера было крупно нарисовано «№ 1». Огромный «Кричащий орел» – эмблема 101-й дивизии – и американский флаг декорировали брезентовые кабины пилотов. Летящий в первой связке помощник хирурга Эмиль Наталле смотрел на рвущиеся под планером снаряды и горящую технику. Он видел «стену огня, которая нас приветствовала». Связанные с самолетами планеры болтало из стороны в сторону и несло через сплошной огонь зениток.

В отличие от парашютного планерный десант заходил на полуостров с востока. Через несколько секунд после того, как они прошли над берегом, появились посадочные огни в районе Хесвилля в 4 милях от Сен-Мер-Эглиз. Один за другим отсоединились трехсотярдовые канаты, и планеры начали снижаться. Планер, на котором летел Наталле, проскочил зону посадки и врезался в «аспарагус Роммеля» – специально вкопанные против планеров тяжелые столбы. Сидя в джипе внутри планера, Наталле с ужасом видел через маленькие окошки, как у планера отвалились крылья, как продолжают мелькать столбы. Затем раздался треск и планер раскололся пополам – прямо за джипом, в котором сидел Наталле. Он потом вспоминал: «…поэтому очень просто было выбраться».

На небольшом расстоянии от развалившегося планера лежал искореженный «№ 1». Он приземлился на покатую лужайку, тормоза не смогли удержать его при скорости 100 миль в час, и он врезался в лес. Наталле нашел пилота, которого выбросило из кабины, на земле в лесу со сломанными ногами. Генерал Пратт погиб мгновенно, раздавленный смятой рамой кабины. Он был первым генералом из участников событий, погибшим в день «D».

Пратт был одной из немногих жертв 101-й дивизии. Почти все планеры дивизии приземлились на посадочное поле или рядом с ним у деревни Хесвилль. И хотя большинство из планеров были разрушены, груз в большинстве своем уцелел. Это был большой успех. Немногие пилоты имели за спиной больше трех-четырех тренировочных приземлений, да и те выполнялись в дневное время.[20]

101-я дивизия в целом десантировалась довольно успешно, чего нельзя сказать о 82-й дивизии. Неопытность пилотов стала главной причиной потери большей части планерного поезда, состоявшего из 50 летательных аппаратов. Менее половины нашли зону приземления, расположенную к северо-западу от Сен-Мер-Эглиз; остальные врезались в лесозащитные полосы и строения, утонули в реках или сгинули в болотах долины Мердере. Оборудование и техника были разбросаны на много миль вокруг. Жертвы были очень большими. 18 пилотов были убиты в течение своего краткого, длившегося десятки минут полета. Один из планеров, который нес десантников, пролетел над головой капитана Роберта Пайпера, адъютанта 505-го полка, который так описал картину: «…он сбил дымовую трубу, свалился в сад, пропахал по нему и врезался в стену; я не услышал даже стона в этой жуткой катастрофе».

Планеры 82-й дивизии разбросало на огромной территории. Сбор и спасение незначительного числа уцелевших пушек и другого снаряжения заняли несколько часов. Теперь им предстояло проводить боевые операции, применяя в основном личное оружие. Но для парашютистов это была обычная ситуация, они готовы были сражаться и ждать прибытия подкрепления.

Парашютисты 82-й действовали в тылу противника. Их задачей было удерживать мосты через реки Дув и Мердере. У них не было автомобилей, противотанковых пушек, было несколько базук, пулеметов и минометов. Хуже всего было то, что у них не было связи. Они не знали, что происходит вокруг, какие позиции захвачены. Нелегко приходилось и парашютистам 101-й дивизии, хотя им посчастливилось спасти большую часть оружия и оборудования. Солдаты обеих дивизий, будучи разбросанными на большом пространстве, небольшими отрядами начали атаковать и захватывать свои объекты.

В Сен-Мер-Эглиз местные жители из-за закрытых окон наблюдали, как по пустынным улицам города осторожно передвигаются парашютисты из 505-го полка 82-й дивизии. Церковный колокол уже молчал, а на колокольне висел парашют рядового Джона Стила. Мерцающие огни углей, образовавшихся на месте сгоревшей виллы, подсвечивали красноватым светом деревья на площади. Тишину, царившую в городе, нарушил звук одинокой пули, выпущенной снайпером.

Подполковник Эдвард Краузе ожидал встретить серьезное сопротивление, но, кроме отдельных снайперов, в городе не осталось солдат немецкого гарнизона. Парашютисты Краузе использовали создавшуюся ситуацию: заняли важнейшие здания, установили на дорогах блок-посты и пулеметные точки, перерезали телефонную и телеграфную связь. Маленькими группами, передвигаясь, как тени, от двери к двери, они занимали прилегающие к центральной городской площади Эглиз улицы и переулки.

Обойдя здание церкви, Вильям Такер вышел на площадь и установил за деревом свой пулемет. В лунном свете он увидел почти рядом с собой парашют и тело убитого немца. На противоположной стороне площади в разных позах лежали тела других жертв ночного боя. Такер сел и попытался представить себе, что здесь недавно произошло. Вдруг ему показалось, что он не один, рядом кто-то стоит. Подхватив тяжелый пулемет, он сделал несколько шагов. На уровне глаз перед ним появились медленно раскачивающиеся десантные ботинки. Такер отпрянул назад. На дереве висел мертвый парашютист; его раскрытые глаза смотрели на Такера.

На площади появились другие десантники, которые тоже увидели тела парашютистов, свисающих с деревьев. Лейтенант Гас Сандерс так вспоминал потом эту сцену: «Мои солдаты молча стояли и смотрели на страшную картину; было видно, что внутри у них все кипело…» Подполковник Краузе, оказавшись на площади и увидев висящие тела первых десантников, смог произнести только три слова: «Боже ты мой!»

Потом Краузе вынул из кармана американский флаг. Флаг был изрядно потрепан – это полотнище 505-й полк водрузил над Неаполем. Подполковник обещал своим десантникам, что к утру дня «D» флаг будет поднят над Сен-Мер-Эглиз. Он подошел к зданию мэрии и поднял флаг. Торжественной церемонии не было. На площади погибших парашютистов бой был уже закончен. Звездно-полосатый символ висел в первом французском городе, который освободили американцы.

В Ле-Мане, в штабе 7-й армии, получили донесение от командира 84-го корпуса генерала Маркса, в котором говорилось: «Связь с Сен-Мер-Эглиз потеряна…» Было четыре тридцать утра.

Острова Сен-Марку представляли собой безжизненные каменистые участки суши, выступающие из воды в 3 милях от плацдарма «Юта». При составлении общего плана вторжения их не принимали во внимание. Но за три недели до дня «D» Верховное командование союзников вдруг решило, что на островах могут быть установлены батареи тяжелых орудий. Для проверки на острова было высажено 132 подготовленных в спешке кавалериста из 4-го и 24-го американских эскадронов. Их высадили перед главным десантом в четыре тридцать утра. Они там не обнаружили ни пушек, ни войск противника, а нашли внезапную смерть. Как только люди под командованием подполковника Эдварда Данна отошли от берега, они оказались в окружении хорошо замаскированных минных полей. Поверхность земли была усеяна пружинными минами, начиненными металлическими шариками. Когда на мину наступали, она подпрыгивала и взрывалась, поражая находящихся вокруг. Через несколько минут после высадки ночную тишину стали потрясать взрывы. Послышались стоны раненых. Три лейтенанта были сразу ранены, а двое рядовых убиты. Лейтенант Альфред Рабин, который тоже был ранен, вспоминал потом, что никогда не забудет «вида лежащего человека, который плевался шариками». К концу дня потери кавалеристов составили 19 человек убитыми и ранеными. Окруженный телами убитых и умирающих, подполковник Данн послал сигнал: «Задание выполнено». Они были первым морским десантом, высадившимся в оккупированной Гитлером Европе. Но в ряду других событий их миссия была всего лишь примечанием к истории дня «D»: это была горькая бесполезная победа.

В британской зоне операции недалеко от плацдарма «Шпага» подполковник Теренс Отвей лежал со своими людьми между рядами колючей проволоки и минным полем, прижатый к земле мощным пулеметным огнем. Положение его было отчаянным. За месяцы подготовки к совместной атаке немецкой батареи с воздуха и земли он понял, что операция не может протекать в полном соответствии с планом, но не был готов к полному его провалу, который произошел.

Фельдмаршал фон Рундштедт ожидал вторжения союзников в двух местах. Во-первых, высадки диверсионных отрядов на Шербурском полуострове, во-вторых, главного десанта в районе Па-де-Кале, где дислоцировалась 15-я армия под командованием генерала Ганса фон Шальмута. Даже после дня «D» Гитлер все еще верил, что последует высадка в районе Па-де-Кале, и держал 15-ю армию на прежних позициях до конца июля. Карта составлена на основе набросков, сделанных начальником штаба Рундштедта генерал-майором Гюнтером Блюментритом

Карта Блюментрита показывает причину, по которой вторжение ожидалось в районе Па-де-Кале: оттуда открывался самый короткий путь к германской границе. Немцы полагали, что союзники выберут самый короткий маршрут до рейха. Даже когда началась высадка в Нормандии, начальник штаба Роммеля генерал-майор Ганс Шпейдель рассматривал высадку как диверсионную операцию. Начальник штаба 7-й армии генерал-майор Макс Пемсель оказался первым из германских генералов, который понял, что действия союзников в Нормандии – это начало вторжения

Сорвался налет бомбардировочной авиации. Планерный поезд не прилетел, а с ним пушки, огнеметы, минометы, миноискатели и алюминиевые лестницы. Из батальона, насчитывавшего по штату 700 человек, под командой Отвея было всего 150, имевших только личное стрелковое оружие, крупнокалиберный пулемет и несколько торпед «бангалор» для преодоления проволочных заграждений. Кроме этого, у подполковника для захвата батареи, охраняемой гарнизоном в 200 человек, ничего не было. Его людям пришлось на ходу под огнем решать множество проблем.

С помощью кусачек они проделали проходы в наружных рядах проволочных заграждений и установили торпеды, чтобы взорвать остальные. Одна группа сделала проходы в минных полях. Это была работа, от которой волосы встают дыбом. Они проползли по-пластунски в лунном свете по направлению к батарее, нащупывая растяжки и протыкая перед собой землю штык-ножом. Теперь 150 десантников Отвея затаились в воронках и складках местности в ожидании сигнала к атаке. Командир 6-й воздушно-десантной дивизии генерал Гейл, инструктируя Отвея, сказал: «Когда пойдешь в атаку, не думай о том, что она будет неудачной…» Отвей окинул взглядом свой немногочисленный батальон. Он знал, что потери будут большими. Но знал и то, что батарея должна замолчать – орудия легко накроют высаживающийся с моря десант. «Ситуация почти безнадежно плохая», – подумал Отвей, но выбора у него не было.

Отвей должен был атаковать. Он знал это, как знал и то, что последняя часть его тщательно разработанного плана обречена на неудачу. Три планера, которые должны были приземлиться прямо на расположение батареи после того, как начнется атака с земли, не приземлятся, если не увидят специального сигнала – большой сигнальной ракеты, выпущенной из миномета. Но у Отвея не было ни такой ракеты, ни миномета. У него была ракетница с патронами, но они годились только для подачи сигнала об успешном окончании операции. Пропал последний шанс получить помощь.

Планеры прилетели вовремя. Тянущие их самолеты посигналили посадочными огнями и отцепили планеры. Планеров было только два, в каждом из них находились 20 человек. Третий отцепился от буксировочного троса над Ла-Маншем и потом благополучно приземлился в Англии. Десантники слышали легкий звук, похожий на шорох, издаваемый приближающимися к батарее планерами. Отвей беспомощно смотрел, как силуэты планеров, хорошо видимые на фоне луны, постепенно снижаясь, кружат; их пилоты безнадежно пытаются увидеть сигнал, который он не может подать им. Когда планеры опустились еще ближе к земле, немцы перенесли на них огонь, прижимавший к земле батальон Отвея. Двадцатимиллиметровые трассирующие снаряды легко прошивали брезентовые корпуса безмоторных машин. Планеры кружили, выполняя намеченный план, продолжая ждать сигнала. Отвей почти плакал, он ничего не мог сделать.

Наконец, пилоты приняли свои решения. Один планер ушел в сторону, чтобы приземлиться в 4 милях от батареи. Второй опустился ниже и взял курс прямо на батарею. Видевший эту картину рядовой Алан Моуэр вспоминал потом: сначала казалось, что планер врежется в нее, но в последний момент он набрал высоту и врезался в ближайший лес. Инстинктивно несколько десантников выскочили из своих укрытий и собирались бежать на помощь, но были остановлены офицерами: «Не двигаться, не покидать укрытий!» Больше ждать было нечего. Отвей дал команду наступать. Рядовой Моуэр слышал крик командира: «Соберитесь, возьмем эту проклятую батарею!»

И они пошли.

Атака сопровождалась взрывами торпед «бангалор», которые делали бреши в рядах колючей проволоки. Лейтенант Майк Доулинг крикнул: «Вперед! Вперед!» Снова зазвучал охотничий рожок. Крича и стреляя, Отвей и его команда бросились сквозь дым взрывов на позиции немцев. Перед ними было минное поле, а за ним окопы и пулеметные точки, защищавшие батарею. Внезапно над головой атакующих вспыхнули осветительные ракеты, и немцы открыли ураганный огонь из пулеметов и автоматов. Десантники падали на землю, затем делали бросок вперед и снова прижимались к земле. Рвались мины. Рядовой Моуэр услышал стон и разобрал слова: «Стойте, стойте. Тут кругом мины!» Справа от себя Моуэр увидел тяжело раненного капрала, который кричал: «Не подходите ко мне! Не подходите ко мне!»

Несмотря на разрывы мин и стрельбу, лейтенант Алан Джеферсон продолжал дуть в охотничий рог, увлекая товарищей вперед. Рядовой Сид Капон услышал очередной взрыв мины и увидел, как упал лейтенант. Он подбежал к нему, чтобы помочь, но лейтенант закричал на него: «Вперед, вперед!» Потом, лежа на земле, поднес рожок к губам, и он снова зазвучал. Десантники добрались до траншей и стали забрасывать их гранатами. Кое-где завязывались рукопашные схватки. Рядовой Капон, спрыгнув в траншею, столкнулся лицом к лицу с двумя немцами, один из которых держал над головой аптечку с красным крестом, давая понять, что они сдаются, и повторяя: «Русский, русский!» Это были русские «добровольцы». В первый момент Капон не знал, что делать. Потом увидел, что и другие немцы тоже сдаются, увидел своих товарищей, ведущих их по траншее. Капон сдал своих пленных и устремился вперед, к батарее.

У самой батареи Отвей, лейтенант Доулинг и около 40 десантников вели бой. Они забрасывали гранатами амбразуры бетонных укреплений и разряжали в них свои автоматы. Рядовые Моуэр, Хоукинз и наводчик Брен под пулеметным огнем добрались до одного из входов на батарею, увидели открытую дверь и ринулись в коридор. В нем лежал убитый артиллерист. Больше никого не было видно. Моуэр оставил двух товарищей у входа, а сам двинулся по коридору. Он оказался в большом помещении, где на платформе стояло тяжелое орудие. Рядом штабелями лежал боекомплект. Моуэр вернулся к товарищам и изложил свой план: «Взорвать арт-снаряды гранатами». Но сделать им это было не суждено. Пока они разговаривали, раздался сильный взрыв. Наводчика Брена убило на месте. Хоукинз был ранен в живот. Моуэр потом вспоминал, что его спину «пронзили тысячи раскаленных иголок». У него отнялись ноги. Он был уверен, что умрет, но не хотел умирать и стал звать на помощь: он звал свою мать.

По всей батарее немцы сдавались. Рядовой Капон присоединился к команде Доулинга и увидел, как «немцы подталкивали друг друга к выходу и умоляли взять их в плен». Отряд До-улинга полностью вывел из строя два орудия, произведя из них выстрелы сразу двумя снарядами; временно вывел из строя две другие пушки. Доулинг нашел Отвея. Он стоял перед командиром, прижимая правую руку к левой стороне груди, и докладывал: «Батарея захвачена, как приказано, сэр. Орудия разрушены». Бой закончился. Он продолжался всего пятнадцать минут. Отвей дал сигнал ракетой желтого цвета. Это значило, что операция успешно завершена.

Сигнал был принят на британском крейсере «Аретуза» за пятнадцать минут до того, как крейсер должен был начать обстрел батареи. Одновременно один из солдат Отвея послал подтверждающее послание с голубем. Во время боя он держал птицу у себя. К лапке голубя была привязана пластиковая капсула с кодовым словом: «Молот». Через несколько минут Отвей увидел безжизненное тело лейтенанта Доулинга: он уже умирал, когда рапортовал Отвею.

Отвей повел остатки своего батальона дальше, оставив мервилльскую батарею. У него не было задачи удерживать батарею после того, как орудия будут выведены из строя. У него в день «D» были и другие задачи. Они взяли с собой только 22 человека пленных. Во время штурма батареи из 200 ее защитников 178 солдат были убиты или умирали. Отвей потерял почти половину своих людей: 17 человек убитыми и ранеными. К сожалению, доклад о том, что выведены из строя все четыре орудия, был точен наполовину. Через сорок восемь часов немцы вернутся на батарею, и два орудия начнут обстреливать берег. Но в ближайшие, самые важные часы батарея будет молчать.

Отвею пришлось оставить почти всех тяжелораненых, у него не было достаточно медикаментов и транспорта. Моуэра захватили с собой и несли на доске. Хоукинз был в таком тяжелом состоянии, что его нельзя было трогать. Они оба выживут, даже Моуэр с 57 ранами от шрапнели. Последнее, что запомнил Моуэр, пока его несли от батареи, были крики Хоукинза: «Ребята, бога ради, не бросайте меня!» Потом голос Хоукинза стал слышен слабее для теряющего сознание Моуэра.

Уже почти рассвело, наступало утро, когда 18 тысяч парашютистов продолжали быть в деле. Менее чем за пять часов они сделали больше, чем могли предполагать генерал Эйзенхауэр и его штаб. Десантные войска ввели противника в заблуждение и разрушили коммуникации. Удерживая оба фланга на нормандском побережье, они в значительной степени блокировали немцам возможность переброски подкреплений.

В британской зоне подразделения майора Ховарда прочно удерживали важные мосты в районе Кана. К началу дня нужно было разрушить пять переправ через Дув. Подполковник Отвей и его ослабленный батальон вывели из строя батарею около Мервилля и находились на высотах, господствующих над Каном. Таким образом, главная задача британских сил была выполнена.

На другом фланге американцы, несмотря на более сложные условия местности и большее число задач, тоже успешно справились со своей ролью. Подполковник Краузе со своими людьми захватили важный центр коммуникаций – Сен-Мер-Эглиз. Севернее города батальон подполковника Вандервута перерезал главную дорогу, идущую по полуострову, и был готов отразить атаки противника со стороны Шербура. Бригадный генерал Гевин и его части окопались вокруг стратегических мостов в районе рек Мердере и Дув и удерживали позиции в глубине плацдарма «Юта». 101-я дивизия генерала Максвелла Тейлора все еще была разбросана. Из 6600 человек личного состава в наличии были только 1100. Когда десантники добрались до батареи в Сен-Мартен-де-Варревилль, они обнаружили, что орудия были сняты. Другой отряд подобрался к шлюзам Ла-Баркю, с помощью которых можно было затопить основание полуострова. Хотя не удалось достичь насыпей, идущих от «Юты», несколько отрядов были на пути к ним и удерживали западные берега затопленных районов. Десантные войска союзников вторглись на континент с воздуха и обеспечили высадку морского десанта. Сейчас они ждали прибытия основных сил с моря, чтобы вместе с ними двинуться дальше по оккупированной Европе. Американские отряды особого назначения находились уже в 12 милях от плацдармов «Юта» и «Омаха». Для американских частей время «Н» было шесть тридцать, а до него оставалось один час сорок пять минут.

Глава 7

В четыре сорок пять утра маленькая подлодка «Х-23» под командованием лейтенанта Джорджа Онора всплыла на поверхность в миле от берега. В 30 милях от нее всплыла «Х-20». Эти две лодки длиной по 57 футов находились на своих позициях и обозначали зону высадки британско-канадского десанта – плацдармы «Шпага», «Юнона» и «Золото». Теперь экипажам лодок предстояло поднять мачты с мигающими огнями, установить другую визуальную и радиоаппаратуру и ждать прихода первых кораблей.

На «Х-23» Онор поднял люк и быстро поднялся на узкую палубу. Волны перекатывались через низкосидящую лодку, и Онор стоял широко расставив ноги, чтобы не быть смытым за борт. За командиром наверх поднялись остальные члены экипажа. Они стояли, держась за поручни, и вдыхали прохладный ночной воздух. Они не были у плацдарма «Шпага» с утра 4 июня, им пришлось находиться под водой больше двадцати одного часа в сутки. Всего с тех пор, как они покинули 2 июня Портсмут, лодка была под водой около шестидесяти четырех часов.

Их опасная миссия была далека от завершения. Для зоны высадки британских войск время «Н» варьировалось от семи до семи тридцати утра. Поэтому маленьким лодкам до прибытия первой волны морского десанта нужно было находиться на своих позициях еще более двух часов. При дневном свете они были небольшими, но неподвижными мишенями для немецких береговых батарей, а рассвет должен был наступить очень скоро.

Глава 8

Рассвета ждали все, но больше всего немцы. Пока данные, которые приходили и накапливались в штабах Роммеля и Рундштедта, не позволяли точно представить обстановку. Но вот от станций адмирала Кранке, расположенных по побережью, начали приходить сообщения о прослушивании не одного или двух кораблей, а большого количества. В течение часа число и содержание таких донесений не оставило сомнений. Наконец, около пяти часов утра начальник штаба 7-й армии генерал-майор Пемсель позвонил начальнику штаба Роммеля генерал-майору Шпейделю и холодно сказал в трубку: «Корабли концентрируются между дельтами Вире и Орн. Сомнений в крупномасштабной операции в Нормандии нет».

Фельдмаршал Рундштедт в своем штабе «OB-West» под Парижем тоже пришел к этому заключению. Он мог трактовать события как «диверсионное нападение» на Нормандию, но действовал быстро и решительно. Он уже отдал приказ двум бронетанковым дивизиям 12-й СС и «Панцер лер», которые дислоцировались в качестве резерва под Парижем, выдвигаться к побережью. Дивизии находились в подчинении OKW и не могли быть использованы без разрешения Гитлера. Но Рундштедт был уверен, что фюрер не стал бы возражать или отменять его приказ. Поэтому он, будучи уверен, что союзники проводят «диверсионную операцию», направил официальный запрос в OKW следующего содержания: «В «OB-West» не сомневаются, что для противодействия крупномасштабной операции противника необходимо ввести в действие стратегические резервы, в том числе дивизии: 12-ю СС и «Панцер лер». Если они быстро выдвинутся в сторону побережья, то смогут вступить в бой днем. В сложившихся обстоятельствах «OB-West» просит OKW ввести в действие резервы…» Это было формальное сообщение, написанное для отчета.

В штаб Гитлера в Берхтесгадене, находящемся в мягком климате Южной Баварии, донесение поступило в оперативное управление генерал-полковника Йодля. Йодль спал, а его подчиненные решили, что полученное сообщение не такое важное, чтобы будить начальство.

В 3 милях от ставки Гитлер и его подруга Ева Браун тоже спали в своем горном гнезде. Гитлер, как обычно, пошел отдыхать в четыре утра, и перед этим его личный врач доктор Морелл дал ему снотворное (теперь Гитлер без него не мог заснуть). Около пяти часов утра военно-морского адъютанта Гитлера Карла Путткамера разбудил телефон. Кто-то позвонил из управления Йодля. Кто это был, Путткамер не помнил, но звонивший сказал, что, «кажется, во Франции происходит высадка десанта, но первые донесения не слишком вразумительны». Не считает ли Путткамер, что нужно разбудить Гитлера? Оба немного подумали и решили, что будить не стоит. Путткамер также припомнил, что «мы оба опасались, если его разбудить в такое время, он впадет в припадочное состояние, за которым почти наверняка последует какое-нибудь дикое решение». Путткамер решил, что доложит Гитлеру утром, погасил свет и заснул.

Во Франции генералы из «OB-West» и группы армий «В» сидели в ожидании. Они привели в готовность подчиненные им силы и привлекли бронетанковые резервы; теперь все зависело от действий союзников. Никто не мог точно определить масштабов приближающегося вторжения. Никто не знал, даже не мог вообразить, количество и тоннаж приближающегося флота. Хотя все указывало на то, что объектом атаки будет Нормандия, никто не знал, где будет нанесен главный удар. Немецкие генералы сделали все, что могли. Остальное зависело от солдат, оборонявших побережье. Все вдруг стало зависеть от них. Из своих береговых укрытий солдаты рейха всматривались в море и гадали, учебная это тревога или настоящая.

Майор Вернер Пласкат, сидя в бункере и наблюдая за морем в районе плацдарма «Омаха», не имел никаких указаний от своего начальства с часа ночи. Он замерз и устал, но больше всего был раздражен. Он ощущал себя в полной изоляции. Он не мог понять, почему нет никаких сигналов из штаба полка или дивизии. Он несколько раз проверял исправность связи. В трубке был слышен устойчивый сигнал. Это означало, что ничего серьезного не происходит. Но как быть с парашютистами, с большим количеством пролетевших самолетов? Пласкат не мог отделаться от тревожащей его неопределенности. Он снова направил свою артиллерийскую оптику на темные очертания Шербурского полуострова и стал медленно двигаться вдоль горизонта. Он видел стелющиеся островки тумана, блики от пробивающейся сквозь тучи луны, бесконечные белые гребешки волн. Ничего не изменилось. Все было спокойно.

Его собака Харас мирно спала, растянувшись у его ног. Рядом тихо беседовали капитан Лудц Вилкенинг и лейтенант Фриц Зеен. Пласкат оторвался от окуляра и подошел к ним.

– Ничего там нет, – сказал он, – думаю, надо с этим кончать.

Но он вернулся к прибору, когда небо осветили первые лучи рассвета, чтобы еще раз пройтись вдоль горизонта.

Он устало отвел бинокль влево и медленно начал перемещаться по горизонту. Дойдя до середины залива, Пласкат замер. Он, напрягая зрение, всматривался в даль.

Сквозь таявший туман он увидел, что горизонт наполняется кораблями всех типов и размеров, которые передвигались, как будто пришли уже несколько часов назад. Казалось, их были тысячи. Это была призрачная армада, пришедшая из ниоткуда. Пласкат не мог шевельнуться. Он замер и не верил своим глазам. Ничего подобного он в своей жизни не испытывал. В этот момент весь мир для смелого солдата Пласката перестал существовать. Он потом рассказывал, что когда пришел в себя, то ясно осознал: «Это конец Германии».

Он повернулся к Вилкенингу и Зеену и безразлично произнес:

– Это вторжение. Посмотрите сами.

Потом снял трубку и позвонил майору Блоку в штаб 352-й дивизии.

– Блок, – сказал Пласкат, – это вторжение; кораблей не меньше 10 тысяч. – Сказав это, он понял, что произнес нечто невероятное.

– Возьми себя в руки, – резко ответил Блок, – у американцев и англичан не может быть столько кораблей. Столько ни у кого не может быть!

Недоверие Блока вернуло Пласката в нормальное состояние.

– Если не веришь мне, – закричал он, – давай сюда и посмотри сам. Это фантастика!

Последовала пауза, а потом Блок спросил:

– В каком направлении они идут?

Пласкат с трубкой в руке взглянул на море и сказал:

– Прямо на меня.

Часть третья