Ограничений для членов ЦК и Политбюро пока не предусмотрено — Андропов же диктатор с нюансами, и дразнить пожилую свиту не стал. Но лиха беда начало!
ЦК принимало Конституцию кворумом, в отсутствие глав республик. Но юридически не докопаешься, и последним пришлось смириться, переквалифицировавшись в крайкомов. И ни одной попытки вывести народ на улицы, отстаивать право на национальный анклав — а как ты рыпнешься, если повсюду родная Красная армия? Спасибо, дураков нема, а кумовством можно и в новых административных реалиях заниматься. Но сложнее — «края» нарезали так, что мононациональных анклавов не стало в принципе: придется южным товарищам как-то между собой договариваться и делиться. Разделяй и властвуй как оно есть!
Такие реформы одним днем, понятное дело, не провести, поэтому процесс растянется до Нового года, в который Родина переименуется в Советский Союз — уху гражданина такое название вполне привычно. Учения, на всякий случай, начнут сворачивать в конце января — чтобы все как можно дольше порадовались переменам.
Настроение в свете этих событий было прямо волшебным — исторический процесс движется куда надо, и временно (на всякий случай) усиленная охрана, колесившая со мной по маршруту «студия „Мелодии“» — «Сокольники», где мы с Вилкой ночевали в старой квартире, ничуть его не портило.
Мой стартовый район за прошедшее время изменился радикально — прибавилось новеньких домов, школ и детсадов с ДК. Открыли пару новых поликлиник, скверики радовали душу подросшими саженцами деревьев и красивыми скамейками, раз в пару новых кварталов — общественный бесплатный туалет (гадить перестали пару месяцев назад, когда количество натыканных рожей (буквально) в собственное дерьмо граждан перевалило за тысячу особей — хватило для прививания обучаемости массам). Чего уж говорить о кооперативах — их сейчас везде как грязи. «Эко-парки» «Пруд» и «Сокольники» нисколько не деградировали, и немалая в этом заслуга самих жителей района — не стесняются формировать дружинные отряды и собираться на субботники с целью поддержания красоты. Словом — район теперь если и не элитный, то точно образцово-показательный.
У памятника товарищу Хрущеву не переводятся свежие цветы — приходит народ память почтить, даже удивительно. Сам памятник пользуется огромной любовью — он же блин необычный, с обилием мелких деталей. Словом — посмотреть на него приятно и интересно. Скульпторы тем временем набрались смелости и задались классическим вопросом: «почему Ткачеву можно, а другим — нельзя?». На вопрос ответить никто не смог, поэтому Родине пришлось заказать целую серию концептуально схожих памятников на тему «Правители России от Рюрика до Брежнева». Поставят их на набережной Москвы-реки, неподалеку от Кремля — там как раз позорный для второй половины двадцатого века облезлый частный сектор закончили расселять и сносить. Памятник Николаю II получился ругательный — стоящий на коленях монарх молится, а за его спиной — расстреливаемый казаками голодный народ. Но к другим царям подошли диалектичнее, благо наскреблось достижений. Но у каждого со времен царя Алексея Михайловича к ногам пристегнута пара гирь с надписью «крепостное право» и «классовое неравенство», как бы символизирующая неспособность царей эти сковывающие развитие страны вопросы решить.
Но, как говорится, «и это еще не всё!» — требования к скульптурам пересмотрели в принципе, позволив скульпторам в определенной степени самовыражаться, с одобрения худсовета, само собой — знаем мы этих творческих, только волю дашь, сразу начнут композиции жертвам Сталинских репрессий лепить на радость врагам.
Ну а сегодня меня вызвала на ковер баба Катя, в свой Кремлевский кабинет на втором этаже — в противоположном дедову крыле. В коридоре поздоровались с ожидающими в очереди функционерами — мы по записи! — и прошли в приемную, откуда секретарша проводила нас в здоровенный, уставленный сувенирами (Фурцевой еще в бытность министра культуры всякое дарили, а теперь и подавно) и стандартно украшенный портретами Ленина и Андропова, кабинет. Поздоровались с отложившей бумаги Екатериной Алексеевной и сели пить чай с булками — сама вчера вечером напекла!
— Культурное взаимодействие с Францией было решено усилить, — поведала она о причине вызова. — Сейчас снимаем сериал о Наде Леже — у нее была интересная жизнь, даже Дали́ и Пикассо лично знает, поэтому сценарий написали замечательный.
— С удовольствием посмотрю, когда будет готов, — улыбнулся я. — Песня нужна?
— Не песня, а песни! — обрадовалась пониманию Фурцева. — Даже больше — нам нужна Советская певица с франкоязычным репертуаром. Я предлагаю Эдиту Станиславовну Пьеху — она в детстве жила во Франции, поэтому языком владеет.
— Нужны записи речи и ее пения на требуемом языке, — попросил я. — Но вообще, извините, Екатерина Алексеевна, французы у нас нация куртуазная, на красоту и молодость падкая, а Эдите Станиславовне, при всех ее достоинствах, тридцать три, и выдающимися внешними данными она не владеет. Давайте лучше по проверенной схеме, — кивнул на Виталину.
— Записи у меня есть, — пожевав губами, решила посопротивляться Фурцева. — Послушай.
Воткнув бобину в проигрыватель, она нажала кнопку, и мы прослушали как Эдита Станиславовна на французском говорит с кем-то о погоде.
— Не очень, — поморщился я. — Это, извините, не язык Парижской интеллигенции, а народно-крестьянский диалект.
— Сергей прав, Екатерина Алексеевна, так французская богема не разговаривает, — поддакнула Виталина.
— Давайте найдем очередного младшего лейтенанта Госбезопасности лет восемнадцати-девятнадцати, — снова предложил я. — Вы же видите — с ними нигде и никогда проблем не возникает, спокойно работают. А Эдита Станиславовна, получив всефранцузскую славу, вполне может повторить «маневр Растраповича» — в этом Париже будто мёдом для наших интеллигентов намазано, будто проклятие какое-то. Кроме того — в песнях-то язык будет другой, академический, а когда она будет общаться с богемой, над ней будут потешаться, называя выскочкой из деревни. Она же не глупая, поэтому в какой-то момент ситуацию осознает и может словить на этой почве нервный срыв. С творческими людьми я работать не хочу, извините, Екатерина Алексеевна — ненадежный материал.
— А еще Эдита Станиславовна урожденная полька, — вставила Виталина свои пять копеек.
— Что ж, КГБ так КГБ, — вздохнула Фурцева. — Постарайся управиться с песнями до отъезда, — выдала мне наказ.
— Успею, — пообещал я.
Потому что времени еще полно. Улыбнувшись, баба Катя выдала еще один наказ:
— И к дедушке зайди, прямо сейчас — дело у него к тебе.
— Спасибо, — поблагодарили мы, попрощались и двинулись по ковровой дорожке к кабинету Генерального.
Проблем поди подкинет.
Дед выглядел отлично, с поправкой на внешность, конечно — бодр, весел, розовощек.
— Чего это ты такой довольный? — спросил я.
Вилочка осталась ждать в приемной, так что мы в кабинете вдвоем.
— Стараниями Игоря — почку мне отдал, представляешь? Теперь всю жизнь на диете сидеть будет, — последняя фраза прозвучала виновато.
— Такому отцу отдать не жалко, — успокоил его я. — А деду — тем более. Если еще понадобится, после совершеннолетия поделюсь.
— Не понадобится, — хлопнул он меня по плечу. — Но ценю.
— Подтвердил «внучество» научно? — спросил я.
— Подтвердил, — хмыкнул он. — Теперь внедряем генетическую экспертизу в систему поддержания правопорядка — Николай Анисимович на радостях в запой ушел — это ж какие перспективы! Сейчас всем зэкам генетические карты заводим, потом на всех граждан аккуратно масштабируем. Мощностей не хватает, два новых института открываем.
— Хочу третий, у себя под боком, — попросил я. — Узкоспециализированный — будем технологии клонирования разрабатывать. Прикинь какие перспективы?
— Будет не один мальчик-гений у нас, а пять? — предположил Андропов.
— На людей пока лучше не применять — проблем так целая куча, — покачал я головой. — Первая из них — человека формирует социум. При полном физическом соответствии клон сознанием оригинала обладать не будет, вплоть до технологии копирования содержимого мозгов в компьютер. К этому с какого конца подступиться я даже не представляю, поэтому для начала клонируем, например, овечку. Секретно, не афишируя — мировое сообщество, в первую очередь — религиозное, этого не оценит и начнет визжать про запреты. Взрослую особь мы в пробирке пока выращивать не можем, поэтому клоны будут рождаться естественным способом. До полноценного копирования человека нам копать и копать, но, как по мне, оно того стоит. А не применяя к человеку можно будет, например, возродить мамонтов — их целиком время от времени находят, замерзших, значит генетический материал собрать можно.
— Если бы у меня был клон, почку сына забирать бы не пришлось.
— Возникает мощная этическая проблема — если клон будет полноценным человеком, получится, что мы его как скотину на набор органов выращиваем, — поморщился я. — А дядя Игорь почку тебе от сыновьей любви отдал, по своему личному выбору.
— Давай пока овечек и мамонтов, а там сам разберешься, когда мое место займешь, — улыбнулся дед.
— Класс! — обрадовался я новой игрушке.
Тут меня немного попараноило — оно, конечно, перчатки, но генетический материал с «инфобомбы» могли собрать. С другой стороны — сам Андропов ее стопудово полистать успел, так что спишут на него. Да и если бы так случилось, на меня бы сейчас любимые дедушки применяли спецсредства, выпотрошив как следует.
— График тебе придется немного перекроить, — расстроил он, усевшись на диван и кивком пригласив сесть рядом.
— В положительном смысле или потому что проблемы? — уточнил я, послушно сев.
— Тебе не понравится, — ухмыльнулся он. — В Китай поедешь, с официальной делегацией.
— Цитатник Мао куплю, — гоготнул я. — Вместе почитаем, наберемся мудрости.
— У меня есть, кстати, — Андропов оживился, порылся в шкафах и протянул мне книжечку с профилем Великого Кормчего.