тия национальной гвардии, чтобы прочесать леса. Уверяю вас, кто бы не напал на нас, мы найдем виновника!
— Людей жалко, но как же Гибридыши масштабируются! — подвел я итог просмотру.
Глава 28
Стоя под окошками «игровухи», я довольно жмурился, впитывая доносящуюся из приоткрытых форточек разноголосицу:
— Ты умер!
— Теперь моя очередь!
— Эй, мы по три раза стрелять договаривались!
— 11-6, ты теперь «шестерка»!
— Этот «дом с призраками» такой страшный!
— Дура ты, Катька — че тут страшного?
— Петров, в «черный список» на неделю! — отреагировал на невежливое обращение к девочке Семен Семенович, штатный администратор, в чьи обязанности входит следить за порядком и тем, чтобы больше получаса «машинного времени» человек не получал. Он же заведует воспитательным «банхаммером».
Очередь же — половина фойе ребят набилась. Увы, сегодня успеют не все — в девять «игровуха» закроется, чтобы деточки успели на последнюю маршрутку, и родителям не пришлось их разыскивать и воспитывать.
— Зашел бы, — с теплой улыбкой предложила Виталина.
— Не, перезаражаю еще, — вздохнув, отказался я, и мы почапали домой.
— Как самочувствие? — спросила девушка.
— Под твоим чутким контролем! — бодро отрапортовал я. — Сейчас подремлю пару часиков, чайку с малиной наверну и поедем в ночной рейд по исправлению алкашей.
— Может дома останешься? — предложила она.
— Остаться хочется, — согласно кивнул я. — Но проблема в том, что мы собираемся заниматься насилием над личностью. Да, ради благой цели, но самих «подопытных»-то никто не спрашивал. Отдавать распоряжения на такое — очень легко, но размываются границы морали. Человека видеть перестаешь, — развел я руками. — И это — очень плохо. Людей видеть за статистическими единицами и казенными приказами нужно обязательно, вне зависимости от их содержания. Делегировать неприятное и спать спокойно я просто не могу.
— Может ты просто садист в глубине души? — предположила она.
— Мне ведь их жалко, — пожал плечами. — И никакого удовольствия мне наш рейд не доставит. Что-то типа работы ассенизатора — неприятно, противно, но кто-то же должен? Будем надеяться, что товарищи женщины проведут с детьми разъяснительную работу — помнишь мы прошлого здешнего председателя на глазах у детей паковали?
— Помню, — кивнула она. — Никто его воровать не просил.
— И семья его живет хорошо, — добавил я. — У сына успеваемость исправилась, оба в кружки ходят, жена на хорошей должности в кондитерском кооперативе. Видишь какой я садист — на каждое минимальное вмешательство в жизнь окружающих оправдания ищу. А если, не дай бог, во время моего правления придется войну начинать? Англосаксы, надо отдать им должное, умеют в геополитические ловушки загонять как им надо.
А послезнание рано или поздно помогать перестанет от слова «совсем» — придется на почти общих условиях с поправкой на чудо-голову существовать.
— Если придется — значит придется, — погладила меня по спине Виталина. — Предки же как-то с совестью справлялись, а ты чем лучше?
— Я — гораздо хуже, — фыркнул я. — Потому что ребенок сытых веков и халявщик. За меня уже вон сколько людей перемерло или попытались умереть.
— Работа такая. Отставить самоедство, курсант Ткачев! — лязгнула Вилка металлом в голосе.
— Так точно, дорогая, — с улыбкой кивнул я.
Дома у нас куча малышей, поэтому на ближайшие дни, с маминого позволения, был объявлен карантин — нефиг бациллы распространять — поэтому поужинали вдвоем, измерили температуру — 38.3 — и легли спать.
Сквозь мутную пелену, наполненную тревожными тенями, пробился звон телефона. Когда он оборвался, на смену пришел голос Виталины:
— Он болеет!
Непорядок — кто это тут за меня решает? У лейтенантов таких полномочий нету!
— Дай! — открыв слезящиеся глаза, прохрипел я.
Горло болит — жуть.
Виталина, скорчив недовольную мордаху — прости, солнышко, сейчас не сработает — отдала трубку.
— Ткачёв!
— Разговаривать можешь — значит здоров! — раздался на том конце провода привычно-бодрый голос Никиты Сергеевича Хрущева.
— Здрасьте, — поздоровался я и посмотрел на стоящий на тумбочке у кровати будильник — половина первого, до рейда двадцать минут.
— Учиться хотел? Собирайся, во Внуково через полтора часа тебя жду.
И он повесил трубку.
— Надо во Внуково, прямо сейчас, — проинструктировал я Виталину и сунул градусник подмышку.
— Неймется ему! — буркнула она и набрала номер «для согласований». — Товарищ полковник, тут…
Выслушав перебившего ее собеседника, буркнула еще мрачнее:
— Есть!
Положив трубку, вздохнула и развела руками — придется ехать.
— Зря бы среди ночи не звонил, — пожал я плечами.
Двушка сбегала на кухню, вернулась оттуда с кружкой чая — в термос с вечера наливали, с собой брать — захватила градусник и показала мне.
— Ну тридцать девять, ну и что? — развел я руками. — Расчехляй аптечку, товарищ старший лейтенант — больному требуется укол.
После процедуры отпил чаю, пошипел неосторожно ошпаренным ртом, велел взять с собой термос, мы оделись и покинули дом.
— Я посплю, ага? — риторически спросил я, откинув спинку сиденья.
— Спи, Сережа, — тепло улыбнулась Вилка.
Разбудила она меня уже около терминала. Потянувшись, прислушался к организму — укольчик подействовал, температуры нет. А горло… А горло думать не мешает — голос есть да и ладно.
Встретили нас прямо у входа, два десятка мрачных типов в камуфляже с нашивками «А» и балаклавами на головах, во главе с Никитой Сергеевичем.
Вот она, появившаяся на добрых четыре года раньше положенного легендарная «Альфа».
— Приехал! — удовлетворенно кивнул Хрущев, пожал мне и Виталине руки, и мы пошли внутрь. — Доигрались с этим вашим Симулякром! — даванул он меня взглядом. — Всякое у нас бывало — видит бог, не рай у нас здесь, но такого, чтобы из-за денег детей похищали — никогда!
Ну вот, как и ожидалось — пошли нерыночные методы конкуренции.
— Похищение всегда похищение, — поспорил я. — И насрать ради чего. Кроме того, больше чем уверен, что в архивах такие дела найдутся. Не надо во всем Юрия Владимировича винить — такое было, есть и будет.
К сожалению.
— Тебя требуют, на переговоры или обмен на заложников, — отмахнувшись, поделился причиной моего сюда вызова Никита Сергеевич.
— Сколько злодеев? — спросил я.
— Двое, с половиной кило аммонала и обрезами. Газ в доме уже перекрыли. На седьмом этаже сидят, суки, кооператора с женой убили, двое детей в заложниках, — подключился к беседе товарищ капитан, который будет командовать операцией.
— Я готов, товарищи, только дайте пистолет скрытого ношения — в ЦКИБ СОО прототипы есть, мне пострелять давали когда в Тулу ездил, в Москве, уверен, тоже найдется, — проявил я свойственные мне слабоумие и отвагу.
— Кто тебя пустит, — отмахнулся Никита Сергеевич. — Герой — штаны с дырой.
— Мои штаны целы, Никита Сергеевич, — не обиделся я. — И по итогам операции останутся чистыми. А у вас?
— Сученок! — ласково приложил меня бывший Генсек.
Забурились в ТУ-144 и взлетели. А вот и звуковой порог.
— На, изучай, через четыре минуты прибываем, — Хрущев выдал мне папку.
Примерно в одно и то же время зародились в городе Ярославле два кооператива. Один — на одном берегу реки Которосль, другой, стало быть — на втором. Специализировались кооперативы на закупке в государственных магазинах обычных вязаных шапок, к которым своими силами пришивали помпончики. Новинка жителям города понравилась, и за минувшую зиму кооператоры расширили штаты и открыли филиалы в близлежащих городах. Увы, рынок в СССР специфический, и пресловутого «сырья» в какой-то момент стало не хватать. Тогда ныне покойный кооператор решил сыграть грязно — начал давать взятки, благодаря которым шапочки везли не в госмагазины, откуда их обычно выкупали «бегунки», а прямиком на его склады. Конкурент такой схемы, понятное дело, не оценил и попытался решить вопрос мирно — при помощи местного ОБЭП. Увы, тамошний начальник тоже любил взятки, а у удушаемого нерыночными механизмами кооператора, как назло, оказалось две судимости — первая по «малолетке», за тяжкие телесные, вторая — уже «взрослая», за разбой. В общем, бравые Советские милиционеры похлопали его по плечу и сказали, чтобы не хулиганил, а то на пятнадцать суток мигом определят. Будучи не в силах разобраться с нехорошим конкурентом общепринятыми способами, падший ко оператор вспомнил свое буйное прошлое, замотивировал своего зама (там «букет» еще краше), и, как следует вооружившись, товарищи решили разобраться с проблемой радикально.
Вся эта информация была получена в ходе подготовки к нашей операции — седьмой час бедные дети в ванной запертыми сидят, пока за стенкой, над парочкой трупов, не забыв тщательно задернуть шторы, сидят бандиты — соседи, услышав вопли и стрельбу, благоразумно забаррикадировали дверь снаружи и вызвали милицию. Сказать, что участковый после переговоров с «задержанными» о*уел — значит ничего не сказать. Сориентировавшись, позвонил за указаниями в Москву, и вот мы здесь.
— Взяточников, надо полагать, уже определили куда следует? — спросил я Хрущева, когда самолет начал заходить на посадку.
— Да уж определили, — ехидно ответил он.
— Че вы на меня-то дуетесь? — обиделся я. — Проблема, как всегда, комплексная — при вас че-то тоже ни*уя стопроцентного соблюдения УК не было!
— Заткнись, щенок! — побагровев, рявкнул Никита Сергеевич.
Сделав глубокий вдох, обмяк и пожаловался:
— Старый я, Сережка. Нервы, — развел руками. — Сейчас тут порядок наведем — и все, на добровольную пенсию всесоюзного значения, передачу снимать, — мечтательно улыбнулся. — Я даже название придумал — «Сад-огород». Как тебе?
— Хорошо запоминается и идеально передает суть, — улыбнулся я.
Все, устал наконец-то Никита Сергеевич. Да и бодрячком-то держался на одной силе воли и накопленном на пенсии «невольной» запасе желания сделать что-нибудь полезное. И ведь сделал — на Колыме отдельные отряды из «попавших под Кукурузника» формируют. Если судить по анекдотам и эфирам «Голосов», конечно — ну кому такой фигней заниматься в голову придет?