— Конечно, нравилась. А как же иначе? И сейчас, не задумываясь, пошел бы в разведроту под команду Сашки Василькова.
— Что в этой службе такого привлекательного?
— Вася, помимо того, что разведка всегда принадлежала к фронтовой элите, она еще во все времена считалась первейшим делом. На фронте две наиважнейшие профессии: разведчик и повар. Вот дурака с папье-маше вместо мозгов можно встретить в любом роду войск. А среди разведчиков и кашеваров — никогда. Потому что только они поставляют пищу для размышления и для желудка. Усек?
Василий скривил тонкие губы, из чего Старцев заключил, что ничего он не усек…
Бойко, Горшеня, Баранец и Ким отдыхали после бессонной ночи, Старцев с Егоровым вызвались дежурить первыми.
В семь утра Урусов прислал из управления провизию на целый день: пшенную кашу с гуляшом, хлеб, сладкий чай и печенье. Исполнив роль «заведующего идеологическим отделом Московского обкома», Егоров как раз и привез продукты на служебном автомобиле, приказав водителю остановиться подальше от Бородина — на грунтовке у противоположного края леса. Пришлось тащить продукты через лес, зато потом вся честная компания с удовольствием перекусила и устроилась на отдых. Дежурить решили на всякий случай. Вдруг кто-то из цыган отважится на грабеж средь бела дня? Ну, и на тот случай, если кто из сельчан отправится в лес за хворостом. Негоже было попадаться им на глаза.
— Мы сейчас, между прочим, как раз и занимаемся делами разведки: скрытно прибыли в нужный район, заняли позицию, ведем наблюдение и всецело готовы к появлению противника, — пояснил Старцев. — Или вот тебе другой пример. Представь, что дивизия или корпус готовится к наступлению, а свежих данных об обороне противника нет. Умный и заботливый командир, чтобы напрасно не положить людей в атаке, обязательно отправит через линию фронта пару-тройку разведывательных групп для уточнения расположения и численности противостоящих сил.
— Выходит, встречались и неумные командиры?
— Я ж тебе говорю: всяких хватало. Глупых и пустых людей везде в достатке. Помню, должность начальника штаба нашего полка с полгода занимал один отвратительный тип — майор Брагин. Всех разведчиков нашей роты считал ненормальными. Сам из-за пьянства подыхал от цирроза печени, а нам, посмеиваясь, выговаривал: «На хрена вам сдалась такая опасная служба? Что вам там — за линей фронта — медом намазано? Ну, получили вы удовольствие от рискованного марш-броска, а дальше-то что?..» Я на его идиотские вопросы даже не отвечал.
— Помер?
Старцев зевнул в кулак.
— Застрелился в медсанбате, когда понял, что жить осталось несколько часов.
— М-да… — Егоров потянул из пачки следующую папиросу. Прикуривая, заметил, как товарищ остервенело трет кулаками глаза. — Засыпаешь?
— Есть такое дело.
— Ложись, Иван. Я же ночь нормально спал: дома на мягкой кровати. Ложись, я подежурю…
Василий Егоров был высок, крепок и пользовался у женщин неизменным успехом. Такие яркие мужики им всегда нравились: красивые, спокойные, уверенные в своих силах. К тому же умные и немногословные — умеющие ясно выражать свои мысли.
Егоров был единственным в группе сотрудником, который ни дня не служил в Красной армии, а сразу начал карьеру в милиции. Был, правда, еще Костя Ким, по стечению обстоятельств угодивший после школы в Центральную милицейскую школу. Но до того, как надеть форму курсанта, он целый год обивал пороги военкомата, пытаясь попасть на фронт.
Егоров родился в 1915 году в большой крестьянской семье. Семья проживала в центре Ленинградской области — в бедном селе, только что переименованном из Саблина в Ульяновку. Пятнадцатилетним пареньком Василий с отличием окончил восьмилетку в Колпине и по ходатайству районной комсомольской организации был направлен в Ленинградскую школу среднего начальствующего состава рабоче-крестьянской милиции.
Учеба Василию пришлась по вкусу. Обладая хорошей памятью и смекалкой, учебные предметы он схватывал на лету; не было вопросов и с дисциплиной — парень воспитывался в строгости и порядке.
Успешно сдав выпускные экзамены, он получил звание младшего лейтенанта и направление в один из районов Ленинградской области, где за месяц до этого был застрелен бандитами участковый инспектор.
Работать молодому участковому предстояло в районном центре, больше напоминавшем большую деревню, чем маленький город.
В районе уже несколько лет орудовала банда некоего Голяма, занимавшегося угоном скота и грабежами крестьян, возвращавшихся с городских и пригородных базаров Ленинграда. Поговаривали, будто нелюди из этой банды и расправились с предыдущим инспектором. Егоров поклялся найти негодяев и привлечь их к ответственности.
Едва ли не каждый день, рискуя жизнью, он в одиночку мотался на лошади по бескрайним полям, пролескам и оврагам. Увы, безрезультатно. Он искал свидетелей, навещал потерпевших, опрашивал их, записывал приметы преступников. Несколько раз, переодевшись в гражданскую одежду, Василий посещал базары, где продавали излишки. Все было тщетно. Банда каким-то необъяснимым образом все время от него ускользала.
Помог случай и необыкновенная наблюдательность Василия.
Приехав однажды на базар южного пригорода, он обратил внимание на дородную торговку, на прилавке которой постоянно лежали куры, гуси и куски свежей говядины. Другие торговцы, распродав товар, собирали пожитки и уезжали с базара, а у этой женщины мясо не переводилось.
«Занимается перекупкой», — сделал вывод младший лейтенант. На следующий день он оделся попроще и проследил за торговкой. Проживала она на окраине города в своем собственном доме.
По результатам наблюдений Егоров составил обстоятельный рапорт и передал его начальству. За домом установили круглосуточное наблюдение, и вскоре это принесло плоды.
Было замечено, как после полуночи к ее воротам исправно подъезжала подвода, в которой под мешковиной лежали куски нарубленного мяса и готовая к продаже птица.
Привозившего мясо мужика немедленно арестовали. Он оказался трусоватым перевозчиком награбленного и дал подробные показания, благодаря которым уголовный розыск оперативно вышел на банду Голяма.
Банда обитала в одном из лесистых районов Ленинградской области. Отправленный туда батальон НКВД как по нотам разыграл армейскую операцию: окружил лес и в течение часа полностью уничтожил бандитов.
За рвение и существенную помощь в ликвидации опасной банды Василий Егоров был награжден серебряным портсигаром и через полгода переведен в Ленинградский уголовный розыск. А перед самой войной его и еще несколько офицеров перевели в столицу для усиления Московского уголовного розыска.
Поздно вечером, доев остатки провизии и впрок покурив, отдохнувшие муровцы двинулись знакомым маршрутом к позициям возле дома инвалида Липового. Вся операция по устройству засады была рассчитана на двое суток; растягивать ее на больший срок не имело смысла, было понятно: Московская епархия находится в относительной близости от села Бородино, и любой ее представитель вместо долгого ожидания закладки первого камня на месте может просто приехать сюда к нужному сроку.
Вчерашняя ночь прошла впустую. Теперь сыщики связывали свои надежды с ночью грядущей.
Добравшись до участка Липового, они разошлись в разные стороны и расположились на знакомых позициях.
В томительном ожидании прошел час, другой, третий.
Старцев все чаще поглядывал на старые немецкие часы с фосфорными стрелками, затем переводил взгляд на восток, где вскоре просветлеет небо, и тихо вздыхал. Надежды, что преступники клюнут на наживку, с каждой минутой таяли.
Когда справа от позиции Ивана послышался шорох, похожий на тихие осторожные шаги, он подумал, что это кто-то из его коллег. Наиболее скептически к засаде относился Егоров. Почему-то его Иван и ожидал увидеть.
Каково же было удивление Старцева, когда вместо рослой фигуры Василия из темноты появилось что-то щуплое и невысокое.
«Кто это? Преступник? Заплутавший сельчанин? Неужели сработало?..» — удивился Старцев и решил подпустить незнакомца поближе.
Карманный электрический фонарик был зажат в левой ладони, большой палец поглаживал металлический полозок, готовый подвинуть его вверх. Правая ладонь сама собой потянула из-за пояса пистолет…
— Стоять! — вырос перед незнакомцем Иван.
Одновременно с командой он ослепил лицо неизвестного ярким фонарным лучом. Испугавшись, тот приглушенно вскрикнул и отпрянул назад.
— Стоять, я сказал! — повторил майор, хватая его за руку.
Сноп света продолжал метаться по смуглому лицу молодого мужчины с яркой цыганской внешностью.
Первым на помощь подоспел Горшеня. Выхватив из кармана веревку, он завернул цыгану руки и ловко связал их за спиной. Тут же подбежали и другие.
— Проверьте там, — приказал Старцев, кивнув в темноту, откуда появился цыган.
Трое муровцев с фонарями прочесали поле, отделявшее село Бородино от грунтовой дороги на Мытищи. Увы, никаких сообщников задержанного найти не удалось.
Тем временем Старцев уже начал первый допрос, называемый у сыщиков горячим. Только что арестованный человек, как правило, растерян, мысли его не собранны, «линия защиты» не подготовлена. Да и психологически не каждый бывает готов к такому повороту. Потому и торопятся следователи задать главные вопросы, пока подозреваемый не пришел в себя.
— Значит, зовут тебя Роман? — продолжал слепить его фонарем Старцев.
— Роман, — щурясь, кивнул парень.
— Сколько лет?
— Девятнадцать.
— Из табора?
— Да.
— Куда ты направлялся?
На этот вопрос прямого ответа не последовало. Парнишка со скуластым лицом, с темными живыми глазами и копной черных как смоль волос попытался вырваться из цепких рук муровцев.
Реакция насторожила.
— Отвечай на вопрос или худо будет! — повысил голос Иван.
— Я не сделал ничего плохого! Коня искал, начальник, — начал оправдываться цыган.