— Понятно… А о людях что скажете? Ну, о коллегах?
— А люди у нас, Иван Палыч, разные! — тихонько рассмеялся бывший студент. — Ну что? Пойду, пройдусь, гляну…
— А мы — чуть погодя… — сестричка милосердия опустила пушистые ресницы. — Верно, господин доктор?
Дождавшись, когда санитар уйдет, девушка вдруг заглянула собеседнику в глаза и понизила голос:
— Вот, вы про людей спрашивали… Был тут до вас хирург… Звали его… А, впрочем, неважно… Так вот, он почти всех калеками делал!
— Как это? — удивился Иван Палыч.
— Ампутация, — Женечка сверкнула глазами. Кажется, синими… Нет! Голубыми! Хотя, здесь, в полутьме, не особо-то и разглядишь.
— Знаете, у нас ведь тоже отчёты… как везде, — шепотом продолжала сестричка. — Сколько приняли раненых, сколько операций, сколько умерло в пути… Если много умирает — для статистики плохо. Ну, вы понимаете…
— Вполне, — Иван Палыч кивнул на полном серьёзе. — Легче оттяпать, чем лечить. Возиться дольше… да и — вдруг сепсис?
— Вот именно… Имейте ввиду, вас будут заставлять! Статистка — она чревата… Не только в нашем поезде так — везде. Отчёты важнее людей! Страшно!
Женечка неожиданно улыбнулась:
— Напугала вас? Прошу простить…
— Пустое!
— А знаете, я слышала, будто у французов… или у англичан… полевым хирургам даже пилы для ампутаций иметь запрещено! Чтоб калек не плодили.
После дежурства поспать так и не удалось. Начмед и все его подчиненные бегали, как оглашенные — готовили операционный вагон к приёму раненых.
— Так, бинты все на месте? Это хорошо… Прочее? Кто-нибудь, сбегайте в перевязочный, гляньте! Я сказал — сбегайте! А то будет, как в прошлый раз… Так! Обезболивающие… Где обезболивающие? А, вот, вижу… Это хорошо… Наркоз? Аппараты? Грязные какие-то… Протереть! Протёрли? Это хорошо…
Средь всей этой суматохи Иван Палыч, наконец-то, познакомился с комендантом, прапорщиком Александром Ивановичем Сидоренко, еще довольно-таки молодым человеком лет тридцати.
Высокий, красивый, с тонкой полоской усов, он, верно, очень нравился женщинам… А как ему шла форма!
Зачем-то ведь заглянул в операционный вагон… Так ведь комендант же! И почти сразу же подошел к Ивану:
— Петров, Иван Палыч? Второй полевой хирург?
— В точности!
— Вы к нам, в штабной вагон, загляните. Там администратор, Ефим Арнольдович, забавный такой. Он покажет, где расписаться… Заодно белье получите ну и… ещё кое-что… — комендант вдруг улыбнулся. — А то сапоги ваши… Доктор — и в таких — неприлично даже! Неужто, не найдём яловых?
— Да сапоги-то… пёс с ними, — отмахнулся доктор. — А револьвер нельзя?
— А зачем вам револьвер? — прапорщик вдруг рассмеялся. — Блох в лазарете стрелять?
— Но… скоро же фронт… — нерешительно молвил Иван Палыч. — А там всякое может…
— А вот это — верно! — Сидоренко посмурнел лицом. — Вообще, вы молодец, доктор. Сколько раз я уже говорил господину штабс-капитану! Тренировать весь личный состав в обращении с оружием! Не исключая и докторов, и фельдшеров… и даже сестричек! Вот вы с винтовкой Мосина обращаться умеете? А с пулеметом? У нас на платформе есть… А?
— Ну… стрелять как-то не приходилось, — честно признался Иван.
— Ничего — научим! Дело нехитрое… Было б желание… А оно, я вижу, есть! — комендант неожиданно хлопнул доктора по плечу. — Глушаков сказал — для докторов сие дело добровольное. Но, прибавил вечное своё — «это хорошо». Так вы приходите… Вот хоть сегодня вечерком, потом времени не будет.
— А куда приходить-то? В штабной вагон?
— Ну да… А потом, вы платформу в конце состава видели?
Состав в очередной раз встал на стрелке. На открытой платформе, прицепленной в самом конце поезда, размещались два пулемета системы Хайрема Максима, укрепленные на турелях. Вся платформа была обложена мешкам с песком и приспособлена для обороны состава. Имелись и два прожектора.
— Лично моя заслуга! — показывая, скромно признался комендант. — Турель! На водном охлаждении! В иных поездах такой нету… Спросите, почему турели? Потому что главный наш враг — аэроплан! Да, конечно, согласно международной конвенции, вражеские аэропланы не должны бы обстреливать санитарные поезда… Однако, увы — случается всякое… Для начала потренируетесь со мной в качестве второго номера… Подавать ленты тоже надо правильно! Вот, понимаете вот эту планку…
Вроде бы, Сидоренко показывал всё быстро и правильно… но, как-то не так… Правая рука его как-то плоховато действовала… да…
— Имеете ранение в руку? — без обиняков спросил Иван.
— Да… Но, позвольте! Как вы узнали?
— Я же хирург!
Вместо ответа прапорщик лишь покачал головой и присвистнул.
— Здравия желаю, господин комендант!
— А вот и наш второй, — оглянувшись, пояснил Сидоренко. — Санитар Константин Бердников.
— Да мы знакомы…
Это был довольно большой город в Рижской губернии. Кажется, Резекне… Красивый вокзал, брусчатка… И раненые! Очень много раненых. Казалось, их везли отовсюду — катили на катках по платформе, подвозили на санитарных автомобилях и автобусах, а некоторые, неумело перевязанные, шли пешком, сами по себе… Их тут же распределяли по вагонам.
— В первый лазаретный… в первый лазаретный… — осматривая раненых, громко распоряжался Трофим Васильевич. — Так! Этих — немедленно в перевязочный! Иван Палыч — примите…
— Есть!
— Второй лазаретный… перевязочный… лазаретный… Эй, фельдшера! Вы, вы, я вам говорю же! Не толпитесь вы так! Не создавайте толпы…
— Да мы не…
— Это хорошо! Эй, солдатик… А ты куда? Что болит, спрашиваю?
— Да что-то тошнит…
— В изолятор!
Так провозились почти что полдня: ни присесть, ни перекусить, даже попить и то некогда! Права оказалась сестричка Женечка — скучать тут некогда!
Наконец, паровоз дал долгий гудок — тронулись.
— Интересно, куда мы теперь? — войдя в операционный вагон, поинтересовался Иван Палыч. — В Москву или в Петроград?
Так просто спросил, не конкретно кого-то…
— Ни туда, и ни туда, а ближе к Риге, — пригладив лысину, отозвался Завьялов.– Там, на полустанке, надо людей забрать. Два санитарных автомобиля. Личный приказ командующего фронтом, генерала Рузского. Ну, места есть — заберём… Правда — погода та еще! Слишком уж ясно.
За окнами тянулись широкою полосою заснеженные поля, вперемешку в рощицами. По светлому плевому небу медленно ползли серые кучковатые облака, напоминавшие разрывы снарядов.
— О, слышишь? — Степан Григорьевич полня вверх указательный палец. — Канонада! Фронт-то рядом уже…
Загудел паровоз. Вот и станция. Какие-то сараи, барак… Унылая поземка в чистом поле…
— Петров! — вышел из своего закутка начмед. — Мы тут распределим — не так уж раненых много. А ты в штабной загляни срочно. Что-то тыловики со званием твоим напутали… И соответственно — с жалованием!
Что ж…
— Вы, Иван Палыч, коллежский регистратор, так? — первым делом осведомился администратор Ефим Арнольдович.
Вытянутое, с бакенбардами, лицо его напоминало физиономию какого-то старорежимного чиновника и выглядело забавно. Как и нарукавники.
— Да, коллежский регистратор, — доктор кивнул. — Я же университет кончил всё-таки!
— А тогда какого ж ляда вас записали в рядовые? — ахнув, Ефим Арнольдович засучил нарукавники. — Понимаю, вопрос не к вам… Вот же черти тыловые, напутали! А нам теперь исправлять…
— Чин коллежского регистратора в армии соответствует прапорщику, — незаметно подошел комендант. — Так что мы с вами, Иван Палыч, в равных чинах будем!
— Дело не в чине — в жалованье, — администратор педантично хмыкнул. — Семь с полтиной или сорок пять⁈ Вопрос, мои господа, непраздный. Срочно надо в штаб фронта передавать, в Резекне остановку делать… А как вы думали? Денежки-то казенные! Если что, чьи головы полетят?
За окном вдруг послышался какой-то гул, и все дружно повернули головы…
— Аэроплан! — присвистнул Ефим Арнольдович.
Иван Палыч тоже всмотрелся, заметив появившийся в небе самолетик, чем-то похожий на бумажную птичку… с черными разлапистыми крестами на крыльях и фюзеляже!
— Ничего страшного, — расслабленно протянул прапорщик. — Это «Таубе» — «голубок». Наблюдатель. Бомбовой нагрузки у него нет, пулемета — тоже. Нестрашно…
— А вот это — страшно! — Сидоренко вдруг побледнел, увидев еще один аэроплан с черными крестами! Быстрый, стремительный, дерзкий…
— «Альбатрос»! Этот может и бомбой… Эх!
Забыв про шинель, прапорщик бросился на платформу… Не рассуждая, Иван Палыч тут же вскочил на ноги и помчался следом…
Биплан с черными крестами на крыльях уже заходил на вираж!
— Ах ты ж, сука! — припадая к пулемету, выругался комендант. — Не видишь, что санитарный поезд? А ну, Иван… ленту! Ага…
Заложив крутой вираж, «Альбатрос» спикировал на платформу, словно углядевший добычу коршун!
Громыхнул одиночный выстрел…
Доктор повернул голову — упав на мешки с песком, санитар Костя Бердников лихо палил из винтовки! В белый свет, как в копеечку. Вернее — в небо.
— Ну, вот тебе! Н-на!
Грянула злая хлёсткая очередь!
Ещё одна…
Что-то просвистело, взорвалось… Платформу окутало чёрным…
Но и вражеский самолет отвернул от цели! Полетел, завывая и исходя сизым дымом… и врезался в землю где-то за рощей.
Хороший вышел взрыв!
— Ага-а! — радостно закричал прапорщик. — Вот тебе! Есть.
Кто-то громко застонал рядом. Иван Палыч поверну голову.
— Господи… Бердников! Костя! Эх…
— Готовьте к операции, — осмотрев раненого, приказал штабс-капитан Глушаков. — Давай, Иван Палыч, работай! Не всё по птичкам стрелять… Вы что скажете, Степан Григорьевич?
— Думаю, ногу придется отнять.
Глава 3
— Отнять⁈ — такое решение удивило не только Ивана Павловича, но и самого Бердникова, который на короткий промежуток времени пришел в сознание.