Генри Крейн, Александра ПолстонСанта–Барбара IV. Книга 1
ГЛАВА 1
Мексиканская полиция интересуется неизвестной яхтой. Разочарование Круза. Сантана проводит на свободе последние минуты. Джина торопит события.
Когда солнце перевалило через экватор, возвещая о наступлении второй половины дня, воздух над заливом стал густым и липким, словно растаявшее масло. Вода в заливе выглядела сверкающей и глянцевой, как глазурь. Облаков на небе было очень мало, а на юге вообще ни одного. Прямые лучи солнца раскаляли любой попадавшийся им на пути предмет, словно в печи.
Перл чувствовал себя, как выброшенная на берег из воды рыба. Захваченные с собой на яхту запасы кока–колы были уничтожены, а больше спасаться было нечем. К сожалению, покинуть яхту беглецы не могли, поскольку весьма вероятная встреча с полицией могла свести на нет все их усилия. Оставалось только терпеливо пережидать жару, надеясь на то, что к вечеру станет прохладнее. Даже купание вряд ли могло принести облегчение — вода залива была слишком соленой.
После пребывания в такой воде нужно, по меньшей мере, сполоснуться под душем, иначе соль станет разъедать кожу.
Перл лежал на диване в каюте, пытаясь извлечь из гитары какие‑нибудь звуки. Но, то ли вдохновение покинуло его, то ли жара заставила забыть о музыкальных способностях, но вместо мелодичного перебора, как того хотелось Перлу, у него получалось какое‑то жалкое пиликанье.
Когда, в конце концов, все это надоело Келли, и она уже намеревалась сказать Перлу об этом, он мгновенно отбросил гитару в сторону.
— Не надо слов, — улыбнулся он. — Я уже и сам понял, что эти опыты не принесут никакого положительного результата. Теперь ты и сама понимаешь, почему мексиканцы не работают с двенадцати до трех пополудни.
Келли кивнула.
— Я даже думать не могу. Такое ощущение, что у меня в голове все плавится.
Решительным жестом Перл откинул назад спадавшие на глаза густые темные волосы, а потом с таким недоумением посмотрел на ладонь, словно она была покрыта не потом, а мазью против загара.
— Вот черт! — выругался он. — Давненько моему организму не приходилось испарять столько жидкости. Еще полдня и я, наверное, высохну и сморщусь, как мумия. Ты знаешь, Келли, что индейцы в этих местах никогда не закапывали своих умерших в землю. Во–первых, здесь слишком каменистая почва. А во–вторых, среди сухого песка и камней они не разлагаются…
— А как же поступали в таком случае индейцы? — спросила Келли.
Перл, чтобы хоть немного развеяться, встал с дивана и начал медленно прохаживаться по каюте.
— Они находили какую‑нибудь пещеру неподалеку от своего селения и, завернув покойника в большие дубленые куски кожи, оставляли его там. В общем, это было бы то же самое, как если бы они закапывали их в землю.
— В чем же смысл? — удивленно спросила Келли.
— Смысл состоит в том, что пещеру можно было завалить камнями, и тогда ни один шакал не смог бы подобраться к умершим, которые нетронутыми попадали в Небесное Царство Бога Солнца. Когда белые пришли сюда и стали хоронить покойников по своему образцу, они очень быстро столкнулись с тем, что кладбища превращались в место набегов стай шакалов, которые без особого труда разрывали землю и, извини уж за такие подробности, оставляли от умерших только обглоданные кости.
Келли с прищуром посмотрела на Перла.
— Откуда ты все это знаешь? У меня такое ощущение, что тебе известно обо всем на свете…
Перл вытер тыльной стороной ладони потный лоб, и кисло усмехнулся.
— В общем, конечно, не все, Келли. Ты переоцениваешь мои умственные способности. Однако в своей жизни я повидал немало умных и невероятно интересных людей.
Келли на мгновение задумалась.
— Старый китаец, еще какой‑нибудь индеец, да?..
Перл кивнул.
— И еще многие, многие другие, кто попадался на недолгом жизненном пути Майкла Болдуина Брэдфорда–младшего. Среди них были и такие занимательные личности, как доктор Роулингс, о знакомстве с которым я не могу сказать ничего хорошего. Правда, я должен признать, что именно благодаря ему, я совершаю это весьма любопытное и в высшей степени поучительное путешествие в Мексику. Однажды я уже был возле границы, но с противоположной стороны. Если хочешь — могу подробнее рассказать об этом.
Келли без тени сомнения кивнула.
— Да. Я долго пыталась вспомнить, что же произошло со мной в отеле, когда пришел Дилан. Но пока в памяти у меня проявляются только отдельные кусочки, какие‑то несвязанные между собой картинки. Я не могу восстановить всю цепь событий, происшедших тогда. Мне надо отвлечься…
Перл снова уселся на диван.
— Ну, что ж. Вот и хорошо. Я думаю, что мой рассказ не будет для тебя бесполезным развлечением. Возможно, он поможет тебе вспомнить события того вечера.
Келли сидела в противоположном углу каюты, прислонившись спиной к стене. Хотя губы ее высохли, и она тоже ощущала жажду, она ни единым словом даже не намекнула на это Перлу. Меньше всего Келли хотелось сейчас жаловаться.
— Однажды я познакомился с одним весьма любопытным типом. Это было еще в те времена, когда я жил в Лос–Анджелесе. Был такой короткий период в моей жизни. Не буду рассказывать, чем я там занимался, поскольку это не слишком интересно. В двух словах это можно выразить так: экспериментировал с настроениями, ощущениями и видениями… Один приятель, с которым мы вместе снимали квартиру, притащил меня в маленькое местечко под названием «Сонора». Это было что‑то вроде жилища шамана. Хотя вывеска, которая висела над этим домиком, гласила: «Вы имели честь посетить магазин оккультных индейских наук». Среди высохших амулетов, корней кактусов и прочих подобных предметов сидел весьма живописный пожилой индеец, которого мой друг назвал Рамоном. Мой приятель подошел к нему и пожал руку. Поговорив с минуту, он жестом подозвал меня и исчез, предоставив мне самому выпутываться из положения. Дело в том, что я давно просил его познакомить меня с каким‑нибудь знатоком индейской магии и всяких оккультных штук. Ну, и мой приятель сказал мне, что знает одного старика, который является знатоком лекарственных растений и пейота…
— Ты имеешь в виду этот кактус, из которого мексиканцы и индейцы готовят какие‑то снадобья? — перебила его Келли.
— Да, именно об этом я и говорю. Меня интересовала магия, а, прочитав, одну книжку, я считал себя специалистом в этой области. Если бы ты увидела меня в то время, ты бы не поверила своим глазам. Я вел жизнь разгильдяя. Внешне я был самонадеян и напорист почти до агрессивности. Однако внутри у меня преобладала нерешительность и неуверенность в себе. Жизнь проходила в постоянных поисках самооправдания. Мне даже сказали однажды, что я весь соткан из самосожалений. Я был тогда, как лист на ветру… Да, я немного отвлекся от темы. В общем, когда я остался наедине с этим стариком, он совершенно невозмутимо сидел у маленького окна. Я представился. Он сказал, что его зовут Рамой и что он к моим услугам. По–испански это было сказано с большой учтивостью. По моей инициативе мы обменялись рукопожатиями и снова замолчали. Но это молчание, как ни странно, нельзя было назвать натянутым. Оно было спокойным и естественным. У меня было такое ощущение, что уже давно знаю этого человека и сейчас мы встретились с ним после совсем недолгой разлуки.
Хотя морщины, покрывавшие его смуглое лицо и шею, свидетельствовали о почтенном возрасте, меня поразило его тело — поджарое и мускулистое. Я сказал ему, что хочу узнать что‑нибудь о магии, связанной с древними верованиями индейцев. Потом я брякнул, что хорошо разбираюсь в пейоте, и мы могли бы поговорить на эту тему. Вообще‑то я практически ничего не знал об этом кактусе, однако, получилось так, будто я дал понять, что в пейоте я просто настоящий эксперт, что ему вообще стоит сойтись со мной поближе. Пока я нес эту чушь, он медленно кивал и взглянул на меня, не говоря ни слова. Я невольно отвел глаза, и сцена закончилась гробовым молчанием. Я почувствовал, что сделал что‑то не так, и поспешно выскочил из этой лавки. Я шел по улице, чувствуя себя невероятно раздраженным. Я нес эту дурацкую чушь под его необычным взглядом. Казалось, что этот Рамон видел меня насквозь. Когда я вернулся домой, приятель, узнав о моей неудачной попытке выведать что‑нибудь от Рамона, постарался меня утешить — старик, мол, вообще неразговорчив и замкнут. Однако тягостное впечатление от этой первой встречи было не так‑то легко рассеять.
Я потом набрался смелости и снова стал приходить к Рамону. При каждой встрече я пытался навести разговор на тему пейота, но безуспешно. Потом приятель мне сказал, что Рамон не был уроженцем Соединенных Штатов. Он родился в мексиканском штате Сонора, поэтому и назвал таким именем свою лавочку. Сначала он был для меня просто занятным стариком, который очень хорошо говорил по–испански и превосходно разбирался в лекарственных растениях. Однако мой приятель утверждал, что он настоящий колдун. Старик со временем доверял мне все больше и больше, и однажды мы отправились с ним в скалистые холмы Невады. Нам пришлось проехать на машине пару часов, прежде чем мы достигли этого места. Честно говоря, я бы сейчас даже не нашел его. Километров через семьдесят мы свернули с шоссе на север и поехали по мощенной гравием дороге. Мы ехали по ней около часа и за все это время никого не встретили. Мне казалось, что моя машина единственная на всей дороге. Лобовое стекло постепенно покрывалось разбившимися об него насекомыми и пылью. В конце концов, наступил момент, когда стало почти невозможно различать дорогу. Я сказал Рамону, что нужно остановиться и протереть лобовое стекло. А он велел ехать, не останавливаясь, даже если придется тащиться со скоростью пешехода, высунув голову в окно, чтобы смотреть вперед. Он сказал, что пока мы не прибудем на место, нам нельзя останавливаться.
В каком‑то месте он велел мне свернуть направо. Мы поднимали такую тучу пыли, что даже фары не особенно помогали.