Мама Сталина просит не трогать, Бедный папа рукою махнул.
Дорогие мои! Ради Бога!
Ненарошно я вас обманул!
Все ведь кончено. Выкрась да выбрось. Перестрой, разотри и забудь!
Изо всех своих славных калибров Дай, Коммуна, прощальный салют!
Змий зеленый пяту твою гложет, Оплетает твой бюст дорогой —
Это есть наш последний, ну может, Предпоследний решительный бой. Рейганомика блещет улыбкой,
Аж мурашки бегут по спине.
Ах, минтай, моя добрая рыбка!
Что тобою закусывать мне?
И могучим кентавром взъярился (это Пригов накликал беду!),
Рональд Рейган на нас навалился!
Спой мне что-нибудь, хау ду ю ду! Рональд Рейган — весны он цветенье! Рональд Рейган — победы он клич!
Ты уже потерпел пораженье,
Мой Черненко Владимир Ильич!
Значит, сны Веры Палны — не в руку, Павка с Павликом гибли зазря,
Зря Мичурин продвинул науку,
Зря над нами пылала заря!
И кремлевский мечтатель напрасно Вешал на уши злую лапшу Ходокам и английским фантастам,
И напрасно я это пишу!
И другого пути у нас нету!
Паровоз наш в тупик прилетел,
На запасном пути беспросветном Бронепоезд напрасно ревел!
Остановки в коммуне не будет!
Поезд дальше вообще не пойдет! Выходите, дурацкие люди,
Возвращайтесь, родные, вперед.
Все ведь кончено. Хлеб с маргарином, Призрак бродит по Африке лишь.
В два часа подойди к магазину,
Погляди и подумай, малыш.
Как-то грустно, и как-то ужасно. Что-то будет у нас впереди?
Все напрасно. Все очень опасно. Погоди, тракторист, погоди!..
Мне б злорадствовать, мне б издеваться Над районной культуры дворцом.
Над рекламой цветной облигаций.
Над линялым твоим кумачом.
Над туристами из Усть-Илима В Будапеште у ярких витрин.
Над словами отца Питирима,
Что народ наш советский един,
Над твоей Госприемкою сраной,
Над гостиницей в Йошкар-Оле,
Над растерянным, злым ветераном Перед парочкой навеселе,
Над вестями о зерно-бобовых,
Над речами на съезде СП,
Над твоей сединой бестолковой,
Над своею любовью к тебе.
Над дебильною мощью Госснаба Хохотать бы мне что было сил — Да некрасовский скорбный анапест Носоглотку слезами забил.
Все ведь кончено. Значит — сначала. Все сначала — Ермак да кабак,
Чудь да меря, да мало-помалу Петербугский, голштинский табак.
Чудь да меря. Фома да Емеля. Переселок. Пустырь. Буерак.
Все ведь кончено. Нечего делать. Руку в реку. А за руку — рак.
эпилог
Господь, благослови мою Россию,
Спаси и сохрани мою Россию,
В особенности — Милу и Шапиро.
И прочую спаси, Господь, Россию.
Дениску, и Олежку, и Бориску,
Сережку и уролога Лариску,
Всех Лен, и Айзенбергов с Рубинштейнами, И злую продавщицу бакалейную.
И пьяницу с пятном у левой вытачки,
И Пригова с Сухотиным, и Витечку,
И Каменцевых с Башлачевым Сашечкой,
И инженера Кислякова Сашечку,
А.И., А.Ю., А.А. и прочих Кобзевых,
И бригадира рыжего колхозного,
Сопровского, Гандлевского и Бржевского,
И Фильку, и Сережку Чепилевского. Благослови же, Господи, Россию!
В особенности, Милу и Шапиро,
Шапиро и Кибирову Людмилу!
И Семушку с Варварой, и Семеныча, Натаныча, Чачко и Файбисовича,
С.Хренова, Булатова, Васильева,
И Туркина, и Гуголева сильного.
Сестренку, папу, маму и покойников,
И бабушку, и Алика с Набоковым,
И Пушкина, и Н. и В. Некрасовых,
И рядового Масича атасного.
Малкову, и Борисову прелестную,
И ту, уже не помню, неизвестную,
Спаси, Иисус, микрорайон Беляево!
Ну а Черненко как же? — Да не знаю я!
Ну и Черненко, если образумится! Спаси, Иисусе, Родину неумную!
И умную спаси, Иисусе, Родину! Березки, и осины, и смородину! Благослови же, Господи, Россию,
В особенности Милу и Шапиро, Шапиро Мишу и Шапиро Иру! Олежку, и Сережку и так далее!
И Жаннку, и Анжелку и так далее! Сазонова сержанта и так далее!
И Чуню, и Дениску и так далее!
В особенности — Англию с Италией, Америку и Юлю с Вероникою! Спаси, Иисусе, Родину великую! Спаси, Господь, неловкую Россию,
И Подлипчук, и Милу, и Шапиро, И ветерана в стареньком мундире! Спаси, Господь, несчастного Черненко! Прости, Господь, опасного Черненко! Мудацкого, уродского Черненко!
Ведь мы еще глупы и молоденьки, И мы еще исправимся, Иисусе! Господь! Прости Советскому Союзу!
КОНЕЦ
Три
послания
г
1987 - 1988 г.г.
ч.
Он оглянулся■ Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле уже не было видно людей.
Студент подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило 19 веков назад, имеет отношение к настояи^ему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям.
А.П.Чехов, «Студент»
1
Лева милый! Энтропия!
Энтропия, друг ты мой!
Только мы стоим босые с непокрытой головой.
Мы босые, небольшие, осененные листвой, пишем в книжки записные по-над бездной роковой.
Лишь лучи свои косые тянет вечер золотой.
Лишь растения живые нам кивают головой.
Лишь цветочки — до свиданья! Облака — в последний раз!
Лишь прольется на прощанье влага светлая из глаз.
Лишь продукты пропитанья вкус наш радуют подчас...
Но готовься жить заране без ветчин и без колбас!
2
Без кондитерских изделий!
Без капусты! Без грибов!
Без лапши! Без вермишели!
Все проходит. Будь готов.
Все проходит. Все не вечно. Энтропия, друг ты мой!
Как чахотка, скоротечно и смешно, как геморрой,
и как СПИД... Ты слышишь, Лева? Слушай, Лева, не вертись!
Все равно, и все фигово.
Что нам делать? Как спастись?
Даже Семиною водкой чокаясь в кругу друзей, про себя я знаю четко: все фигово, пей не пей!
Пой не пой — фигово, Лева!
Нету, нету ничего!
Дым багровый. Ров дерьмовый.
Вой кошачий половой.
Даже женским бюстом, Лева, упиваясь в час ночной, знаю я, что все фигово.
Знаю, знаю, дорогой.
3
Все проходит. Все проходит.
• Опадает маков цвет.
Безобразья нет в природе.
Но и нас с тобою нет.
Нет как нет, и быть не может!
Впереди и позади
страшно, Лева! Ну и рожи!
Ну их на фиг! Не гляди!
Тише, тише, Лева милый!
Лев Семеныч, любера!
Энтропии свет постылый заливает вечера.
Надвигается, послушай, надвигается пиздец!
Тише, тише, глуше, глуше колыхания сердец.
Тише, тише, глуше, глуше, глубже, глубже. Навсегда.
Лев Семеныч! Наши души быстротечны, как вода.
Быстротечны, быстроходны, мчатся, мчатся — не догнать... Ярость, Лева, благородна, но бессмысленна, видать.
Солнце всходит и заходит. Тополь листья теребит.
Все красиво. Все проходит. «До свиданья!» — говорит.
Золотистые листочки. Голосистый соловей. Золотистый пух на щечках у любимой у моей.
Золотистый пух на щечках, золотистый пух везде! Светло-синие чулочки! Темно-синее годэ!
И продукты пропитанья, сервелат и карбонат!..
До свиданья, до свиданья!
Я ни в чем не виноват!
Где ж утраченная свежесть на лазоревом коне?
Зубы, волосы все реже, и все чаще страшно мне.
Дьявол в черном коленкоре ироничен и речист, умник, бабник и обжора, то фашист, то коммунист,
дух вражды и отрицанья, сытый, гладкий молодец! Днесь сбываются Писанья, надвигается Пиздец!
Над кладбищем ветер свищет. Страшно, страшно! У-у-у!
Вот те право на жилище, пища пылкому уму!
И хоть стой, хоть падай, Лева! Хоть ты тресни — хоть бы что! Все действительно фигово.
Все проходит. Все ничто.
5
Осень, Лев Семеныч, осень.
На печальном склоне лет дать ответ мы жадно просим.
Знак согласия в ответ.
Осень, Лев Семеныч, осень. Опадает лесопарк.
Вместе с горестным вопросом изо рта струится пар.
Ходят девки испитые, не дождавшися любви.
И летят листы златые, словно карточки твои.
Твои карточки, как листья, так сухи, печальны так...
В небе холодно и чисто.
В небе выгоревший стяг.
Ё-мое, товарищ Лева,
Е-мое и ё-твое.
Все фигово. Все фиговей тянется житье-бытье.
Что стояло — опадает.
Выпадает, что росло.
В парке девушка рыдает, опершися на весло.
Гипс крошится, пропадает.
Нос отбит хулиганьем.
Арматура выползает и ржавеет под дождем.
6
Осень, осень. Энтропия.
Не узнать весенних мест.
В инструменты духовые дует ЖЭКовский оркестр.
Духовой оркестр играет.
Сон осенний. Две слезы.
Пудель грязный пробегает, чьи-то нюхает следы.
Духовой оркестр играет.
Две слезы да три сестры.
Сердце влагой набухает.
Все старо. И все стары.
И две пары — ах ты, Боже! — вальс танцуют, Боже мой!
На кого они похожи!
Может, и на нас с тобой.
I
И одна из дам с авоськой в шляпке дочери своей.
Хной подкрашена прическа.
Туфли старые на ней.
И в мохеровой беретке рядом женщина кружит.
Плащ шуршит у мамы этой, дряблая щека дрожит.
Кавалеры — ветераны ВОВ, а может быть, и ВОСР, отставные капитаны, замполиты ПВО.
Кружат пары. Ах ты, Боже! Две слезы. Да три войны.
Лев Семеныч! Ну и рожи!
Как они увлечены!
Сон осенний. Сумрак сонный. Все и вся обречены.
Погляди же, Лев Семеныч, — улыбаются они!!
Улыбайтесь, улыбайтесь и кружитесь! Ничего! Вспоминайте, вспоминайте майский полдень грозовой!
Вы простите за нескромность, за смешок из-за кустов.
Сердце влажное огромно.