6
О, дитя карнавала, о, воскресника сын, выблядок фестиваля, большеротый кретин,
мой близнец ненаглядный, Каин глухонемой,
Авель в форме парадной что нам делать, родной?
Где-то там, на Ямале, я лежу в тишине.
О, дитя карнавала, как же холодно мне.
7
Идут белые снеги.
Тишина и простор.
Где-то в устье Онеги глохнет бедный мотор.
Где-то в центре районном вечер танцев идет, где-то в тьме заоконной бьет стилягу урод.
И девчонка, вся в белом, зачала в этот час — парню очень хотелось с пьяных маленьких глаз.
Я не сплю в эту полночь. Я смотрю на луну.
Полно, Господи, полно мучить эту страну!
Нам попало немало и хватило вполне где-то в самом начале, на гражданской войне.
Нам попало немало наяву и во сне.
Так пускай комиссары наклонятся ко мне,
в пыльных шлемах склонятся, и клинок занесут, и убьют, может статься, да и сами умрут.
Где-то в самом начале, как на грех, как на смех, всем гуртом мы напали, да, видать, не на тех.
8
Где-то в знойном Непале (он ведь рядом, Непал) мы с тобой не бывали.
Лишь Сенкевич бывал.
Где-то в Умбрии нежной, в Корнуэлле седом, в Дании безмятежной, в Бенилюксе смешном,
где-то в синей Тоскане, в Аттике золотой...
Спой мне, меццо-сопрано, птичка божия, спой!
Чтобы было мне пусто, повылазило чтоб, чтоб от счастья и грусти треснул медный мой лоб!
Чтобы стало мне стыдно, чтобы стало грешно, и завидно, обидно за родное говно.
Чтобы Родину нашу сделал я, зарыдав, и милее и краше всех соседних держав!
Чтоб жених да невеста, взявшись за руки, шли, а за ними все вместе все народы земли!
Чтоб счастливый стиляга, улыбаясь, в слезах, поднял тост: «За отвагу!», встал под общий наш стяг!
Чтоб сады расцветали белым вешним огнем как ни в чем не бывало на Таймыре пустом,
там, в заснеженных далях, за полночным окном, где-то там, на Ямале, где-то в сердце моем...
О, дитя карнавала с леденцом-петушком.
ПОЭМА «ЖИЗНЬ К.У.ЧЕРНЕНКО»
Глава IV РАДИ ЖИЗНИ НА ЗЕМЛЕ
С 1977 года он — кандидат в члены Политбюро, а с 1978 года — член Политбюро ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 7-10 созывов. Депутат Верховного Совета РСФСР 10-го созыва. КУ.Черненко был членом советской делегации на международном Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975 г.).
«Агитатор» 1984, №5
«Вставай-ка, соня! Петушок пропел!»
Сон, уносящий нашего героя в былые дни, в спортзал, где проходили соревнованья, прерван был шутливым приветствием. «Тьфу, черт! Уже 12!
Как я заспался». — «Да немудрено! Легли-то мы под утро, но зато каков доклад-то! Я перечитал его сейчас — и даже не поверил, что это мы с тобою сочинили.
Ну уж теперь повертятся они!»
— «Да, господину Форду нынче не позавидуешь». — «Ну ладно, пожалел! Они бы нас не очень пожалели будь воля их... А ну вставай, лентяй!»
И Брежнев резко сдернул одеяло.
«Ну, Леня, не балуйся! Ну, минутку
дай полежать еще» — «Вставай, засоня!
И, слушай, помоги мне ради бога...»
— «Что, снова галстук?» — «Ничего смешного не вижу...» — «Эх, ты, Ленька, Ленька!
Вот я не стану помогать, хорош ты будешь! То-то будет радость приятелям американцам. Что?
Боишься, а?» — «Да ладно тебе. Костя.
Типун тебе на длинный твой язык!»
— «Ну, ну, я пошутил. Давай свой галстук. Учись, пока я жив».
ХРИСТОЛОГИЧЕСКИЙ диптих
Часть 1
Розы цветут. Красота, красота' Скоро узрим мы младенца Христа!
АНДЕРСЕН
Тускло светит звезда Чернобыль.
В этом свете почудилось мне: Джугашвили клинок обнажил, гулко скачет на Бледном Коне.
Ты прости, я, быть может, не прав. Может, это не правда еще.
Говорят, что, крылом воссияв, защитит нас небесный Хрущев.
Только это, прости, ерунда!
Вон, любуйся, Хрущев твой летит в сонме ангелов бездны сюда, мертвой лысиной страшно блестит!
До чего же огромны они!
Легионом их в книге зовут.
И в моей голове искони они скачуг и песню поют.
Это есть наш единственный бой.
Мы уже проиграли его.
Видишь, Сталин такой молодой.
Нету против него никого.
Ты прости и не слушай меня.
Много лет я уже одержим.
И в пустые глазницы Коня я гляжусь и дрожу перед ним.
Разверзаются ада врата.
И уже никого не найти,
кто бы спрятал младенца Христа
под рубахой на потной груди.
Смейся, смейся, не слушай меня. Страхом, видимо, я ослеплен.
Но во тьме мне предстал Сатана. Я-то знаю, как выглядит он!
Не политика это, клянусь!
Ну, причем же политика тут!
Мне приснился младенец Иисус.
Я-то знаю, его предадут.
Не политика это, дурак!
Ну, когда наконец ты поймешь — Он в яслях беззащитен и наг,
Он опять пропадет ни за грош!
И тогда ты поймешь, наконец,
И тогда, наконец, заорешь! Надвигается полный конец!
Мы с тобой пропадем ни за грош...
Вновь пробили куранты в Кремле. Вновь по первой программе футбол. Вновь петух прокричал на заре.
И отрекшийся встал и пошел.
Часть 2
Ты сегодня в новом платье цвета — ах! — морской волны. Как златой песок Ривьеры волосы озарены.
Вся ты, как круиз беспечный вдоль брегов Европы той, той Отчизны нашей вечной, где не будем мы с тобой.
Ну, не будем и не надо.
Ну, не надо, ну, пойдем!
По заброшенному саду мы гуляем и поем.
Мы поем и по тропинке вслед за бабочкой идем.
Мы с тобой — как на картинке. Мы о будущем поем.
И ничто нас не разлучит, даже мать-сыра земля, ибо смысл ея летучий нам открыли тополя.
Солнце-клеш, какое счастье несмотря на смерть и страх. Словно первое причастье, вьется птица в небесах.
Птица Божья, птица Божья, пой, не бойся, ты права!
Нежно гладит нашу кожу золотая синева.
Потому что мы ячейка Царства Будущей Любви!
Зря кривит судьба-злодейка губы тонкие в крови.
Мы поем с тобой, гуляем в синеве, в листве, в траве. Потому что твердо знаем окончательный ответ:
Глупости, что все проходит! Глупости, не верь, дружок!
Все вернется нам в угоду в свой, уже недолгий, срок.
Все еще прекрасней станет (как вода на свадьбе той) под легчайшими перстами, что слепили нас с тобой.
Так гляди, гляди на лето, на заросший этот сад, на счастливый полдень этот, словно много лет назад.
Сердце, сердце, грозным строем встали беды пред тобой!
Пой, не бойся, Бог с тобою! Ничего не бойся, пой!
Цвет морской волны прохладной, золото российских нив, чистый-чистый, беспощадный, с детства памятный мотив!
И Европа наша с нами, и Россия часть ее, и святое наше знамя — платье новое твое!
ПОЭМА «ЖИЗНЬ К.У.ЧЕРНЕНКО»
Глава V
РЕЧЬ ТОВАРИЩА К.У.ЧЕРНЕНКО
на Юбилейном Пленуме Союза писателей СССР 25 января 1984 года (по материалам журнала «Агитатор»)
Вот гул затих. Он вышел на подмостки. Прокашлявшись, он начал: «Дорогие товарищи! Наш пленум посвящен пятидесятилетию событья значительного очень...» Михалков, склонясь к соседу, прошептал: «Прекрасно он выглядит. А все ходили слухи, что болен он». — «Тс-с! Дай послушать.» «... съезда писателей советских, и сегодня на пройденный литературой путь мы смотрим с гордостью. Литературой, в которой отражение нашли ХХ-го столетия революционные преобразования!» Взорвался аплодисментами притихший зал. Проскурин неистовствовал. Слезы на глазах у Маркова стояли. А Гамзатов, забывшись, крикнул что-то по-аварски, но тут же перевел: «Ай, молодец!»
Невольно улыбнувшись, Константин Устинович продолжил выступленье.
Он был в ударе. Мысль, как никогда, была свободна и упруга. «Дело, так начатое Горьким, Маяковским,
Фадеевым и Шолоховым, ныне продолжили писатели, поэты...»
И вновь аплодисменты. Евтушенко, и тот был тронут и не смог сдержать наплыва чувств. А Кугультинов просто лишился чувств. Распутин позабыл на несколько мгновений о Байкале и бескорыстно радовался вместе с Нагибиным и Шукшиным. А рядом Берггольц и Инбер, как простые бабы, ревмя ревели. Алигер, напротив, лишилась дара речи. «Ка-ка-ка...» — Рождественский никак не мог закончить.
И сдержанно и благородно хлопал Давид Самойлов. Автор «Лонжюмо» платок бунтарский с шеи снял в экстазе, размахивая им над головой.
«Му-му-му-му» — все громче, громче, громче ревел Рождественский. И Симонов рыдал у Эренбурга на плече скупою солдатскою слезой. И Пастернак смотрел испуганно и улыбался робко — ведь не урод он, счастье сотен тысяч ему дороже. Вдохновенный Блок кричал в самозабвении: «Идите!
Идите все! Идите за Урал!»
А там и Пушкин! Там и Ломоносов!
И Кантемир! И Данте! И Гомер!..
Ну, вот и все. Пора поставить точку и набело переписать. Прощай же, мой Константин Устинович! Два года, два года мы с тобою были вместе.
Бессонные ночные вдохновенья
я посвящал тебе. И ныне время
проститься. Легкомысленная муза
стремится к новому. Мне грустно, Константин
Устинович. Но таковы законы
литературы, о которой ты
пред смертью говорил... Покойся с миром
до радостного утра, милый прах.
ЛЕСНАЯ ШКОЛА
Ехал на ярмарку Ванька-холуй За три копейки показывать ху... художник, художник, художник молодой...
Хулиганская песня
Ой вы, хвойные лапы, лесные края, ой, лесная ты школа моя!
Гати-тати-полати, ау-караул, елы-палы, зеленый патруль!
В маскхалате на вате, дурак дураком, кто здесь рыщет с пустым котелком?
Либо я, либо ты, либо сам Святогор, бельма залил, не видит в упор!
Он не видит в упор, да стреляет в упор, слепота молодцу не укор!
Он за шкурку трясется, пуляет в глаза. Елы-палы, река Бирюса!
Ой, тюменская нефть да якутский алмаз, от варягов до греков атас.