и подставь под ярмо свою шею: Ты не найдешь ни одной, что бы любящего пощадила; Если сама влюблена, все же рада и мучить и грабить. 210 Стало быть, меньше всего полезна жена для того, кто Сам обещается быть желанным и добрым супругом: Ты никогда ничего не даришь, коль жена не захочет, Ты ничего не продашь без нее, против воли не купишь; Склонность твою предпишет она и откажет от дома Старому другу, который бывал здесь еще безбородым. Сводники или ланисты вольны составлять завещанья, Право такое ж дано гладиаторам - слугам арены, Ты же добро завещай соперникам разным в наследство. "Крестную казнь рабу!" - "Разве он заслужил наказанье? 220 В чем преступленье? Свидетели кто? Кто доносит? Послушай: Если на смерть посылать человека, - нельзя торопиться". "Что ты, глупец? Разве раб человек? Пусть он не преступник, Так я хочу, так велю, вместо довода будь моя воля!" Так она мужу велит; но скоро она покидает Царство жены и меняет семью, затоптав покрывало, Вновь исчезает - и снова приходит к постылому ложу; Входа недавний убор, занавески она покидает, В доме висящие там, и у двери зеленые ветви. Так возрастает число, и в пять лишь осенних сезонов 230 Восемь будет мужей - достойный надгробия подвиг! Теща покуда жива, не надейся в семье на согласье: Теща научит ценить разорение полное мужа, Теща научит искусно, хитро отвечать на записки, Что соблазнитель прислал; она расположит подачкой Иль проведет сторожей; хоть здорова вполне ее дочка, Теща зовет Архигена, одежды тяжелые снимет; Скрытый меж тем в потаенных местах, любовник запрятан; Он, нетерпения полный, молчит - и готовит оружье. Ты не дождешься, чтоб мать дала дочери честные нравы 240 Нравы, каких не имеет сама: ведь гнусной старухе Полный расчет - воспитать такую же гнусную дочку. Чуть не во всех судебных делах начинается тяжба Женщиной: где не ответчик Манилия - глядь, обвиняет. Сами они сочинят заявленье, записку составят, Цельзу подскажут, с чего начинать и в чем аргументы. Кто не видал эндромид тирийских, не знает церомы, Кто на мишени следов не видал от женских ударов? Колет ее непрерывно ударами, щит подставляя, Все выполняя приемы борьбы, - и кто же? - матрона! 250 Ей бы участвовать в играх под трубы на празднике Флоры; Вместо того не стремится ль она к настоящей арене? Разве может быть стыд у этакой женщины в шлеме, Любящей силу, презревшей свой пол? Однако мужчиной Стать не хотела б она: ведь у нас наслаждения мало. Вот тебе будет почет, как затеет жена распродажу: Перевязь там, султан, наручник, полупоножи С левой ноги; что за счастье, когда молодая супруга Свой наколенник продаст, затевая другие сраженья! Этим же женщинам жарко бывает и в тонкой накидке, 260 Нежность их жжет и тонкий платок из шелковой ткани. Видишь, с каким она треском наносит мишени удары, Шлем тяжелый какой ее гнет, как тверды колени, Видишь, плотность коры у нее на коленных повязках. Смейся тому, как оружье сложив, она кубок хватает. Лепида внучки, Метелла слепого иль Фабия Гурга! Разве какая жена гладиатора так наряжалась? Разве Азила жена надрывалась вот так у мишени? Спальня замужней жены всегда-то полна перебранок, Ссор: на постели ее заснуть хорошо не удастся. 270 В тягость бывает жена, тяжелее бездетной тигрицы, В час, когда стонет притворно, задумавши тайный поступок, Или ругает рабов, или плачется, видя наложниц Там, где их нет; ведь слезы всегда в изобилье готовы, Ждут на своем посту, ожидая ее приказанья Течь, как захочется ей; а ты-то, балда, принимаешь Слезы ее за любовь, упоен, поцелуями сушишь! Сколько бы ты прочитал записок любовных и писем, Если б тебе шкатулку открыл" ревнивицы грязной! Вот она спит с рабом, вот всадник ее обнимает 280 "Квинтилиан, оправдай, прикрась что-нибудь!" - "Затрудняюсь. Ты уж ответь сама". И она говорит: "Решено ведь, Ты поступаешь как хочешь, и я уступаю желаньям Так же, как ты. Негодяй, баламуть хоть море, хоть небо: Я - человек!" - Наглее не сыщешь, когда их накроют: Дерзость и гнев почерпают они в самом преступленье. Спросишь: откуда же гнусность такая и в чем ее корни? Некогда скромный удел охранял непорочность латинок, И небольшие дома не давали внедряться порокам Там, где был труд, где недолог был сон, и грубые рук 290 Были от пряжи этрусской жестки, а к самому Риму Шел Ганнибал, и мужья охраняли Коллинскую башню. Ныне же терпим мы зло от долгого мира: свирепей Войн налегла на нас роскошь и мстит за всех побежденных. Римская бедность прошла, с этих пор у нас - все преступленья И всевозможный разврат; на наши холмы просочился Яд Сибариса, Родоса, Милета, отрава Тарента, Где и венки и разгул и где господствует пьянство. Деньги презренные сразу внесли иностранные нравы; Нежит богатство, - оно развратило роскошью гнусной 300 Все поколение: нету забот у прелестницы пьяной; Разницы меж головой и ногами своими не видит Та, что огромные устрицы ест в полуночное время, В час, когда чистый фалерн дает благовониям пену, Пьют из раковин все, когда потолок закружится, Лампы двоятся в глазах, а стол вырастает все больше. Вот и любуйся теперь, как с презрительной фыркнет ужимкой Туллия, Мавры известной сестра молочная, тоже Мавра, коль древний алтарь Стыдливости встретят дорогой. Ночью носилки здесь остановят они - помочиться, 310 Изображенье богиня полить струёй подлиннее, Ерзают в свете луны, верхом друг на друга садятся, После уходят домой; а ты, проходя на рассвете К важным друзьям на поклон, на урину жены наступаешь. Знаешь таинства Доброй Богини, когда возбуждают Флейты их пол, и рог, и вино, и менады Приапа Все в исступленье вопят и, кису разметавши, несутся: Мысль их горит желаньем объятий, кричат от кипящей Страсти, и целый поток из вин, и крепких и старых, Льется по их телам, увлажняя колени безумиц. 320 Здесь об заклад венка Савфея бьется с девчонкой Сводника - и побеждает на конкурсе ляжек отвислых, Но и сама поклоняется зыби бедра Медуллины: Пальма победы равна у двоих - прирожденная доблесть! То не притворства игра, тут все происходит взаправду, Так что готов воспылать с годами давно охладевший Лаомедонтов сын, и Нестор - забыть свою грыжу: Тут похотливость не ждет, тут женщина - чистая самка. Вот по вертепу всему повторяется крик ее дружный: "Можно, пускайте мужчин!" - Когда засыпает любовник, 330 Женщина гонит его, укрытого в плащ с головою. Если же юноши нет, бегут за рабами; надежды Нет на рабов - наймут водоноса: и он пригодится. Если потребность есть, но нет человека, - немедля Самка подставит себя и отдастся ослу молодому. О, если б древний обряд, всенародное богослуженье Пакостью не осквернялось! Но нет: и мавры и инды Знают, как Клодий, одетый арфисткой, пришел с своим членом Толстым, как свиток двойной, вдвое больше "Антикатона", В Цезарев дом на женский обряд, когда убегают 340 Даже и мыши-самцы, где картину велят занавесить, Если увидят на ней фигуры не женского пола. Кто же тогда из людей к божеству относился с презреньем, Кто бы смеяться посмел над жертвенной чашей, над черным Нумы сосудом, над блюдом убогим с холма Ватикана? Ну, а теперь у каких алтарей не находится Клодий? Слышу и знаю, друзья, давнишние ваши советы; "Надо жену стеречь, запирать на замок". Сторожей-то Как устеречь? Ведь она осмотрительно с них начинает. Ведь одинакова похоть у высших, как и у низших: 350 Та, что ходит пешком по улицам грязным, не лучше, Нежели та, что лежит на плечах у рослых сирийцев. Чтобы на игры смотреть, Огульния платье достанет, И провожатых взаймы, и носилки с подушкой, и няньку; Будут подруги по найму и девочка для поручений. Кроме того, она все серебро, от отца что осталось, Вплоть до последней посуды, дарит гладкокожим атлетам. Дома пускай нищета, - ни одна от нее не скромнее И не считается с теми границами, что наложила Бедность, данная ей. Однако мужья временами 360 То, что полезно, предвидят; иные берут руководством Жизнь муравья, опасаясь познать и холод и голод. Ибо мотовка жена не чует имущества гибель: Будто в пустом ларце возрождаются новые деньги, Будто берутся из груды, всегда остающейся полной, Не размышляет она, сколько стоят ее развлеченья. Женщин иных прельщают бессильные евнухи с вечно Пресными их поцелуями, кожей навек безбородой: С ними не нужен аборт: наслаждение с ними, однако, Полное, так как они отдают врачам свои члены 370 С черным уж мохом, когда обрастала их пылкая юность; Эти шулята, когда-то лишь видные, в росте свободном После того как достигнут двух фунтов, у них отрезает Гелиодор, принося лишь ущерб одному брадобрею. Тот, кто своей госпожой кастратом сделан, вступает В баню заметный для всех, на себя обращая вниманье, Смело взывая к хранителю лоз. Пускай с госпожой он Спит себе; только ты, Постум, смотри не доверься кастрату Вакха, что вырос с тобой и уже приготовился к стрижке. Если жена увлекается пеньем, - никто не спасется 380 Из продающих свой голос претору: их инструменты Вечно у ней в руках, сардониксы сверкают на лире Сплошь, и дрожащий плектр постоянно порхает по струнам, Нежного плектр Гедимела, пред ней исполнявшего песни: Держит его, утешается им и целует желанный, Женка из Ламиев рода, фамилии Аппиев, молит, Януса с Вестой мукой осыпая, вином орошая, Дать Поллиону дубовый венок, чтобы струны украсить На состязаниях капитолийских. Не сделала б больше, Муж захворай у нее, беспокойся врачи о сынишке. 390 Пред алтарем предстоя, она не считает зазорным Ради кифары закрыть себе голову, как подобает Произнести мольбу, побледнеть при вскрытии агнца. Ты, из богов древнейший, скажи, прошу тебя, Янус Отче, скажи, отвечаешь ты ей? Верно, на небе скучно; Делать там нечего вам, небожителям, как посмотрю я: Эта о комиках просит тебя, а та предлагает Трагика взять; между тем у гаруспика ноги опухнут. Пусть она лучше поет, чем по городу шляется всюду, Наглая, в кучки мужчин вмешаться готовая смело, 400 Или в присутствии мужа ведет разговоры с вождями (Прямо с похода), глядя им в лицо и совсем не вспотевши. Этакой все, что на свете случилось, бывает известно: Знает она, что у серов, а что у фракийцев, секреты Мачехи, пасынка, кто там влюблен, кто не в меру развратен. Скажет она, кто вдову забрюхатил и сколько ей сроку, Как отдается иная жена и с какими словами; Раньше других она видит комету, опасную царству Парфян, армян; подберет у ворот все слухи и сплетни Или сама сочинит, например, наводненье Нифата, 410 Хлынувшего на людей и ужасно залившего пашни, Будто дрожат города, оседает земля, - и болтае