Приземлились мы для дозаправки самолета в Астрахани, пошли в столовую, пообедали. Выяснилось, что Москва не дает разрешение на вылет, так как на аэродроме в Чкаловском дует сильный боковой ветер, недопустимый для нашего Ан-26. Обещают завтра с утра дать разрешение на вылет. Ну, ничего страшного, в Астрахани погода хорошая, светит солнце, значит, улетим завтра. Попросили машину, поехали в город, походили и осмотрели Астраханский кремль. Интересно. Возвращались поздно, уже стемнело, бросалось в глаза огромное количество частных домов на окраинах города и во всех домах наглухо закрытые ставни. Приехали и сразу легли спать, ведь завтра на утро назначен вылет домой, все с нетерпеньем ждут возвращения.
В шесть утра, как договорились, подъем. Настроение приподнятое, но что это? За окном темно, как глубокой ночью! Оказывается, пока мы спали, на эту местность опустился знаменитый астраханский туман. Настроение у всех сразу упало ниже плинтуса, кто-то заорал: «Где этот Эдуард?!». И, должен сказать, было от чего сердиться и расстраиваться. Астраханский туман – это когда ты не видишь свою вытянутую руку (вспомните известное выражение). Мы шли в столовую, практически держась друг за друга. Всем было ясно, что пятницу мы будем «куковать» в Астрахани и под большим вопросом находится вылет в субботу. Жизнь явно нам не улыбалась. При встрече с бедным Эдуардом каждый считал своим долгом обязательно его обвинить в сложившейся ситуации. Эдуард сначала отшучивался, но потом начал медленно звереть и отвечать уже по-другому. Все, конечно, понимали, что он тут ни при чем, но кто-то же должен быть виновным, да и мудрость народную надо чтить.
Всю пятницу просидели в гостинице, выходить никуда не хотелось, да, честно говоря, было и небезопасно – туман только сгущался. Надежды были на субботу. Открыв утром глаза, мы поняли, что надежд весьма мало. Туман стоял густой, но, как показалось (скорее всего, желаемое принимали за действительное), немножечко менее плотный, по крайней мере в окно был виден фонарный столб, а вчера о его наличии мы и не подозревали. После завтрака командир корабля, небольшого роста майор, подходит к Михаилу Сергеевичу и чуть ли не плачущим голосом просит его позвонить в Москву и получить разрешение на вылет. Генерал, естественно, возражает – куда лететь, когда ни черта не видно. Командир продолжал уговаривать, убеждая, что тут он взлетит, а если Москва примет, то все будет в порядке. У него аргументы были вполне логичные и по-человечески понятные: если сегодня не улетим, то он окажется у себя на аэродроме в лучшем случае только в воскресенье, а в понедельник снова лететь, не отдохнешь. Михаил Сергеевич все это понимает и идет куда-то связываться с Москвой. Отсутствует долго, но приходит довольный – уговорил под свою ответственность и авторитет. Быстро собрались и мигом на аэродром, там уже АПА (специальная машина) прогревала и готовила к запуску наш самолет. На наше счастье, туман немного рассеялся и взлет прошел нормально. Долетели вполне прилично, поволноваться пришлось лишь при посадке. Был сильный боковой ветер, и Ан-26, довольно легкий самолет, когда до полосы оставалось несколько десятков метров, начало сносить, но командир корабля сумел-таки удержать самолет на курсе и нормально или, как говорят в авиации, штатно посадил машину. Наверное, помогло то, что ему кровь из носу нужно было именно в субботу попасть домой. Ну и слава Богу! И все-таки старые и мудрые авиационные традиции (если хотите, профессиональное суеверие) надо чтить.
Пока мы предавались воспоминаниям, автобус свернул вправо и бодро побежал по направлению к 35-й площадке. С этой площадкой у меня было связано много воспоминаний, тяжелых и радостных. Начну с хороших. За ракету, которая испытывалась на этой стартовой площадке, коллективу разработчиков, в который включили и меня, была присвоена Государственная премия Российской Федерации. Ничего не скажешь – приятно. Но какого это потребовало расхода нервных клеток и сколько прибавило седых волос, невозможно сосчитать. Для нас, испытателей и заказчиков, это было нечто. Ракета, о которой идет речь, уникальна настолько, что американцы до сих пор не могут не только опередить нас в аналогичной разработке, но даже приблизиться к нашим результатам. При этом необходимо отметить такой факт: эта ракета на сто процентов создана из отечественных материалов и комплектации. Думается, наш народ должен поклониться отечественным конструкторам, инженерам, ученым, рабочим, военным за их самоотверженный труд и выдающиеся результаты. И, наверное, пора спросить с тех, кто довел державу до такого состояния, когда приходится судорожно реализовывать программу импортозамещения. Ну, ладно стонать и плакать, давайте лучше поговорим об испытателях полигона, по территории которого мы в данный момент едем в уютном и теплом автобусе, испытывая особый кайф от далеких и близких воспоминаний. Итак.
Испытатели и испытания
Эта тема настолько близка мне, что, много раз обращаясь к ней, я постоянно открываю для себя все новые и новые стороны и нюансы, вспоминаю прежних сотоварищей по этой тяжелейшей, но до умопомрачения интереснейшей работе. А посему, если уважаемый читатель вдруг обнаружит уже опубликованные размышления на эту тему, то пусть не смущается – это входит в логику попытки создания целостной картины «дороги», по которой прошли многие офицеры-испытатели. Это профессионалы, внесшие огромный вклад в поддержание на должном уровне дела, о котором когда-то у нас на семинаре сказал один из руководителей 4 ГУ МО генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Мымрин: «В России традиционно всегда делали хорошее оружие».
Как мне представляется, наиболее полно и объективно оценка профессии инженера-испытателя вложена в уста героя книги «Все остается людям», генерального конструктора с именем Владимир Николаевич. Вот как он оценивает эту профессию:
«Мы ранее уже немного затрагивали эту важнейшую тему и пришли, насколько я помню, к обоюдному выводу, что на этапе испытаний фактически наступает момент истины. Образно говоря, многие годы тяжелейшей работы многотысячных коллективов спрессовываются в один миг нажатия кнопки «Пуск». У меня всегда перед этим моментом возникает картина, в которой отчетливо вижу, как многие сотни глаз в сильнейшем напряжении смотрят на экраны мониторов, следят за работой различных датчиков, компьютеров. Сотни людей на огромной территории страны и в мировом океане, затаив дыхание, ждут. Ждут оценки своего труда, ждут оценки твоей состоятельности как генерального конструктора. Это трудно передать словами, это надо пережить самому. Я думаю, что вас-то не надо убеждать в этом, насколько я знаю, вы не один год работали испытателем и, наверное, не один раз переживали подобные ощущения, нажимая кнопку «Пуск».
В этом моменте сконцентрировано все: корректность проектирования, тщательность конструирования и изготовления аппаратуры, глубина отработки программно-алгоритмического обеспечения. И больше всего нас беспокоит то, как было обеспечено соблюдение на всех уровнях исполнения технологической дисциплины. Влияние этого фактора на конечный результат трудно переоценить, хорошо представляя специфику русского характера и жуткий дефицит времени при подготовке к испытаниям. Я мог бы привести массу примеров, когда получался отрицательный результат в очень дорогостоящих и сложнейших экспериментах из-за элементарных ошибок программистов или конструкторов.
Вот один из них. Кооперация в составе нескольких сотен предприятий готовила сложнейший натурный эксперимент, в котором участвовали два космических аппарата. Один аппарат уже был запущен, и необходимо было запускать второй. Уточнили параметры первого, и нужно было на основании этих данных внести корректировки в программу вывода второго аппарата. Эта работа выполнялась оперативно, и программист ошибся в одной константе, проще говоря, не ту цифру забил в программу. В спешке не заметили эту ошибку и по программе стали выводить спутник, но оказалось, что выполнить намеченную программу работ обоих аппаратов невозможно и исправить уже ничего нельзя. Результат нулевой, два космических аппарата фактически пропали, как говорится, не за понюх табаку, труд тысяч людей «псу под хвост». И это из-за одной цифры и невнимательности одного программиста и безответственности главного конструктора, который должен был проверять результат работы подчиненного на Земле, хорошо понимая, что в космосе уже ничего не поправишь.
Вот эти высокие требования к участникам подготовки испытаний, их проведению, анализу результатов сформировали особую категорию специалистов – инженеров-испытателей, на плечи которых легла основная нагрузка по обеспечению объективной оценки характеристик представленных на испытания образцов техники и вооружения.
Посудите сами. Уровень решаемых задач, к примеру, по поражению баллистических целей был запредельный. До сих пор задачи по обнаружению ракет (баллистических и перехватчиков) не решались, задачи наведения противоракет на баллистическую цель – также. Кроме того, впервые делались попытки обнаруживать и сопровождать на больших расстояниях искусственные спутники Земли, элементы сложных, разделяющихся целей, пытаться распознавать боевые части среди всякого рода сопутствующих и искусственно созданных элементов и помех.
Эти задачи на уровне конца пятидесятых – начала шестидесятых годов, можно сказать без преувеличения, были на грани фантастики. Но еще было бы полбеды, если бы мы были оснащены высоконадежной и современной техникой.
А что было в арсенале у разработчиков и офицеров-испытателей? Управляющая электронно-вычислительная машина на вакуумных лампах. В радиолокаторе точного наведения применен передатчик с мощным магнетроном, срок службы которого – десяток часов, приемные устройства, обрабатывающая и управляющая аппаратура, конструктивно выполненная в виде ячеек на полупроводниках.
А знаете, что собой представляли полупроводниковые приборы того времени? Так вот, из 100 штук если удавалось отобрать 2 или 3 прибора, удовлетворяющих требованиям, то это считалось очень даже неплохо.