Каменск-Уральский, Свердловская область
Пётр Иосифович Токарев родился в 1955 году в Каменске-Уральском Свердловской области. Окончил сельскохозяйственный техникум, архитектурно-строительный колледж, Шадринский государственный педагогический институт по специальности «учитель русского языка и литературы». Прослужил в СА и МВД 23 года, подполковник в отставке.
Преподаватель русского языка и литературы КУТТС. Член-корреспондент Международной академии наук и искусств. Последняя публикация – «Под знаком Вдохновения: сборник прозы и поэзии» (издательство «Четыре», 2023).
«Рассказывая о бескрайних просторах родного Урала, получаю ощутимую радость. Рассказы о природе – одни из самых прекрасных коротких рассказов. Она всегда красива. Даже тот, кто никогда не писал о ней, находясь в её владениях, хочет выразить свои чувства, эмоции, поведать о её чудесной силе, о неистощимой жизни. Если кто-то, прочитав мои произведения, станет мягче, добрее, человечнее, значит, не зря я взялся писать о гармонии человека и природы».
Над берегом Исети
На скалистом берегу несущей дрожащие, прыгающие воды Исети стоит берёзка, качающая зелёными ветвями на ветру.
Когда-то, молодая и тонкая, с трудом удерживалась она на крутизне, подпираемая прошлогодними сухими травами и подросшей зелёной молодью.
Одна из ветвей её сильно наклонилась. А под ней среди трав неизвестно как оказался папоротник. Бесцеремонно поднимаясь, разрастаясь, он набрал силу, исподволь подкрался к ослабевшей ветке берёзы и подставил ей свои листья. Так и росли они вместе. Но вот берёзка укрепилась, набралась сил. Не нужна ей стала опора. Она закрыла солнце от папоротника. А тот от страха, боли, не получая лучей солнца, стонал, дрожал начавшими усыхать листьями, призывая на помощь растущих рядом собратьев. Но они, качаясь на ветерке, лишь шептали: «Борись, борись, не поддавайся, несчастный!» Не имея сил противиться берёзке, теряя силы, клонился папоротник ниже, ниже, пока не коснулся прозрачных струй реки. Воды начали трепать его, лишая надежды встретить следующую весну.
А берёзка тем временем всё разрасталась, и её боковые отпрыски-лапы направлялись к ближайшим кустикам папоротника. Пришёл и их черёд «бить в колокола». Тревожные голоса их, зовущие на помощь ближних соседей, то нарастающие, то затихающие под шумом ветра или дождя, повисали над бегущими безучастными водами Исети и растворялись среди окрестных трав и кустарников, которые тоже не могли прийти им на помощь.
Тропа родная
Я выхожу из автобуса на одной из любимых остановок. Вот и долгожданная тропинка, с двух сторон полосы из стройных берёз, скромных серо-зелёных осин, окружённых хороводом подлеска. Вся эта рать зелёных макушек разбежалась полянами, перепрыгивая через канавы, полевые дороги, добежала до горизонта и за него – всё невозможно охватить взором.
Неторопливо иду по тропе, заросшей невысокой травой, осыпанной опавшей листвой. За расстёгнутый ворот рубашки украдкой проскальзывает шалунишка-ветерок, прохладный, бодрящий.
Даль зовёт и зовёт, как песня, как сказка, как любовь. Она притягивает: «Иди, смотри на бескрайние подлески, тихо шепчущиеся от лёгкого дуновения ветерка, на поляны, заросшие стареющими буйными травами, на шелестящие берёзы, на осины, трепещущие перед уже недалёким сентябрём».
Слышу зов этой дали: «Странник, умерь свой шаг, остановись, отдохни под вечнозелёным шатром, напейся пьянящего живительного аромата леса и поля. Пусть неторопливыми, с отдыхом, будут твои шаги, а румяное лицо улыбается чаще наступающей осени».
В такие минуты я безмерно благодарен моим предкам, поселившимся в одном из прекраснейших мест Урала, где просторы с бескрайними полями, густыми лесами, полноводными реками и маленькими ручейками, садами, без которых земля – пустыня.
Любимая берёза
Вот и весна пришла. Снега на полях всё меньше и меньше. Всё покрылось темными бугорками, самые малые пригорки лишились снега, но не просохли, поблескивая ледяной корочкой в утреннюю пору.
Своим чередом бегут дни. Весна действует настойчиво и решительно. Беспощадное время и солнце наконец оставили отяжелевшие, осевшие пятна снега лишь в укромных и почти недоступных для солнца и тепла местах.
Мне захотелось навестить старый мартюшевский сад. Доехал до остановки, пошёл в его сторону. Идти было трудно. Грунтовая дорога, пропитанная талыми водами, устелила мой путь умершими травами, кустиками, вздыхала и при каждом шаге брызгала водой.
Старый сад, окруживший такую же ветхую, перекошенную сторожку, охраняет её покой многие годы. Заросшие травами, в хмуром одиночестве стоят деревья, лишённые внимания хозяев, ушедших в мир иной. Многие годы не прикасалась к ним тёплая, заботливая рука.
У дома сторожа – раскидистая берёза, в меру возможности спрятавшая в своих полуголых ветвях скворечник: в своё время кто-то устроил добротную квартиру для птиц.
Скоро из почек Берёзы начнут зарождаться листики. Налившись прозрачной сладкой кровью, она стряхнёт зимнюю скованность, каждой своей клеточкой чувствуя, что жильцы – её друзья – в пути, считаные дни остались до встречи. С нетерпением будет ждать она их, словно говоря: «Квартира свободна, я жду вас, только вас, родные».
Мне показалось, что за многие километры скворцы услышат призывы Берёзы – хранительницы их домашнего очага. Они ответят – и будут уверены, что дерево услышит: «Мы торопимся, напрягаем последние силы, время на отдых сокращаем. Остались до встречи считаные дни, жди нас». Берёза приободрится, расправит крону, замерев в томительном ожидании, – и встреча состоится. Прилетит пара благородных птиц, долгожданных, уставших, голодных, но счастливых оттого, что, благополучно закончив изнурительный перелёт, можно опуститься на знакомые ветви. От восторга, от радости нервная чарующая дрожь пробежит по сучьям, стволу, достигнет корней, которые увеличат всасывание чистых, как слеза, соков, наливая энергией, силой Берёзу. От встречи с птицами, от нахлынувших эмоций она задрожит невидимой дрожью, передавая в окружающее пространство, оповещая растущую в округе ветвистую братию: «Скворцы прилетели, долгожданные хозяева дома!»
Птицы у скворечника запоют простые, но обворожительные песни любви и счастья – друг другу, пернатым собратьям, живущим в окрестностях, и, естественно, белоствольной хранительнице семейного очага. Берёза, ощущая прикосновение шершавых лапок к своим слегка покачивающимся ветвям, слыша звонкие мелодии, замрёт от любви к чёрным, словно ночь, пернатым.
Ещё не отдохнув от перелёта, займутся неотложными делами. Скворцы многократно будут слетать на землю – в поисках пропитания, а ещё за веточеками и пухом, чтобы подновить гнездо.
… Время побежит, заторопится, укорачивая число летних дней. Подрастут птенцы, пищащие, вечно голодные. Родители будут «сбиваться с лап» в поисках пищи. У аппетита птенцов предела нет. Растут не по дням, а по часам, торопясь стать на крыло. Выберутся из скворечника, усядутся на соседние ветви – прикосновением лапок, громким писком, трепетанием крылышек возбуждая, умиляя Берёзу. К этому времени она раздобреет, накинет роскошный зелёный сарафан, скрывая белую наготу и смотрящие в стороны сучья-рёбра, одновременно надёжно спрятав и дом бесценных гостей, и их потомство от опасных голодных глаз.
Когда молодые покинут скворечник, натруженные крылья родителей получат отдых. Скворчата вместе со взрослыми улетят мужать, набираться сил на лугах, полях – уходящих вдаль, в неизвестность.
Незаметно пролетит неделя, за ней – вторая, и Берёза, не получая сигналов от своих уже бывших жителей, начнёт тосковать по ним, гнетуще, подчас невыносимо. Она распространит во все стороны призывы, не зная другого способа избавиться от тоски. Возможно, она почувствует, в какой стороне порхает пернатая семейка, и пошлёт зовущие сигналы туда? Кто знает. Но, думаю, птицы воспримут их как зов, крик с мольбой о встрече.
Отец семейства не выдержит тоскливых призывов, поднимется на крыло и полетит на встречу с деревом, которое в определённом смысле можно считать матерью семейного очага. Он опустится в крону – и начнётся «беседа» о чём-то душевном, известном только им двоим. «Поговорив», скворец возвратится в семью… Подобные встречи за лето случатся не раз, но не так часто, как хотелось бы обоим.
… Неожиданно подкрадётся осень, как зверь на мягких лапах к добыче. Последний раз семья птиц прилетит с полей, опустится на сучья, тихо и грустно говоря между собой и с Берёзой о том, что пришло время прощаться, оставлять единственную и неповторимую родину. Зелёная красавица почти незаметно для растущих невдалеке деревьев и кустарников склонит вершину-голову, опустит ветви, роняя из одежды единичные жёлтые листья на начавшую остывать землю. Слабеющим голосом Берёза попытается рассказать птицам о своих чувствах… Но нет сил и слёз, чтобы высказать своё горе пернатым – да и себе. Птицы начнут собираться: слишком длинный и опасный путь в чужие далёкие тёплые края. Поднялись, совершат прощальный круг над Берёзой, усадьбой, шумя упругими торопливыми крыльями, и исчезнут вдали.
Погружаясь в дрёму, тихим, неслышным соседям-деревьям голосом (может, и слышным, но непонятым) прошепчет Берёза: «Как хочется спать!.. Как далеко они улетели, кто скажет?» Наступят холода – стылая, глухая пора, дерево окажется во мраке и безмолвии. Только морозный ветер будет гудеть в ветвях, сгибая их чуть ли не до основания, стуча сучьями так, что слышно на расстоянии, сбрасывая снег, который будет вновь нарастать одеялами в тихие снегопады. Скворечник укроется белым покрывалом, будет хранить безразличное молчание.
А Берёза в дремотных размышлениях будет ждать, когда запоёт однообразная капель тающего снега с ветвей – когда придёт весна.
…Постоял, полюбовавшись раскидистой берёзой, какой она стала красавицей за моё отсутствие. Охота заходить в сам сад отпала. Повернувшись, побрёл обратно к остановке, думая, как быстро пробежала жизнь. Вроде недавно эту берёзку мы посадили с одноклассниками, а некоторых уже нет в живых, как нет и хозяев сада.
А берёзка уже и не берёзка, а красавица Берёза.
Чайка на льду
Когда серость начала борьбу с темнотой, рыбаки спустились с берега вниз, на лёд, и начали бурить лунки. Вскоре появилась первая плотва. Пойманная рыба после двух-трёх прыжков застывала – мороз минус двадцать. Время незаметно шло, улов у каждого увеличивался. К обеду рядом с нами на льду выросли небольшие кучки белой рыбы.
Вдруг с небесной высоты бесшумно опустилась чайка, все бросили рыбачить, стали с изумлением смотреть на неё. Птица находилась в метре от меня, и я хорошо её рассмотрел. Размером не больше рябчика, ладно сбитая, компактная фигурка. Ухоженное оперение отливало матовой белизной, плотно прилегало к телу, образуя удивительно привлекательное создание. Мне показалось: это не чайка, а волшебство в птичьем обличье.
Любуясь, я понял: природа создала необычную птицу. Для меня чайка – ангел в белом облачении. Особенно сказочно смотрелась она на льду в зимнюю дикую стужу. При виде её дух захватывало, и я подумал: «Неужели этот бесценный подарок для души – наяву, а не сон?» А птица, слетев на лёд, вначале осмотрелась, затем подошла к ближайшей кучке с рыбой, схватила одну из них клювом, пробуя «на зубок», но вскоре уронила на лёд. Затем подошла к другой – и всё повторилось. Рыба была тверда, как кость, которую невозможно согнуть, сломать, проглотить. Тонкий клюв не способен на подобные «подвиги». Разочаровавшись, чайка направляла свой взор на каждого из нас поочерёдно. По-видимому, голод мучил её. Весь вид птицы говорил: «Люди, я есть хочу! Помогите моей беде, поймайте для меня рыбку! Я прилетела, не испугавшись вас, от голодной жизни!»
«Она нуждается в свежей, не мороженой, а лучше живой рыбе! Почему сижу, теряю время?» – спохватился я и неслышимым для друзей голосом стал просить, умолять Всевышнего, Господина Случая, кого угодно: «Дорогие, бесценные, помогите поймать рыбку! Я не хочу, чтобы чайка улетела голодной!» И чудо – меня услышали. Я извлёк из лунки трепещущего чебака, бросил гостье. Она подобрала его со льда, захватив посередине клювом, словно пинцетом, и проглотила. Я вновь опустил мормышку с опарышем в воду. На этот раз вытащил приличную рыбу, среди нас, рыбаков, говорят – «четвертная», положил рядом с птицей. Чайка подобным же образом закусила и второй. После сытного завтрака через две минуты чайка поднялась на крыло, долетела до крутого берега и исчезла за ним в направлении кустарников, где, по-видимому, спряталась в снежных сугробах или под упавшими на снег ветвями тальника.
Утренний снег
Ранним, щиплющим щёки и нос зимним утром вышел за лесопосадки. Тронутый косыми лучами снег казался слегка розовым, с голубым отливом. Он, украшенный, обсыпанный сверкающей холодной снежной пылью, режущей глаза, ушёл в ближайшие берёзовые с осиною колки – и дальше, дальше…
Под лыжами девственный снег стонет, противится идущему, пытаясь удержать, в бессилии страдая, мучаясь, всхлипывая.
Прохожий, не торопись! Остановись, осмотрись – вокруг неповторимое чудо, видишь ли? Слышишь ли?
С каждым шагом воздух раздвигается, пропуская вперёд, не создавая затруднений, слипаясь сзади, подрагивая, трепеща, словно невесомая невидимая птица. Ощущение покоя, тишины до звона в ушах – предельно натянутая струна. Появись, коснись её продрогший ветерок – и тишина треснет, как первый ледок на лужице под небрежной ногой путника, словно выстрел в ночи.
Возникло желание поделиться прекрасным с друзьями, знакомыми, но оробел: пройдутся тяжёлыми сбитыми сапогами по сокровенному – соль на рану.
Среди весенних берёз
Во время линчевания снега наступившим сдержанным теплом, весенними солнечными лучами, я направился в окрестности полустанка Тальменка, в молодой березняк – он расступился, пропустив меня в свои дебри, бросая освежающие тени на, казалось, бесконечные белые просторы.
Снег, прогреваемый скудным теплом на полянах, возвышенностях, уже сошёл; марево, еле заметное, слабо колеблясь, поднималось вверх, растворяясь в воздухе.
Я шёл среди густых стройных берёз, тяжело, шумно ступая сапогами, сея вокруг брызгами воды и мокрого снега, направляясь в недалёкое далёко – зовущую неизвестность, желая соприкоснуться с весенним, загадочным, непознанным.
Под начавшим незаметно убывать снегом раскинулось море воды, пополняемое с часами, временно похоронившее неровности почвы, сучья, прошлогоднюю траву, листья.
С осени опавшие, придавленные затем снегом листья покрывали землю неровной пёстрой одежонкой, согревая её. Последние листья, по непонятным причинам остававшиеся на деревьях с наступлением холодов и зимней стужи, грубо сорваны порывами не столько осеннего, сколько зимнего ветра и небрежно брошены на молодой тогда ещё снег. Немногие из них – и те, что оказывались под сапогами идущего и отрывались от земли, и те, что покоились среди сугробов, – сохранившие плавучесть, смогли подняться на поверхность воды в оставшихся после сапог следах, образовав красочную рябь под лучами приветливого солнца на тупых, коротких, быстро затухающих волнах из снежной кашицы. Со стороны создавалось впечатление, что плавающие снега, пропитанные влагой, в сочетании с листьями, освещённые косыми лучами солнца в загадочное ранее утро, образуют пёструю, неповторимую, привлекательную картину, достойную кисти художника.
Молодые берёзы, отзимовавшие в низких местах, почувствовали, как колючий, зябкий снег у их оснований начал меняться на долгожданную влагу – предшественницу тепла, возрождения листьев и очередной молодости.
Казалось, конца не будет сегодняшней весне и снежному брызгающему морю, по которому брел в распахнутой рубахе. Хотелось петь.
Грибной дождь
В этом году лето было жаркое. В одну из ночей пошёл дождь, а утром не прекратился, а ещё больше усилился.
В саду настоящий праздник. После длительной жары всё взбодрилось. Огурцы умылись и, как поросята, стали повизгивать от удовольствия. Лук выставил пучкообразные стрелы с белыми наконечниками. Смеётся чеснок, краснобокая морковь страсть как хороша. По бороздам грядок текут извилистые ручейки.
Заулыбалась даже река.
Мы часто говорим, что идёт грибной дождь. Все прекрасно знаем значение этих слов, даже дети. Грибной дождь – тот, которому все радуются, ждут его, как праздника. Грибной дождь не обходится без разноцветной радуги, которая растягивается по небу, как мостик. Радуга радует всех своими яркими цветами, которые плавно переходят один в другой.
Взрослые начинают готовить корзинки для похода за грибами, дети бегают под дождём, не боясь заболеть. В памяти всплывает вкус и запах грибов.
У каждого человека грибной дождь вызывает бурю эмоций, воспоминаний, которые никогда и ничем невозможно заменить.
Ведь человек – часть природы, а природу тоже никогда и ничем нельзя заменить.
Рыбалка
Отпуск – хорошая пора. В середине июля мы с товарищем пришли на берег Исети, уселись в резиновую лодку и оттолкнулись от берега. Она заскользила по мелкой волне, лениво покачивая резиновыми боками. На середине реки повернули в сторону Каменки, которая впадает в Исеть. Поплыли к слиянию рек – к любимому когда-то в детстве выступу на Каменке, поросшему камышом.
Проплыв примерно три сотни метров, мы заметили, что там, где раньше был камыш, теперь мёртвой хваткой уцепились друг за друга деревья и кусты. Сблизились настолько, что разросшиеся кроны уже готовы были соединиться в тесных объятиях, и при сильных порывах ветра им это удавалось. Раньше в этих местах водились щуки, росли водяные лилии – мы их называли детьми солнца потому, что они раскрывают свои лепестки с первыми лучами солнца и закрывают, когда вечер опускается на водную гладь.
Сейчас Каменка обмелела. Опасаясь распороть днище резиновой посудины о придонные сучья или сломанные колья, мы двигались вперед. С осторожностью одолели мелководье – и прижались к пологому берегу. Сошли на сушу, вытащили лодку на влажный песок, долго не мешкая, взяли спиннинги и запасные блёсны – и отправились пытать рыбацкое счастье.
Я приготовил спиннинг с блесной, размахнулся – и она улетела в речную глубину. Эту операцию я проделал не раз, но щуки будто все вместе лишились аппетита и держали свои пасти на замках. Я решил оставить это занятие и пошёл вдоль берега.
Подошёл к сосне, прислонился спиной к её мощному стволу, стал слушать птичий щебет, наблюдая за неспешно ползущими по голубому небу белёсыми облаками, вспоминая детские годы, проведённые на этом мысе.
Постояв так несколько минут и окончательно потеряв надежду на рыбацкую удачу отправился к своему товарищу.
Рыбалка на озере
Случилась эта история на озере Сунгуль.
Собрались мы с товарищем из родного города в чужие края искать счастья, которое, кстати, нам никто не обещал, – половить карпов. Недолгие сборы – и наша малолитражка до отказа загружена резиновой лодкой, рюкзаками, рыбацкими снастями, прочими предметами, без которых нельзя обойтись на берегу водоёма. Мы удобно уселись, и машина тронулась.
Через несколько часов достигли озера. С высокого холма, где стоит старая церковь, открывалась бескрайняя голубая гладь с разбросанной по берегам безбрежной зеленью кустарника и деревьев. Торопливо выгрузили рыбацкие принадлежности на берег, надули лодку. Загрузив рюкзаки, поплыли к «нашей» заводи. Вешняя вода уже заросла водорослями. Причалив к гостеприимному кусочку суши, перекусили на скорую руку, собрали рыболовные снасти. К вечеру, расставив снасти, возвратились на холм. Продуктов достаточно, поэтому на ужин ограничились приготовленным на костре густым, с запахом дымка чаем.
Утром проверили расставленные снасти. Улов был, мягко выражаясь, весьма скромный. Рыбу уложили в садок.
Незаметно солнце поднялось почти в зенит. Приближалось время обеда. Мой товарищ колдовал над приготовлением рыбацкого супа – ухи. В этом деле нет ему равных. Карп – это как раз та рыба, которая делает уху такой вкусной. Именно из него получается самая настоящая русская уха. Она не требует добавления других рыб. Это всё потому, что само мясо – очень жирное и клейкое.
Наконец уха была готова. На жухлую траву мы постелили клеёнку на неё – кетчуп, хреновину несколько видов зимних салатов, маринованные огурчики и мечту каждого из нас – бесподобную уху. Сели вокруг «стола», не в силах сдержать восторг и усиленное выделение слюны. К этому великолепию выставили бутылку водки. Друг разлил по чашкам уху, я – по стопкам водку… Каждый взял любимый закусон. Чокнулись: «За первую летнюю рыбалку!» – и опрокинули стопки. Вразнобой аппетитно крякнули, словно проглотили свою давнюю мечту. Когда выпили по первой, я заметил: «Да не оскудеет рука наливающего!» Раздался одобрительный возглас: «Не оскудеет, не оскудеет, такой прелести мы не едали!» С восторгом вторая стопка принята на грудь.
После обеда я ушёл на поляну – поваляться на животе в тени раскидистой берёзы. Постелью служили сухие, жухлые листья, проросшие молодой зелёной травой. На меня навалилась тяжёлая дремота совместно с Бахусом, который перебирал, мусолил своими зелёными грязными лапами мои мозги, не давая им покоя, вызывая кошмары, тошноту и прочие гадости. Попытки уснуть ещё больше ухудшили состояние, в животе бродила нечистая сила, слоняясь из угла в угол, перебирая кишечник, желудок, стуча по печёнке, селезёнке, прочим органам. Она пищала, стонала, выла на разные голоса: «Я не дам тебе покоя, ты не уснёшь, несчастный пьяница!»
Но вдруг что-то изменилось, не знаю что, но изменилось, и наваждение словно рукой сняло. Оказалось, на ветку, нависшую над моей головой, опустилась птица. Она наслаждалась своей безопасностью и открывавшимся ей видом. Но не успела она привыкнуть к этой ветке, к надёжной опоре под ногами и безопасности, как налетел ветер – начал раскачивать ветку из стороны в сторону с такой силой, что казалось, та вот-вот сломается. Но птица ничуть не волновалась, зная, что в любое время может перелететь на другую ветку: собственные крылья обеспечат безопасность. Она переступала лапками взад-вперёд, тоненько попискивая. Вскоре она улетела. Через некоторое время она вернулась, опустившись на прежнее место. Я лежал ни жив ни мёртв, боясь дышать, и думал про себя: «Только бы не чихнуть». К птичке прилетели несколько сородичей, и они защебетали. Под птичий хор я уснул крепким сном. Проснулся к вечеру с ясной, трезвой головой и думой о пернатых созданиях, посетивших меня.
Вечером и в последующие два дня мы рыбацкого счастья не дождались. Утром собрали снасти и вещи, торопливо загрузили в машину, и наша железная кобыла, выпучив стеклянные глаза, газанула сердитым басом – и поползла по просёлочной дороге, переваливаясь на ухабах с бока на бок, как дородная деревенская баба. Навстречу побежали стройные сосны, дорожные знаки, забавные названия деревень…
И пусть небогат был наш улов, мы всё же чувствовали себя умиротворёнными, приятно расслабленными после общения с Матушкой-Природой. Вряд ли что может быть лучше.
Весна уже пришла
Тающая зима ушла вдаль, по улицам вольно текут ручьи. Ещё лежит снег, но такой мягкий, зернистый… Наступив на него, проваливаешься, и намокают ноги.
Под лучами ласкового солнца снег осел, продырявился, образовав рваные каналы до самой земли. У основания берёз, осин растаяли его остатки, обнажив просохшую жухлую траву, шуршащую на ветру. Слабое тепло нагрело окружающий воздух, и из травы выбрались на поверхность юркие веснянки. Отогревшись под солнечными лучами, устроили у водоёмов беспорядочные пляски, подпрыгивая над снегом, вновь и вновь как бы взлетая, повторяя свой танец. Слышны тоненькие голоса берёз и осин, всем на свете вещающие: «Весна пришла, весна пришла…» Кажется, бесшабашным пляскам и пению не будет конца.
Когда солнце смещается на вторую половину небосвода, скудное тепло оставляет плясунов, а воздух, снежная поверхность остывают. Веснянки умеряют свой пыл. Часть из них, спасаясь от нарастающей прохлады, опускается на траву у основания деревьев, часть – на снег, по рваным тропам устремляется через снежную толщу к земле, теряясь в измятой траве. Некоторые, в истовых танцах потеряв всякую меру, лишившись сил, остаются лежать на снегу[6]. Плясать пляши, но меру знай.
Вечером вдруг идёт пушистый мартовский снежок. Не хочет зима уходить – а всё равно придётся.