1999
Андрей Добрынин
Зря притязает на титло поэта Тот, кто не в силах сочинить сонета, Ведь только тот, кто знает ремесло, Носить достоин славное титло.
Безрукий дурень отрицает это. "Корпеть над формой - низко для поэта",Он повторяет - для него мало Сонетных строчек строгое число.
Бездарность, хоть безмерно многословна, К себе относится весьма любовно И в перл возводит всякое вранье Хоть и дерьмо, а все-таки свое. Дыши, поэт, размеренно и ровно, Напрасный труд - оспоривать ее.
1999
Фанаберии мало в простом человеке, Принести ему радость - нетрудное дело. Можно жарить, к примеру, при нем чебуреки, Чтобы корочка в масле кипящем твердела;
Чтоб ему улыбались гречанки и греки, Чебурека ворочая плоское тело, Чтоб сто грамм наливали ему как в аптеке, Если б крепости винной душа захотела.
Человек о своих забывает невзгодах, Погрузив в золотое пузцо чебурека Полукружья зубов и обкапавшись соком. Вспоминает он вдруг, что приехал на отдых, Что обжорство естественно для человека, Что нельзя натощак размышлять о высоком.
1999
Андрей Добрынин
Заполнили весь мир своей игрой На тростниковых дудочках сверчки; На фоне звезд, над темною горой Висят мутно-лиловые мазки.
Мне не понять, что означают те, Начертанные кистью неземной, Таинственные знаки в высоте, Вращаемые медленно луной.
Магические кольца и крюки, Пронзенные звездою кое-где, Плывут в ночи подобием строки, В осмысленной безмолвной череде.
Под ними бухта бликами кипит, Беззвучного движения полна, И тополя, вонзенные в зенит, Окатывает отблесков волна.
И словно книгу моря и земли Под звездами пролистывает бриз, И словно знак внимания, вдали На небо указует кипарис.
Как будто все возможно сочетать В единый текст, коль подберешь ключи, Коль сможешь эти знаки прочитать, Под звездами плывущие в ночи.
1999
Андрей Добрынин
Как декорацию из-за кулисы, Ночью увижу я домик с балконом В свете, что льется на три кипариса, Мечутся бабочки в танце бессонном.
Мыши летучие вкось пролетают, Трепетным летом наполнив округу, С лету звезду ненароком хватают И выпускают, пища от испуга.
Света мазки на бетоне дорожек Четко распластаны, как на картине; Свет, что на тополь упал из окошек, Резво взбегает по листьям к вершине.
А над вершиной луна проплывает, Свет распылив по горе темнорунной. В домике бриз занавески вздувает, Словно одежды на девушке юной.
Слышатся смех и обрывки беседы, Звоном сверчков отвечает округа, И наплывает подобием бреда Чувство утраты последнего друга.
Глядя на домик под шиферной крышей С лунным сияньем, текущим со ската, Чувствую я всю безмерность небывшей, Но надрывающей сердце утраты.
1999
Андрей Добрынин
По кипарисовой аллее, Что к морю медленно спускалась, В обнимку мы брели и млели, Как отдыхающим казалось.
Я млел один на самом деле Вы лишь помалкивали злобно. Освободиться вы хотели, Но это было неудобно.
Я был директором в столице, А вы - сотрудницей простою, И вы, чтоб места не лишиться, Решили мне отдаться стоя.
Вам было некуда деваться, Уж так судьба распорядилась, Что приходилось отдаваться, А возражать не приходилось.
Я вас притиснул к кипарису И в ходе суетливых фрикций Сумел, под стать ночному бризу, В природе южной раствориться.
Я принял в душу шум прибоя, Цикад размеренные звоны, И звезд миганье в гуще хвои, И в море парус отдаленный.
Тот парус сквозь ночные воды Плыл романтическим фантазмом... И лицезрение природы Вдруг обернулося оргазмом.
Я дико заревел в восторге (Все псы откликнулись в округе) И вырвал уд из вашей норки, Мгновенно сжавшейся в испуге.
Ко мне вы протянули руки И что-то забубнили жалко, Но я, застегивая брюки, Заторопился прочь вразвалку.
Не собирался я возиться Со слабой женскою породой. Да, через вас я смог добиться Совокупления с природой.
Андрей Добрынин
Но мы за то сполна сочтемся: Покуда отдыхайте вволю, Когда же мы в Москву вернемся, Я вас, пожалуй, не уволю.
1999
Андрей Добрынин
Фольга воды измята ветром И бухта вся пршла в движенье, А мы под соснами бульвара Сидим и пьем вино "Улыбка".
Безвольные тела - на гальке И суетящиеся - в волнах. Мы улыбаемся друг другу, Вдыхая запах теплой хвои.
Мускатный привкус мы смакуем, Блаженно прикрываем веки И видим из-под век вращенье Тяжелой отблесковой лавы.
Вина друг другу подливаем И после чокаемся молча. К чему слова, когда полны мы Благоволения друг к другу?
За будущее мы спокойны, Мы знаем: скоро чебуреки По специальному заказу Нам приготовит грек радушный.
Мы с другом очень любим греков, И всех людей, и эти сосны, И эту скромную собаку, Бредущую между столами.
Лень рифмой связывать все это, Да и неправильно по сути, Ведь счастье есть набор фрагментов И не слагается в картину.
Нетривиальной этой мыслью Спешу я поделиться с другом, И друг, задумавшись надолго, Затем берется за бутылку.
Должно быть, правильно сказал я, Коль хочет выпить друг за это, И, лязгнув дверью, из подсобки Уже спешит к нам грек с подносом.
Но мы ему не просто платим И отсылаем равнодушно Мы непременно потолкуем С прекрасным этим человеком.
1999
Андрей Добрынин
Завидую я террористу Хаттабу: Хотя и похож он на злобную бабу, Хоть глазки его не умнее, чем птичьи, Но все же Хаттабу присуще величье.
Ему удалось стать несметно богатым, Втереться в друзья к мусульманским магнатам, Он даже с великим Басаевым дружен И срочно всему человечеству нужен.
Порой донимают тебя конкуренты Так пусть их Хаттаб разнесет на фрагменты, Взорвет одного, помолившись Аллаху, Чтоб все остальные обдулись со страху.
Он нужен военным -- как символ победы, Он нужен спецслужбам - для тихой беседы, Он нужен юстиции, нужен заказчикам И служит востребованности образчиком.
Хаттаб в камуфляже - ну в точности жаба, Но в мире имеется спрос на Хаттаба, А вот на поэта такового нету, Молись он хоть идолам, хоть Магомету.
Я тоже хочу стать директором банды, Чтоб вырвать у недругов вспухшие гланды, Пускай обо мне говорят, размышляют, Когда же прославлюсь - пускай расстреляют.
Вы знать обо мне ничего не желали, Но я заложу динамита в подвале, И так вас тряхнет непосредственно в комнате, Что вы меня, суки, надолго запомните.
1999
Андрей Добрынин
Упал на море тяжелый пласт, Ящера гор громадный язык Мыс под названьем Идокопас, Путь преграждающий в Геленджик.
Его обрывов слоистый срез, Его курчавых лесов руно Все сглажено, стерто и смягчено Розово-дымным светом небес.
Светится в небе узкая щель, В красно-лиловом тает дыму. Сверчок настраивает свирель, Дремотной трелью встречая тьму.
С откоса летит на другой откос, Вдоль всех перепархивает излук Древесных дудочек светлый звук, Чуждый людских восторгов и слез.
За миг, в который закат погас, Домчатся трели певцов ночных До самого мыса Идокопас, Где друг неведомый слушает их.
1999
Андрей Добрынин
С тех давних пор промчался как будто век На геленджикском пляже я был первый человек.
Имел я скромный бизнес и был почти богат, Велосипеды водные сдавая напрокат.
И водный мотоцикл, ревущий, словно танк, И доски для виндсерфинга, и даже акваланг.
Я восседал в шезлонге от шума в стороне, А денежки тихонечко стекалися ко мне.
Я с болью вспоминаю тот злополучный день, Когда упала на меня внезапно чья-то тень.
Зевнул я заунывно и веки разлепил, Тебя увидел над собой и сразу полюбил.
На пляже твоя внешность производила шок: На коже золотящийся пленительный пушок,
Всех линий совершенство, стан гибкий, как лоза, И темные, огромные, нескромные глаза.
Спросила ты о чем-то - и я, как психопат, С шезлонга бешено вскочил, ответив невпопад.
Я начал суетиться, стараясь дать понять, Что все твои желания намерен исполнять.
Увы, глупец, я взялся за груз не по плечу, Не ведал я, в какой провал в тот миг уже лечу.
Всего, всего и сразу хотела в жизни ты, А я противиться не мог веленьям красоты.
Хотела ты на лыжах взрывать морскую гладь, Хотела украшения у греков покупать;
Хотела ты мой скромный автомобиль "Ока" Чтоб вдребезги его разбить, летя из кабака;
Купаться в акваланге, кататься на доске, А вечером вовсю кутить в шикарном кабаке.
А я хотел улыбку сорвать с любимых губ И был, как все влюбленные, необычайно глуп.
Да, глупостей в ту пору я делал без числа, Но не слабела дурь моя, а с каждым днем росла.
Андрей Добрынин
Меня пугал порою очередной расход, Но целовала ты меня - и я урчал, как кот.
Чтоб выполнить желанье какое-то твое, Я продал конкуренту подводное ружье.
Лиха беда начало - я так же промурлыкал Все доски для виндсерфинга и водный мотоцикл.
Могло созреть желанье в тебе в любой момент, И наготове денежки держал мой конкурент.
Любовью безрассудной пылая, как дикарь, Я конкуренту за гроши сбывал свой инвентарь.
Я видел - к конкуренту теперь идет народ, А я - не нужный никому осмеянный банкрот.
На геленджикском пляже я свой утратил ранг, Один от роскоши былой остался акваланг.
Софрон Апостолиди, жизнелюбивый грек, Был мой везучий конкурент и ловкий человек.
Любимую на море я часто видел с ним Теперь один лишь акваланг был козырем моим.
Пришел дружок с бутылкой и мне поведал он: "Твою москвичку закадрил и трахает Софрон".
И ненависть к любимой тогда я ощутил, И в глубине души залег коварства крокодил.
И пробил час возмездья! Явилась ты ко мне И молвила:"Поплавать я хочу на глубине.
Прости засранку, котик, что долго не была, Но как-то вдруг нахлынули различные дела.
Дай акваланг мне, котик - ведь мы с тобой друзья, И в ресторан меня сводить тебе позволю я".
Изобразил я радость улыбкою кривой, И на баркасе мы за мыс отправились с тобой.