И неприступного вахтера В моем парадном не сажай, И не мети с площадок сора, И воздуха не освежай.
Дай запахами общежитья, Как в детстве, мне упиться всласть, Дай на ковровое покрытье Украдкой кучу мне накласть.
Дозволь мне бронзу исцарапать, Сломать бесшумные замки, Ведь я в душе обычный лапоть, Мне эта роскошь не с руки.
Дозволь мне кошек вопли слышать, Не трогай мата на стене, Свободный выход дай на крышу Всей окружающей шпане.
Дай без помех закончить скрытно Жилье в порядок приводить, Чтоб собутыльников не стыдно Туда мне было приводить.
2001
Андрей Добрынин
От чтенья книг немного прока, Хотя, возможно, мой двойник В какой-нибудь из стран Востока Блаженство почерпнул из книг.
В трудах я старюсь одиноко, Но смысла жизни не постиг, И рока яростное око Пронзает грудь пучками пик.
Пусть рок ко мне немилосерден, А сам я беден, болен, смертен Я книги все хочу прочесть: В моей глупеющей отчизне Блаженства нет в подобной жизни, Но некий смысл, однако, есть.
2001
То, что с мыса озерного взору открылось, Вековечно, обычно - и все-таки дивно, И из глаз моих словно стрела устремилась, Чтобы воды и сушу скрепить неразрывно.
И неважно, в какую прицелится точку Этот взор, ибо в силу духовной природы Он вокруг подзаборных ничтожных цветочков Заставляет вращаться и сушу, и воды.
Возвратится с добычею он и беззвучно На равнины души оседает золою. Богатеет душа и становится тучной, Накопляя пласты плодородного слоя.
Вдохновенье растет не из сора и праха, А из духа, пронзившего воды и сушу. Дальше - дело труда, и для будущих пахот Я готовлю тяжелую жирную душу.
2001
Андрей Добрынин
Цвет щек моих угрюмо-фиолетов, А кончик носа радостно-пунцов. Законодатель мод, король паркетов, Я промотал наследие отцов.
Любой мой день кончается попойкой, А утром я найти себя могу В чужом сортире, или за помойкой, Или - зимой - закопанным в снегу.
Сведенным ртом я бормочу:"На помощь", Тоннель прокапываю, как барсук, И над сугробом, словно странный овощ, Я в тучах снега вырастаю вдруг.
Схватясь за сердце, падает старушка, Что мимо ковыляла, как назло, Но мне плевать - ведь мне нужна чекушка И ею порожденное тепло.
И я к ларьку сквозь вьюгу устремляюсь, Где топчутся другие алкаши. Я каждый день теперь опохмеляюсь, Чтоб сохранить спокойствие души.
Другие люди пусть в волненьях тонут, Чтоб спятить к старости в конце концов, Но все волненья мира не затронут Таких, как я, стихийных мудрецов.
И я в былые годы знал волненья, Свербившие, как некая парша. Теперь прозрачной толщей опьяненья Отделена от них моя душа.
К другим покой приходит лишь во гробе Над ними я хихикаю хитро, Поскольку затопил в своей утробе Души неповрежденное ядро.
2001
Андрей Добрынин
Если любишь ты, друже, читать прайс-листы, Бизнес-планы и мерзость подобную прочую, То не думай - не станешь козленочком ты: Станешь ты безответной скотиной рабочею.
Твои детки сведут на конюшню тебя, Подстрекаемы в этом супругой бесстыжею, И пойдешь ты в свой путь за одышкой и грыжею, Под немыслимой кладью надсадно хрипя.
Что искал ты в бумагах своих деловых? Видно, больше хотел ты, чем мог переваривать. От натуги теперь будешь кучи наваливать На бездушный асфальт городских мостовых.
Навсегда распростишься ты с яствами милыми, Ведь когда будут корму тебе задавать, Прайс-листы тебе будут подкидывать вилами, Бизнес-планы уныло ты будешь жевать.
И не стоит ворчать:"Бу-бу-бу, бу-бу-бу..." Прояви хоть немного терпенья похвального. Раз тебе было мало питанья нормального, То теперь ты не вправе пенять на судьбу.
2001
Андрей Добрынин
В одном кислотном клубе, где гам и теснота, Боролись мы с охраной, крича:"Едрена мать, Мы люди непростые и прочим не чета, У нас никто не вправе бутылку отнимать".
Охрана же молчала, пихая нас к дверям, От ярости холуйской зубами скрежеща, Тузя нас под микитки, под дых и по шеям, И уж в дверном проеме добавила леща.
Но нас вовек не смогут духовно превозмочь С мозгами земноводных подобные козлы. Из клубного подъезда мы вылетели в ночь, Но смело изрыгая угрозы и хулы.
Слюдой переливался под фонарями снег; Вокруг бродить мы стали в распахнутых пальто, Собачьим мерзлым калом закидывая тех, Кто выходил из клуба и двигался к авто.
Охрана выбегала на улицу подчас И с руганью бросалась к заснеженным кустам, Но вовремя друг другу кричали мы:"Атас!" В сугробы зарывались и замирали там.
Лежали мы в холодной и пресной темноте, Как мышки подобравшись, тихонечко сопя, Когда же уходили в свой клуб уроды те, Опять ночной столице являли мы себя.
Мы ухали свирепо, как пьяная сова, Пинками жесть помойки мы принимались мять, Чтоб в страхе осознала буржуйская Москва, Что не у всех разумно бутылки изымать.
Разумнее не видеть, что мы такое пьем, И контрабандной водкой нам дать упиться всласть Тогда мы подобреем, тогда не проклянем Все то, что нам по правде пора давно проклясть.
2001
Андрей Добрынин
Чтоб не сидеть на паперти с котомкой, Себя в газетах надо продвигать. Читаю:"Быть готова экономкой. Воспитанна. Анал не предлагать".
И я, обдумывая эти строки, Подспудный вызов сразу чую в них Как бы намеренье разить пороки Грядущих благодетелей своих.
Ведь это встарь нас Родина питала, А ныне кормит босс или патрон. Он нас не просит верить в идеалы Он просит лишь подставить афедрон.
И это требование понятно О женщина, возьми скорее в толк: Есть в жизни то, что мило и приятно, Но есть еще святое слово "долг".
И если долг ты крепко осознала, Тогда нагнись, упершись в руки лбом. Я не фанатик грубого анала, Но я за честность в бизнесе любом.
Ты можешь хныкать, никого не тронув, И лишь сопротивляться не моги. Сама звала ты боссов и патронов Настало время отдавать долги.
И попусту о чести не печалься У всех времен своя бывает честь: Сегодня подставляешь зад начальству, А встарь под пули надо было лезть.
2001
Андрей Добрынин
На людей я гляжу с нехорошим прищуром, Ведь любому из них что-то нужно, я знаю, И пускай передохнет вся живность земная, Лишь бы сытно жилось этим низким натурам.
Надо мной они вьются, подобно амурам, Но при этом всем сердцем любовь презирая. Настрадался от их лицемерья сполна я И от этого сделался желчным и хмурым.
Если б встретился мне человек без хотений, Я ему мог бы вверить и тело, и душу,Нет, не то: я его полюбил бы как брата, На него расточал бы свой сказочный гений, Перед ним распахнул бы и море, и сушу, Как единственный клад, не боящийся траты.
2001
Видел я, как, сплетаясь, бегут арабески По стенам усыпальницы древнего хана, И как бьются оркестра внезапные всплески У подножия плоской пещеры органа;
Как в высоты безмерные храмовой фрески Сотни душ воскуряются благоуханно; Как выходит артист в электрическом блеске И овации к рампе летят ураганно.
Постигая художества зреньем и слухом, Я в уме их затем перебрал, подытожил И решил, что поэты отстали от века: Постигается стих непосредственно духом, Ну а дух-то в наш век ослабел, обезножел, Он сегодня - завистливый, злобный калека.
2001
Андрей Добрынин Кино про мерзостных вампиров Мне не показывайте впредь. Из жизни фавнов и сатиров Мне фильмы нравится смотреть.
Они не прячутся под землю, Не рыкают и кровь не пьют, А где придется сладко дремлют, В резной тени найдя приют.
Листва текучая березы На их тела бросает крап И соблазнительные грезы Ниспосылает им Приап.
Тот жар, который в жилах бродит, Который в них Приап зажег, Их безошибочно приводит На некий тайный бережок.
И у подножья медных сосен, Вечерним светом облита, На терракотовом откосе Мелькнет пастушек нагота.
Испуг, погоню и в неравной Борьбе ослабшую красу Все эпизоды жизни фавна Я в сердце бережно несу.
И я, как в этом странном фильме, Леса облазил от и до И наконец на старом ильме Дриады высмотрел гнездо.
Напрасно вы меня искали В гнезде дриады наверху, Как мальчиком на сеновале, Я в птичьем нежился пуху.
И я, как мальчиком, бывало, Мечтой наполнил ход часов, Хоть жизнь людей ко мне взывала, Смущая тишину лесов.
Ну что, краснея от натуги, Ревете вы "Андрей, Андрей"? Мне хорошо в гнезде подруги, А вы подите прочь скорей.
2001
Андрей Добрынин
В часы, когда небо набрякло угрюмым свинцом И клочья теряет, над щеткой антенн волочась, Бреду я Тверской с перекошенным, жутким лицом, Как будто мне вставили нечто в казенную часть.
Еще накануне вкушал я покой и комфорт, Менял секретарш, в дорогих ресторанах кутил, Но тут из Кремля незаметно подкрался дефолт И по лбу меня суковатой дубиной хватил.
Любой содрогнется, увидев мой мертвенный взгляд И слюни, текущие на заграничный пиджак, И кажется мне, что вокруг Каракумы лежат, Где жертвы дефолта белеет иссохший костяк.
И вот по Тверской совершаю я траурный марш, В упорном молчанье тараня людей круговерть, Ведь жизнь без шофера, охранников и секретарш На самом-то деле - прешедшая заживо смерть.
Вчера я бы мог заместителя вызвать к себе И долго, чаек попивая, глумиться над ним, И вот сиротливо бреду в человечьей гурьбе, Пугая прохожих расхристанным видом своим.
Украл у меня подчиненных коварный дефолт И сделал обычным ничтожеством с тощей мошной. Теперь не румян я, как прежде, а гнилостно-желт, Ведь мертвое время раскинулось передо мной.
Неужто вы, люди, не слышите траурных труб И плакальщиц хору ужели не внемлете вы? Вчера - бизесмен, а сегодня - безжизненный труп, С разинутым ртом я блуждаю по стогнам Москвы.
2001
Андрей Добрынин
Стоит в степи скотомогильник, Но если влезешь на него, То и тогда в степном раздолье Не обнаружишь ничего.
Прохожие здесь крайне редки, И им, конечно, невдомек, Что смертоносную бациллу Скрывает этот бугорок.
Когда-то дохлую скотину Сюда складировал колхоз, А после в яму сыпал известь, Лил керосин и купорос.