Нелегал
Я родом из одного провинциального городка. Не такой он неказистый, раз о нём песню написали. Ещё в XIX веке… Юноша уходит в большой мир. Дома остались родители-старики, возлюблённая и виноградник.
В одном из ресторанов Тбилиси мне довелось услышать, как эту песню исполнял негритянский парубок, мигрант из Нигерии. Сначала хозяин ресторана определил чернокожего юношу в швейцары, для экзотики. Потом оказалось, что парень поёт и танцует. Его переквалифицировали в артисты.
Вообще Кен (так его звали) был смышлёный. Как-то на улице африканца увидели деревенские бабки. Уставились на него. «Такого ночью встретишь – кондрашка хватит!» – шепнула одна другой.
– Слон я, что ли, чтоб меня пугаться! – вдруг отреагировал Кен. Его справная грузинская речь ввергла женщин в шок. Наверное, не меньший, чем случись им на околице деревни ночью повстречать слона.
Об этом эпизоде мне рассказал коллега. Я с ним в том ресторане пообедал. Его зять водил с Кеном дружбу. Даже бизнес попытались с ним завести – дискотеку на колёсах. На море собирались на трайлере.
– Пришёл к нам этот артист, – продолжал коллега. – Пока зять себя в порядок приводил, гость всё время туркал его – то сорочка у моего родственничка неглаженая, то смеётся как болван. Сам же прямо как с иголочки. Они направлялись на деловую встречу.
– Вообще, видать, легко ему. Ходит вприпляску. Даже когда малую нужду справляет, танцует, – заметил коллега.
Потом оказалось, что у этого негра возлюбленная есть, грузинка. Втрескалась в него. А он доволен – дескать, у них в Нигерии на девиц трудно положиться. Здесь по-другому. Жениться надумал.
– Вот наглец! – вырвалось у собеседника.
– А ты случаем не расист? – спросил я у него.
– Нет вроде бы, – был ответ.
Позже я увидел Кена по ТВ. Его загребли как нелегала. Эту сцену запечатлели тележурналисты. Негритянский юноша вызвал слёзы умиления у всех, кто смотрел программу о борьбе с незаконной миграцией. Судя по кадрам, у полицейских тоже. На полицейском участке он пел песню о городке, откуда я родом. «…Дома остались родители-старики, возлюбленная…»
Его депортировали, кажется. Мне говорили, что на одном из недавних политических митингов в Тбилиси выступил негр. На отменном грузинском языке он чехвостил правительство. Неужели Кен? Сейчас всё можно допустить. Ведь среди спецназовцев, разгонявших митинг, демонстранты увидели китайца.
Испугать шамана
Симон смотрел особенно: глаза навыкат, зрачки останавливались. Как будто сканировал. Он с детства такой. Мы вместе заканчивали университет. В настоящее время работаем эменесами (младшими научными сотрудниками) в одном НИИ, специализируемся по информатике. Признаться в том, что ты с кем-то дружишь, и при этом не быть полностью в этом уверенным – риск. Симон не спешил внести ясность в этот вопрос. Мягко говоря, он не отличался экспрессивностью. Моя персона эмоций у него не вызывала. Иногда он заметно оживлялся после того, как немилосердно обыгрывал меня в шахматы. Победитель хихикал и строил потешные рожи. Однажды его матушка проговорилась, под величайшим секретом сообщив мне, что её чадо собирается стать писателем…
– Вот только маленький компьютер купит, – сказала она с некоторым благоговением, имея в виду лэптоп, который точно был не по карману моему приятелю. Пока ему осталось только таращиться на окружающих.
Как-то в моём присутствие Симон выудил своим взглядом из проходящей толпы девушку. Она приостановилась, в неуверенности пригарцевывая. На её лице чередовалось одно состояние за другим – любопытство, ложное узнавание, виноватость, вызов, кокетство, раздражение. Я хотел исправить положение и обратился к ней с тривиальным вопросом – спросил время. Она не ответила и смотрела на плюгавого очкарика с непроницаемой физиономией. Потом, опомнившись, девушка фыркнула, топнула рассерженно ножкой, повернулась и бросилась догонять подружек. Они не могли уйти далеко, так как заминка продлилась полминуты.
– Родственница Б.П., – проинформировали меня.
– Почему не поздоровался с ней? – спросил я.
– Мы не знакомы, притом её никто не просил останавливаться, – ответил мне приятель.
– А кто такой Б.П.? – уточнил я.
– Точно не знаю, – был ответ.
Мой приятель был охоч до зрелищ, но зевакой себя не считал. Он мне рассказал случай:
– Я шёл по мосту через железную дорогу, вижу – народ толпится. Смотрят вниз, на перрон. К вагону подкатили карету скорой помощи. Люд изнывал от нетерпения и был разочарован, когда из вагона два молодых человека вывели под руку старушку и помогли ей сесть в карету. Смотриво оказалось пресным.
– Да, зеваки, по идее, народ недобрый, – заключил мой собеседник.
Я высказался, что он зря отрицает свою принадлежность к этой братии. Мой приятель ответил философски:
– В отличие от неё я созерцаю сути! Ей частности подавай, мне же общее в частном. Хобби у меня такое.
Симон созерцал сути постоянно и без устали. Однажды мы сидели во дворе жилого корпуса. Ждали институтского коллегу. Неподалеку в песочнице играли дети.
– Обрати внимание на мальчугана в сером пальто, – говорит он мне.
– Что в нём особенного?
– Только у него манера в ухо шептать заговорщически. Остальные детишки к этому не прибегают. Типичный интриган растёт.
– Вот и ребёнка обругал! – заметил я ему.
Такую манеру смотреть вполне можно было посчитать беспардонной. Симон не раз попадал в щекотливые ситуации.
– Ты что, пидор? Пялишься как… – спросил Симона пассажир, на которого в троллейбусе засмотрелся мой приятель. Случайный попутчик привлёк его внимание тем, что насвистывал французскую мелодию «Маленький цветок», популярную в 50-х годах, но совсем неизвестную в 90-х. Насвистывать её в тбилисском троллейбусе мог только человек с развитым вкусом. Симон попытался достойно выйти из положения, заговорил о мелодии. В ответ этот хам ему ответил:
– А я подумал, что ты пидор.
Как-то к Симону и его матери на Руставели подошёл странный с виду прохожий. Семейство совершало обычную прогулку.
– По-прежнему сплетничаешь? Зачем людей в покое не оставляешь?! Глаза инквизиторские! – обратился к Симону мужчина средних лет в черных очках. Сын и матушка сильно разволновались, даже были напуганы. Через некоторое время в газете появилось фото душевнобольного человека, совершившего несколько убийств разом в коммунальной квартире. В нём Симон узнал того прохожего.
Или история в ресторане.
– Какой неприятный тип! – отозвалась о моём приятеле видная блондинка. Она сидела у соседнего столика в ресторане. Мы праздновали событие (не помню какое). Когда к нам подошёл её ухажёр, Симон прикинулся, будто отключился, – смотрит, но не видит. Наученный горьким опытом, он прибегал к такой хитрости. Обошлось без выяснения отношений. Кавалер вернулся к своей даме и покрутил пальцем у виска, глазами показывая на Симона.
Хобби помешало наладить моему приятелю личную жизнь. Он завёл дружбу с девицей. Его мать облегчённо вздохнула: наконец-то её сын о 30 годов, далеко не самый завидный жених, обзавёлся подружкой. Она поделилась со мной своими чувствами, когда я наведался к ним играть в шахматы. Но скоро Симон опять подал ей повод для беспокойства. Девица была без претензий, но своего кавалера она долго выносить не смогла. Тот ни разу не догадался пригласить её в кино, кафе, зато водил то к грузинской, то к русской церкви, то к костёлу и к мечети. С вполне определённой целью – «наблюдать типы». Внутрь церкви они не входили, а только стояли в сторонке и глазели на прихожан. На предложение девушки поставить в церкви свечку ухажёр никак не отреагировал. Разрыв произошёл в тот день, когда, простояв битый часть со своей подружкой у сефардской синагоги, Симон предложил ей пройтись к ашкеназской синагоге – «чтоб сравнить». Для этого надо было спешить. Девушка вдруг вспыхнула, повернулась и побежала в сторону метро.
Симон переживал эту неудачу, как и все перипетии, в которые попадал. Он даже обвинил меня в том, что я не помог ему избежать одну из них. Его прорвало, и он бросил мне:
– Ещё другом называешься!!
– Друг всё-таки! – сделал я про себя заключение и не ответил на выпад.
Иногда Симон вызывал страх у людей, когда наводил на них свои моргалы. Мой приятель досадовал по таким случаям, особенно когда из-под носу ускользал интересный для коллекции персонаж. Как один иностранец, шотландец по имени Джесси.
Это был молодой человек с миловидной внешностью. По стилю он подходил под стандарт мужской внешности, заданный Дэвидом Бекхэмом. Правда, Джесси не отличался атлетизмом известного футболиста, но в несколько местных рекламных клипов попал. В них он изображал иностранца, пьющего с видом знатока высокосортные грузинские вина. Для таких случаев его наряжали в шикарные смокинги. В быту же этот тип обходился потёртым джинсовым костюмом. От него часто пахло вином, но не из-за того, что его снимали в клипах, – у грузинского гостеприимства есть обыкновение неумеренно потчевать гостей спиртными напитками. Создавалось впечатление, что гость нашего города не просыхал.
Но самая приметная его особенность – шевелюра. Светлая, с вьющимися волосами. Её пронизывал ряд дредов – грубо сплетённых локонов. Однажды в Тбилиси вместе с футбольной командой понаехало несколько тысяч шотландцев. Они расхаживали в кильтах и без них, но ни у кого не было дредов.
– Такие локоны-косички – личная блажь Джесси, ничего общего с шотландскими штучками, – сказал мне Симон, который, без сомнений, тоже зафиксировал пришельца.
Джесси работал в кукольном театре, водил куклы, озвучивал их, когда те изображали иностранцев.
Познакомились с ним на проспекте Руставели. Мы, я и Симон, стояли у кафе вод Феофана Лагидзе. В этот момент мимо нас проходил шотландец. Его пригвоздил к месту взгляд Симона. Он вопросительно посмотрел на нас.
– Привет, Джесси, – сказал я ему на английском. Иностранец н