— Тимур, что у тебя с рукой? Это из-за меня? Это они тебя…
— Нет-нет. Не из-за тебя, — Тимур как-то странно улыбнулся, — остеохондроз замучил. Ничего, к утру станет лучше. Только шпроты будешь сама открывать. Чем еще тебя угощать, даже и не знаю. До магазина я так и не дошел. Проходи.
Он провел ее на кухню, которая имела совсем не жилой вид. На столе, по которому были рассыпаны сигареты, стояли два маленьких граненых стакана и тарелка с объедками, которую Тимур бросил в раковину. У батареи выстроилась целая выставка пустых бутылок, на облупившемся подоконнике притулился чайник. Над единственным навесным шкафом расплылось по потолку темное пятно, по всем приметам осенью и в оттепель крыша протекала.
— Садись, будь как дома. На тех, кто на тебя напал, стояла наведенная защита. Что можем сказать по данному поводу?
Ника молчала, скрючившись на шаткой табуретке. Мысли перепутались, снова подступили слезы. Тимур набрал в чайник воды из крана, тихо матерясь, с грехом пополам водрузил его на плиту, приоткрыл форточку и закурил.
— Профессионально наведенная защита, — повторил он. — Ну? Сама расскажешь, во что вляпалась или как?
— Я… я даже не знаю, — она подняла глаза и обмерла. — Мамочка… Оконное стекло горит!
Парень выстрелил окурком в темноту ночи, чертыхнулся, прикрыл форточку и сел на табуретку напротив.
— Ведьма и такая дремучая? — он недоверчиво сощурился. — В игры со мной играешь, Ника?
— Я не ведьма! — почти крикнула она. — Я не понимаю, о какой защите ты говоришь. Я никогда не видела, чтобы светились стекла! Я сошла с ума как Нора. Я просто сошла с ума…
— Кто такая Нора? — чуть мягче спросил Тимур.
— Никто. Мы вместе работали. Вчера ее убили. Я следующая. Они гоняются за мной, потому что я последняя, кто видел ее перед смертью. Она говорила странные вещи. Сказала, что мне нужно бежать.
— Человек должен занимать в пространстве столько места, сколько его тело, если не хочет, чтобы его нашли, — назидательно произнес Тимур. — А у тебя аура светится как гирлянда! И еще эти… «антенны раскидистые». Не ведьма она, блин! На окне блокировка, она реагирует на твою спонтанную активность. Благодаря ей нас здесь не обнаружить. Да посмотри, не бойся — не ослепнешь!
Ника осторожно подняла глаза. Холодное синее пламя струилось по оконному проему и тускнело по мере того, как Ника успокаивалась.
— Что же это со мной… — прошептала она.
Тимур покачал головой.
— Откуда ты, Ника?
— Из Москвы.
— А вид такой, словно с Луны упала. Успокойся, здесь тебя никто не тронет. Рассказывай все по порядку. Кто за тобой гонится и почему?
И Ника выложила первому встречному всю историю с самого начала, с того момента, как заполнила анкету.
— Вот же ночка выдалась, — пробормотал Тимур, — просто охренеть! Слушай, Ника, скоро рассвет — самое поганое время, я пойду поваляюсь немного. Мне надо… Только не уходи: менты тебе не помогут. А потом мы что-нибудь придумаем.
— Хорошо бы… Можно мне в душ? — робко спросила Ника.
— Угу.
Придерживая здоровой рукой больную, Тимур встал из-за стола и побрел в комнату.
— Твой Жорж Блэккреман — не человек, — обронил он.
— Как это не человек? А кто?!
— Я не знаю, кто… Утром договорим.
— Я… Да-да, конечно, извини. Тебе чем-то помочь? Я медколледж заканчивала…
— Нет, спасибо. Мне просто надо дожить до рассвета. Полотенце в шкафу.
Тимур заполз на широкую кровать, которая стояла посреди единственной комнаты, потеснив шкаф с одеждой. В углу на тумбочке расположился запыленный телевизор. Другой мебели в квартире не было.
Ника ополоснулась. Вместо халата она накинула клетчатую рубашку, сушившуюся над ванной, и не запомнила, как уснула на краешке чужой кровати, завернувшись в плед у ног спасителя, который глухо стонал во сне. Тревожить его она не решилась. Так и уснула, прислушиваясь к его тяжелому дыханию.
— Ника!
В замороженные зимние окна билось солнце.
— Ника, вставай, мы едем в Москву.
— Мы? Как в Москву?!
Она вскочила и остановилась в дверях кухни, запахнув полы рубашки. Тимур наливал чай. Секунду она разглядывала своего спасителя. При свете дня он казался моложе. Коротко стриженный темноглазый, подтянутый. Этой бомжеватой квартире и закопченной кухоньке соответствовала разве что щетина на его небритых щеках. Ника вспомнила неведомых преследователей, корчившихся на снегу. Что он сделал с теми тремя… И как?
— Это единственное место, где тебя сейчас не ищут. Ты бы ни за что туда не вернулась, правильно?
Она кивнула.
— Надеюсь, не ты одна так думаешь, — Тимур поставил чашки на стол, где уже лежал на чистой тарелке нарезанный сыр и хлеб. С утра парализованная рука у него действовала не хуже здоровой, только пальцы еще плохо слушались. Зашуршала обертка шоколада.
— Угощайся. А то я вчера привел девушку в гости и заставил консервы открывать… Непростительно! Тебе идет, — он кивнул на рубашку.
— Тимур… Ты говорил, что на окнах блокировка, и нас здесь не обнаружат. Выходит, ты… Ты сам тоже от кого-то прячешься? От кого?
— От сослуживцев.
— Почему?!
— Они считают меня оборотнем и на меня охотятся. Застрелить хотят. Ника, пей чай. Перестань меня бояться, я и обидеться могу.
Ника сделала над собой усилие, чтобы не втянуть голову в плечи, придвинула чашку и опустила глаза, старательно разглядывая трещинку на дне.
— А на самом деле ты… не…
— Как видишь. Иначе ты бы утром не проснулась, а меня бы давно вычислили, у нас методики веками обкатанные.
— Ничего не понимаю, — призналась Ника. — Если ты в самом деле не опасен… Почему ты не хочешь встретиться с ними и все рассказать?!
— Из-за одного знакомого, который мне помог, — Тимур неожиданно тепло улыбнулся, взглянув в окно. — Он слишком неместный, чтобы встречаться с нашими спецслужбами. Космополит. Интеллигент… Эта встреча может закончиться непредсказуемо. Судя по тому, что ты рассказала, у него проблемы, — Тимур больше не улыбался. — И у нас с тобой, и у всей нашей цивилизации. Ника, мне нужно попасть в здание корпорации «Мейнстрим».
— Хорошо.
— Хорошо? — недоверчиво переспросил он.
— Да! Я ничего не поняла, Тимур. Даже кто ты такой. Но я не хочу больше ни от кого бегать.
В центре моего творения — куб. Он расползается во всех измерениях, вспарывая зеркально острыми гранями кружево построений. Я не могу это видеть. Отворачиваюсь. Плачущий звон рвущихся нитей преследует меня, и я все равно чувствую, как маленькими смерчами закручиваются разорванные причинно-следственные цепочки, прежде чем рассыпаться в прах.
Наверное, это и есть боль…
Оцепенение медленно проходит, унося в небытие мечту о совершенстве.
Я наблюдаю за тем, как угасает зимний день. Как ты назвал моих соплеменников, работающих с чистой энергией, Тимур? Дестроеры? Смешно… но тебе простительно. Никто не пришел сюда воевать со мной. Это всего лишь труд моего коллеги. Более совершенная модель. Смелое решение. Живой кристалл тессеракт, вершина геометрического гения, и в отличие от тебя я в силах оценить красоту чужой игры…
Я прикасаюсь ладонью к остаткам своего творения. В меня в панике рвутся вихри той энергии, что я туда вкладывал. В плач вплетается новый звук. Глухой и прерывистый, он нарастает, стучит в ушах и в груди, он бьется внутри меня как раненый зверь. И я вдруг чувствую, каким гробовым холодом веет от граненого куба. И стучит, стучит сердце. Мое сердце, которого я раньше никогда не слышал в этом теле. Мой личный счетчик времени. Картина стремительно отдаляется, превращаясь в плоский чертеж. Я дисгармоничен для чужой структуры, и она выбрасывает меня в «здесь и сейчас». И пока она меня совсем не выбросила…
В моей руке все еще светится стило. Я перехватываюсь, сжимаю пальцы и, испугавшись собственного глухого рычания, с размаху всаживаю свой любимый рабочий инструмент в самую середину чертежа.
— Этот мир полярен!
Он сожрал меня, но теперь я имею право назвать его своим… Он заразил меня войной. Мне не хочется выздоравливать, пока эта кристаллическая тварь не сдохнет!
— Где ты, сволочь?
Я иду в город. Я падаю с неба в самый центр огромного города. Туда, где в багровых отсветах горящего бизнес-центра встает в ночи лохматая тень моего врага. Тимур умеет в этом мире даже слишком много, он почти феноменален, но его максимум — это охрана.
Жаль, что я больше не чувствую своего сердца. Это второе, после рукопожатия, что останется в памяти надолго. Я бросаю на свое убежище прощальный взгляд. Из покореженного кульмана торчит узкая рукоять кинжала. Человеческая оболочка медленно оседает на пол…
Дверь кабинета вспучилась и разлетелась в щепки. Тимура оглушило и отбросило ударной волной. Сил у него осталось только на то, чтобы не потерять сознание, глядя в звездное небо, где сцепились и переплелись, кромсая друг друга и поднимаясь все выше, две громадные мглистые тени.
Здоровенную дыру в потолке, откуда все еще падали обломки, пробило то, что вырвалось на свободу из тела Жоржа Блэккермана. В последний момент тварь изменила направление, словно что-то выдернуло ее вверх, пробив три последних этажа. На мгновение Тимур увидел чужое небо, серебряное от звезд, и все угасло.
— Я уж думал, ты не придешь, — прошептал он.
— Тимур, ты цел? Тимур! Надо уходить. Здание горит, скорее! Поднимайся. Ну, вставай же!
— Поздравляю, теперь у тебя тоже есть понятие враг…
— Тим, вставай! — почти крикнула Ника.
Он смотрел на нее невидящими глазами, не помнил, кто она, не слышал, как она плачет и не почувствовал, как она его поцеловала. На полу, на стенах и поломанных офисных столах таяли сверкающие черные кристаллики.
Ника все-таки добилась того, что Тимур поднялся на ноги, опираясь о ее плечо.
— Да не надо меня держать… Сам пойду… — хрипло сказал он и запнулся за труп охранника.