– Хватит ютиться в трущобе, – говорила новая пассия. – Понимаю, прошел всего год со дня смерти твоей жены, ты до сих пор в шоке, но надо решить проблему.
И Юрий отважился войти в свой дом, начал разбирать вещи Ляли. В одной из сумок жены он обнаружил блокнот со странными записями…
Мамонтов замолчал, достал из портфеля записную книжку и протянул мне. Я принялась перелистывать страницы.
«Ваня… не Ваня, Иван Морковин… Иван Гурьевич Морковин… Он зол! Он меня ненавидит! Он хочет меня убить! Он… Он… Он… Ваня… Иван Гурьевич Морковин… Это он? Он это! Точно он! Я не ошибаюсь, это он! Он вернулся! Он пришел за мной! Не могу! Надо уйти! Уйти надо! Прямо сейчас! Страшно… Он пришел!!! Он здесь!!! Страшно!!!»
– Можете не читать до конца, – буркнул Мамонтов. – Текст практически одинаковый везде.
– Вы слышали когда-нибудь от своей жены имя упомянутого мужчины? – спросила я, краем глаза увидев, как Роберт начал бегать пальцами по клавишам одного из своих ноутбуков.
– Нет, – быстро ответил Юрий.
– Может, просто забыли? – включилась в беседу Кочергина. – Похоже, этот Иван Морковин сильно нервировал Ольгу. Посмотрите, книжка вся исписана, по почерку ясно, что у женщины был стресс. «Падающие» строки – свидетельство угнетенного состояния, даже депрессии. Вы не замечали у супруги плохого настроения? Она жаловалась на подавленность?
Мамонтов нахмурился.
– Мы не очень любили обсуждать всякую ерунду.
– Простите, – не поняла я, – что вы имеете в виду?
Юрий почесал бровь.
– Депрессия – выдумка психологов. Им нужны клиенты, вот они и поют из телевизора про душевные сложности. Моя мать троих детей без мужа подняла, у нее не было времени на хныканье. Мучаешься от того, что тебя муж не понимает? Лучше посмотри на свою квартиру: грязь по углам, обеда нет, грязное белье из бачка лезет. Займись хозяйством, и тоска пройдет. От безделья в голову всякая дрянь лезет. Если тебе утром влом на работу идти, то это не депрессия, а лень. Дом должен быть тихой гаванью. Я очень на службе устаю, у меня под началом двадцать человек, каждый со своим дурацким характером, плюс пара боссов с закидонами. Возвращаюсь вечером домой выжатый, хочу расслабиться. Что мне надо? Вкусный ужин и улыбка жены. Чего мне не надо? В первую очередь, чтобы супруга встречала меня на пороге словами: «В нашей конторе сегодня столько неприятностей!» Спасибо, слышать о чужих трудностях не желаю, своих навалом. Перед тем как пойти в загс, я Ляле свою позицию объяснил, и она была того же мнения. Мы договорились, что, во-первых, никогда не обсуждаем прошлое. Чего у кого с кем было – не интересно. У нас новые отношения. Во-вторых, домой никакого дерьма извне не тащим, все оставляем за порогом; Ляля не водит постоянно домой подруг, не болтает с ними часами по телефону, а я не тащу каждый день приятелей. То есть живем друг для друга, обмениваемся только радостными новостями. Слава богу, Ольга оказалась не болтлива, не прилипчива, была сдержанным человеком, мы прекрасно ладили. Конечно, принимали гостей, сами ходили к друзьям, посещали театр, кино, музеи. Но все – запланированно, не спонтанно. Загодя обсуждали, кого позовем на день рождения Ляли или на мой, на Пасху, Масленицу. Надо же стол накрыть обильный, чтобы все убедились: у Мамонтовых полный достаток. Я знал, что Оля окончила какой-то техникум, а потом курсы по бухгалтерии.
– Где и кем работала ваша жена, знаете? – поинтересовался Троянов.
– Объединение «Пластмассбытканьон», главный бухгалтер, – сообщил Мамонтов.
– Странное название, – удивилась Елизавета.
Юрий развел руками:
– Да уж какое есть… Платили Ляле хорошо, но ей приходилось ездить в командировки. Правда, ненадолго, больше чем на два дня она не отлучалась. В месяц получалось две-три поездки. Я не протестовал – супруги должны некоторое время проводить врозь. Поймите, у нас не было проблем с деньгами, мы прекрасно ладили и оба не хотели заводить детей. Нам было хорошо вместе, с годами наш брак становился только крепче. Я говорил следователю, что Ляля не могла прыгнуть вниз, у нее для самоубийства никакого повода не было.
– Гончарова Антонина Андреевна, коллега Ольги Сергеевны, сообщала, что у той в последнее время испортилось настроение, – подал голос Троянов. – Она стала угрюмой, допускала ошибки в работе. Антонина видела ее заплаканной, а накануне смерти ваша жена сказала ей: «Жить не хочется!»
Юрий поморщился.
– Дело было в зубах. У Ляли выпал клык, его поставили на штифт, но он сломался, пришлось удалять корень, вживлять имплантат. Протезист попался неумелый, титановый имплантат не прижился. Оля пошла к другому врачу. Она была расстроена, процедуры-то не из приятных, да и денег уходило много. Потом вроде эпопея завершилась, стоматолог поставил постоянную коронку. Дней десять Ляля с ней щеголяла – и, опаньки, заболел нижний зуб. Из-за протезирования в верхней челюсти слегка изменился прикус, врач не учел этого.
– А вы говорили, что у жены не было неприятностей, – укорила я Мамонтова.
– Кому же в голову придет из-за зубов с жизнью прощаться? – удивился собеседник. – Конечно, мы не радовались докуке, но и не рыдали из-за нее. Слова «жить не хочется» Ляля произнесла, наверное, в запале, как некоторые при скандале кричат: «Я тебя убью!» Но ведь никто никого на тот свет отправлять не собирается, просто выражение такое…
Глава 2
– Что у тебя по Ивану Гурьевичу Морковину? – спросила я у Роберта, когда Юрий ушел.
– Сейчас расскажу, – пообещал Троянов. – Но сначала небольшое дополнение к биографии Ольги Мамонтовой. Покойная вовсе не главный бухгалтер предприятия и никогда им не была, она служила приемщицей в пункте, где клиенты «Пластмассбытканьона» делают заказы. Судя по ведомостям, женщина хорошо зарабатывала, получала больше, чем сотрудница бухгалтерии. Окончила она не техникум, как говорил Юрий, а институт, имела диплом о высшем образовании и защитила кандидатскую диссертацию. Антонина Гончарова действительно коллега жены Мамонтова, в одном с ней помещении сидела и до сих пор там служит. В офисе работали только эти две дамочки. Ольга наврала мужу, что занимает ответственный пост.
– Интересно… – удивилась Лиза. – Зачем ей было дурить супругу голову?
– Теперь о Морковине, – не обращая внимания на вопрос Кочергиной, продолжил Троянов. – На первый взгляд ничего особенного. Не женат, практикующий психолог, владелец небольшой фирмы, ни в чем предосудительном не замечен, кредиты не брал, купил два года назад иномарку. Коренной москвич, живет с матерью, с ней на двоих имеет одну фирму, родительница – психотерапевт. Детей нет. Ездил отдыхать с матерью в Египет, Турцию, Италию, Францию. Нормальный мужик, таких тысячи.
– Кочергина и Жданов съездят к Морковину, аккуратно с ним поговорят, – начала я. Но тут же была остановлена Лизой:
– Великолепно обойдусь одна.
Я откашлялась.
– Настал момент для не очень приятного разговора. Вы теперь все знаете, что сделал Денис [3]. О его поступке были проинформированы сначала Иван Никифорович, а потом Петр Степанович. Жданова отстранили от работы. Но он к нам неделю назад вернулся. Руководство приняло беспрецедентное решение: учитывая роль Дениса в раскрытии тяжкого преступления и идя навстречу его пожеланиям…
– Таняша, перестань разговаривать аки бюрократ, – перебил меня Глеб Валерьянович, наш чудо-эксперт. – Видно же сразу, как ты мучаешься, подбирая слова из чиновничьего лексикона. Ты с нами попроще!
– Ладно, – согласилась я. – Денис всех обманул, выставил нас дураками, мне из-за него влетело по первое число.
– Простите, – забубнил Жданов, – я не хотел никого подставить, думал: недельку-другую перекантуюсь и уйду. Но мне у вас так понравилось! Работа жутко интересная! И я понял: ничем другим заниматься не желаю.
– Тебя вообще не спрашивали! – осадила его Елизавета.
– Короче, зовем парня, как и раньше, Денисом, – мирно продолжила я. – Он теперь стажер, Кочергина его куратор.
Лиза вскочила.
– Никогда! Что я, утка, на которой спаниеля натаскивают? Мне, чтобы попасть в особую бригаду, пришлось долго пахать, а Жданову все на блюдечке за пять минут принесли? Пусть его Глеб Валерьянович или Роберт патронируют!
– Я не просился к тебе, – огрызнулся Денис.
Я постучала ручкой по столу.
– Решение руководства мне тоже не по вкусу, ставки в бригаде ограничены, у нас и так мало сотрудников, а теперь один из них считается учеником и не имеет права самостоятельно работать в поле. Но, повторяю, Петр Степанович…
– Не стоит поминать имя начальника всуе, – неожиданно раздался знакомый бас, и в комнату вошел большой босс в сопровождении высокого молодого мужчины. – Чем вы, Татьяна, недовольны? – поинтересовался Петр Степанович. – Знакомьтесь: Иван Никифорович Тарасов, ваш непосредственный начальник, прошу любить и жаловать.
Я опешила. Новый шеф полный тезка своего ушедшего в отставку коллеги, только фамилии отличаются? Забавно.
– Рад знакомству, – обронил «дубль» уволенного Ивана Никифоровича, – надеюсь, мы сработаемся. Мне о нашем отделе столько рассказывали! Очень хотел познакомиться с сотрудниками. И вот, сбылась мечта бегемота! Татьяна, зайдите ко мне через полчаса. Или вы сейчас не можете?
– Я собралась поехать к Антонине Андреевне Гончаровой – она, вполне вероятно, владеет важной информацией по делу Ольги Мамонтовой, – отчиталась я.
– Хорошо, – неконфликтно согласился новичок, – приходите когда освободитесь, ничего срочного нет.
– Нам еще надо заглянуть в техотдел, – заторопился Петр Степанович, – и по другим этажам пробежаться. Да, чуть не забыл! Ну как, вам нравится на новом месте?
– Пока не привыкли, – ответил за весь коллектив Глеб Валерьянович. – Работать в одном здании с тобой, в общем-то, удобно – в случае необходимости можно быстро государя императора найти. Но ведь и тебе легко к нам спуститься, то есть мы на виду, а это уже жирный минус.