Осознание своего положения пришло внезапно с первым рывком за клитор. Непроизвольный прыжок вперед впечатал меня животом о край повозки и грудью, и головой по инерции о пол ее же. Боль от ушибов была ничто по сравнению с состоянием самой чувствительной части тела. Только чуткие руки, обнявшие меня со спины, и торопливый неразборчивый шепот на ухо смогли остановить всепоглощающий безумный ужас, который охватил меня. Они же и помогли мне сделать первые шаги вслед двинувшейся повозке.
Голос моей Госпожи поддержал меня в начале этого пути. И я была благодарна ей за это.
Это была адская дорога. Ее я буду помнить всю жизнь.
Все мои прошлые мытарства были ничто по сравнению с этим путешествием, которое длилось, вдумайтесь, четыре дня и три ночи. За весь путь было всего несколько привалов, которые я провела на коленях в ожидании дальнейшего пути. Путы с меня так и не снимали всю дорогу. Даже мешок с головы и тот не снимали. В нем было специальное отверстие, закрытое клапаном, через которое и кормили меня через ту же трубку.
Клитор горел огнем, как и соски от постоянных рывков за ихний пирсинг. Даже чуткие и нежные руки Госпожи Мелисы доставляли только страдание пораженным местам и, поняв это, Она больше не пробовала прикосновениями облегчить мою боль.
Мне даже поспать так и не удалось, поскольку на коленях я фиксировалась за клитор куда-то вниз, а за соски куда-то вверх. Я была распята за самые чувствительные части тела. Хуже было, когда за клитор натянули вверх, а за соски вниз. Все время такого "отдыха" я провела, боясь шевельнуться.
Начало пути помню совсем плохо. Первые несколько десятков метров меня за локоть провела Госпожа Мелиса. Но потом она оставила меня одну, и я сразу поняла, насколько она мне помогала. Первый день – это костер между ног. И все. Только к вечеру мне удалось найти позу, в которой основные рывки приходились на соски. Только так, подав бедра вперед и плечи назад до ощущения натянутых сосков, смогла уменьшить нагрузку на писю, отдав на растерзание груди. Но как же неудобно было так идти, а уж бежать-то! Эта гребаная извозка просто не хотела ехать плавно. Постоянные зачем-то замедления и последующие рывки, из-за которых я то билась о зад повозки или делала прыжок с места и любой позы вперед, даже моя обувь не мешала мне их делать.
НЕНАВИЖУ, когда мне закрывают глаза и заставляют идти куда-то.
Как же я устала. Если в начале пути по свежим ощущениям, я еще пробовала хоть материться на все и всех, то потом было только желание умереть на месте. Хотя оно и было невыполнимое в принципе, поскольку поводок был, ну, очень эффективен, просто запредельно. Уже после первых сотен метров я чувствовала любое, даже незначительное, даже не усилие, а намек на него в любом направлении. И я просто жаждала исполнитель его, поводка, пожелание. И ничего с этим поделать не могла. Да и что-то хотеть начала только под конец пути, когда предчувствие о следующей команде поводка было развито до неимоверного уровня, и я смогла ощутить и другие части своего тела. Жуть.
Что-то долго стоим, приехали? Молю всех богов, чтобы это было так.
Сделала шаг вперед и влево и начала двигаться в неизвестном направлении. Только запнувшись об ступеньку и получив все ощущения отрывания в низу живота поняла, что меня куда-то отводят не по дороге. Пришли? Да! С меня сняли этот адский поводок! И сняли мешок с моей головы! Яркий свет факелов и чистый воздух. Как мне их не хватало в этом марафоне. И даже привычное стойло и привычный кормильный бачок не смогли омрачить мое счастье от избавления от этих орудий пытки с моего клитора и сосков.
Тут меня обняли сзади. Госпожа Мелиса?
– Передохнем два дня и продолжим путь уже пешком. Извозчик отказался везти в Винтерхольд, – да это моя Мелиса.
– Ты будешь ждать здесь, я буду в городской таверне отдыхать и готовиться к дороге. Может, попутчиков найду. Буду заходить к тебе время от времени и, возможно, принесу что нить вкусненького, – сказала она, поставив меня в стойло и вставив трубку мне в горло.
Хотя последнее я уже осознала, когда проснулась перед рассветом, настолько привычное стойло с возможностью сна повлияло на меня, и, не услышав дальнейших слов Мелисы, я уснула. Теперь же выспавшись, неизвестно сколько, но отдохнув физически – усталость, что донимала меня во время пути, прошла, ноги и спина уже не болели, что не скажешь о промежности и сосках. Ну, а психологическая усталость никуда не делась, только отошла немного на задний план.
Любое воспоминание об этом путешествии вызывало у меня непроизвольное дрожание всего тела. Ну, как так можно измываться над девушкой? Беззащитной девушкой. Даже Мелиса, хоть и хотела облегчить мою участь, не до конца понимала всю изуверскую суть этой, этой... Даже слов нет описать цензурно или даже нецензурно всю боль, которую я испытала. И до сих пор испытываю, даже без веревок на пирсинге клитор и соски горели и далеко, ну, очень далеко не страстью. Более-менее похоже на ожог руки из прошлой жизни. Только рука не хуй и не передавала и сотой доли ощущений.
А теперь только ждать… Как уже успела убедиться, это тело просто неимоверно быстро излечивает незначительное раны и царапины, хотя, судя по ощущениям, раны теперь были далеко не незначительными. А исцеляющее зелье мне не дали. Еще одно подтверждение о непонимании Мелисой всей тяжести моей ситуации.
Будем отдыхать, ибо что я еще могу сделать, кроме как надеяться, что пламя в паху и грудях погаснет в скором времени.
Глава 6. Побег
Сколько времени прошло? Вроде светает? Так, дальше по плану утренние процедуры? Ах, ты ж блять! Только не сейчас. Только низ живота начал чувствоваться как больная, но все же часть тела, а не как зажженый там костер. А на процедурах есть очень и очень жесткая и колючая щетка, которой проходятся по моим самым чувствительным местам. Да я помру от болевого шока, когда ее мне между ног засунут. Что делать? Как спастись?
Шаги? Нет! Нет! Спасите! Помогите мне. Слёзы с кулак покатились по груди.
– Тихо, тише. Не плачь так, – сказал незнакомый женский голос, когда я дернулась, услышав шаги за спиной.
– Хочешь освободиться от этих оков? Хочешь быть свободной? Убежать отсюда далеко далеко? – наконец, показавшись мне на глаза, продолжила она.
– Конечно хочу! – но как сказать-то это?
– Ты не можешь говорить. Это наверно больно и очень неудобно, – она потрогала кормильную трубку. – Если хочешь освободиться, моргни три раза.
– Да! – моргаю часто, – Да! Да!
– Тогда сейчас тебя освобожу, – сказала незнакомка и начала возиться с моим хомутом.
Наконец-то отцепила сначала одну сторону, потом другую.
– Трубку сначала! – попыталась закричать я, но меня не услышали, и мое горло испытало всю гамму ощущений от шевеления ее в нем. Только когда из меня ее вынули, задумалась, может, меня неподвижно фиксировали, чтобы трубкой не убилась?
Повозившись у моих ног, она отстегнула и их.
Поставив меня под локоть на ноги, женщина произнесла извиняющим тоном:
– Извини, но ни колодку с шеи, ни сапоги снять не могу, тут какие-то замки с секретом, даже найти сам механизм не могу. Но, – сказала она, подняв палец вверх, – у меня есть друг, который разбирается в замках, у него должно получиться.
Я рассмотрела ее получше в разгорающемся рассвете, пока она рылась в своем плечевом мешке – очень молодая, лет восемнадцать-двадцать, может, моложе, достаточно милое лицо, но ничего особенного. Волосы черные или около того, длиною до лопаток, убранные в хвост, свисающий из-под теплой шапки. На теле плащ даже на глаз тяжёлый и теплый. Ступни и лодыжки обуты во что-то типа сапог из шкуры с мехом внутри. Из-за плаща ничего о фигуре сказать не могу. Ростом ниже меня на голову. Хотя, если подумать, то без своих сапог буду всего на полголовы выше ее.
Достав из мешка что-то вроде тонкого плаща, она подошла ко мне и накинула его мне на плечи, постаравшись засунуть под металл. На голое тело плащ ощущался жестким и очень неприятным. А когда она прижала им мои бедные сосочки, то я просто запрыгала по хлеву, пытаясь скинуть его с себя. Незнакомка бегала за мной, пытаясь успокоить меня и не понимая причину моих действий. Только упав на колени и согнувшись головой к полу, я разгрузила многострадальные груди.
– Что с тобой? – пыталась понять незнакомка.
Ну, и как ей объяснить то? Снова слезы от бессилия и боли.
– Не хочешь плащ?
– Не хочу, – замотала головой.
– А тебе не будет холодно?
– Нет. Да сними с меня эту тряпку, – взмолилась я про себя, бешено мотая головой.
Ух, сняла и снова упаковывает в мешок.
– Идем, пока никого нет.
И я пошла. Надежда показалась краешком из того небытия, куда она за эти дни ухнула.
Только выйдя на улицу из закрытого хлева, поняла, почему меня предупреждали о холоде – кругом лежал снег. Даже по игре вспомнила об этом. Много снега. И холодно. Правда, не так холодно, как в первый день здесь, хотя теперь я совсем голая, но терпимо. То есть нет чувства замерзания, превращения в ледышку, как тогда. Закалилась-привыкла? Хз. Причем по дороге сюда холодно не было. Тогда другие ощущения забивали все.
Все-таки холодно, сделала я вывод, протопав с десяток метров. Хотя есть и большой плюс – холод очень благоприятно подействовал на мои соски и низ живота, притушив ощущения от лесного пожарища до небольшого костерка.
– Стой, так дело не пойдет, – остановилась так и не назвавшаяся спутница, и, присев около моих ног, начала их обматывать какими-то тряпками.
– А то следы твоих подков нас бы выдали гарантировано. Кстати, интересная обувь, никогда такой не видела, и как ты в ней только ходишь-то?
Отвечать на риторические вопросы не стала. Да, блядь, и не могла. Снова упоминание моего беспомощного положения увлажнило глаза, и только лучик Надежды не сорвал плотину со слез.
Так, снова бегу. Только теперь добровольно и без песни. Девушка впереди показывает дорогу, я следую за ней. Кстати, следую легко и почти без напряга. Главное, что совсем без повода. Ура! А мой проводник уже дышит, как после марафона, хотя отбежали-то недалеко, вон шпили города еще отчетливо видно за холмом.