И оно было нарушено: выпив пару фужеров вина, Катя спросила, не глядя на Песцова:
– Может, вам интересно, почему меня поставили на ваше место?
– Не очень.
– Врете. Вы злитесь, я же вижу. Вы думаете, отец за меня попросил. А я вам скажу: это я сама попросила.
– Ну и слава богу, нет проблем.
– Проблемы есть. Все же видят, что я хуже вас. Ни опыта, ни умения. Выскочка. – Она выпила еще фужер. – Хотите, правду скажу?
– Зачем?
– А надоело в себе носить.
– Ну скажите.
– Ненавижу я тебя. Можно на «ты»?
– Пожалуйста.
– Я тебя ненавижу.
– Жаль.
Песцову очень хотелось уйти. Но еще не все речи были произнесены. Да и не стоит давать Кате повод для окончательной ненависти.
Поддаюсь, уговариваю себя, подумал он. Плевать, пусть ненавидит еще больше. Чую опасность, ухожу.
И встал. Сказал:
– Не очень хорошо себя чувствую, извини. Потом поговорим, если хочешь.
– Сейчас! – сказала Катя. – Пойдем!
Она встала и пошла в сторону туалетов, уверенная, что Песцов последует за ней.
И он последовал. Если разговора всё равно не избежать, лучше быстрее всё кончить.
Катя прошла мимо туалетов к гардеробу, пустому по летнему времени. Там, за вешалками, обнаружилась дверь служебного помещения. Видимо, Катя хорошо знала, как устроен этот ресторан.
Делать нечего, Песцов зашел в комнатку без окон, где были сломанные стулья, громоздящиеся друг на друга, ведра, швабры, тряпки.
Катя пропустила его мимо себя, прислонилась спиной к двери.
Горела тусклая лампочка.
Катя была взволнованной и очень красивой.
– Иди ко мне, – сказала она.
Она так это сказала, с такой страстью, с такой непререкаемостью, с такой женской силой, что в Песцове всё отозвалось – тоже сильно и непререкаемо.
Он шагнул к ней, обнял.
Начали целоваться.
Далее продолжалось так, как Песцов до этого видел только в фильмах. Знал по рассказам лихих и опытных мужчин, что такое случается и в жизни. Порыв, буря, вихрь. В подсобках, под лестницами, в подвалах, в лифтах, в туалетных кабинках самолетов. Допускал, что да, это возможно. Но не с ним. Он об этом брезговал даже думать. И вот, пожалуйста – Катя уже полураздета, он и сам полураздет, пытается сообразить, как бы половчее всё сделать, но, оказывается, и соображать не надо, Катя так умело направляет, что всё происходит само собой.
– Вот я тебя и раскусила! – сказала она, одеваясь. – Спрашивается, зачем ты так долго себя и меня мучил?
Есть моменты, когда правду женщине сказать невозможно.
И Песцов промолчал.
Они вернулись на свои места – сначала Песцов, а потом Катя, зашедшая по пути в туалет.
Раскрасневшаяся, выглядящая уверенно счастливой, Катя проявила милосердие, как это бывает свойственно победителям.
– Если хочешь, можешь уйти, – сказала она. – Тебе, наверное, надо подумать. О нас с тобой.
– Побуду еще, – сказал Песцов, выпил водки и начал есть. Много и жадно.
– На хавчик пробило? Ешь, ешь! – Катя дотягивалась до дальних тарелок с деликатесами и подкладывала Песцову.
Уже как жена за мужем ухаживает, подумал Песцов.
– Ты на машине? – спросила она.
– Да.
– А я нет. Знала, что выпью. Давай так: минут через десять выйдешь, а я потом, тоже минут через десять. Чтобы никто ничего не подумал, хотя мне всё равно. И поедем ко мне. Или к тебе, как хочешь.
– Ладно.
– Что ладно? К тебе или ко мне?
Песцову не хотелось ни того ни другого. Ему хотелось просто уехать. Но он с ужасом понимал, что не сделает этого. Тогда лучше – к ней. Чтобы не нарушать девственность его любимой квартиры. Он ни с кем не будет ее делить. Никогда.
Так мысленно говорил себе Песцов, с тоской чувствуя, что всё рухнуло, всё теперь пойдет наперекосяк.
Он вышел на крыльцо ресторана. Ресторан был большим, на несколько залов. В одном из них гуляла свадьба – слышались крики «Горько!», а на ступенях перед входом валялись затоптанные цветы.
На крыльце курила девочка.
То есть она показалась девочкой. Просто маленького роста, худая. Как актриса Вайнона Райдер в молодости. Песцов видел ее в каком-то скучном фильме и обратил внимание потому, что она очень была похожа на незабываемую Юлю Гремчик, в которую он был четыре года щемяще влюблен, старомодно сделал ей предложение, получил отказ и вскоре женился на ее подруге.
– Надоело, да? – спросила девушка у Песцова.
– Да.
– Я не могу вообще от этих свадеб уже, у меня третья подруга за лето выходит. Шампанское это, я с него вообще. Лучше виски выпить. Я виски хоть целую бутылку ноль пять, и нормально, а с шампанского с одного стакана ведет. Ну, не ведет, а как-то дурею. То есть даже не пьяная, а не в себе как-то. Противно. – Девушка уронила сигарету и достала из сумочки вторую. Прикурила, затянулась, выпустила дым, прищурилась на Песцова. – А вы не со свадьбы вроде?
– Нет, у меня тут другое.
– А кто вообще? Просто интересно.
– Строитель. Архитектор.
– Отлично! Люблю, когда у мужчин реальная профессия. Все эти депутаты, чиновники – это муть. Я сама швейный техникум закончила, а работаю продавщицей. Не чем попало торгуем, конечно, элитное белье для богатеньких. Но всё равно не то. Надо людям приносить конкретную пользу! – сказала девушка нравоучительно. И рассмеялась. – Ну я гоню! Это я под вас стараюсь, у вас такой вид интеллигентный. Я даже стесняюсь. Вас как зовут?
– Владимир.
– А я Таня.
– Нет!
– Что значит – нет?
– У меня бывших двух жен Танями звали.
– Правда? Слушай, тогда ты попал!
– Похоже, – усмехнулся Песцов.
Ему нравилась эта девушка. Она была очень простой и естественной, и он себя чувствовал просто и естественно.
Сейчас вот возьму и приглашу ее к себе в гости, подумал он. И ведь согласится! Что-то подсказывает – согласится.
А Катя всё не идет. Наверное, у нее из-за алкоголя изменилось чувство времени. Да и у Песцова тоже: кажется, что прошло четверть часа, а на самом деле, может, минуты три.
– А ты, значит, замуж не торопишься? – спросил он.
– Смотря за кого. Я разборчивая вообще-то.
– Это хорошо.
Может, номер телефона спросить, подумал Песцов. Нет, нужно что-то другое. Что-то неожиданное, смелое. Необычное.
Вышла Катя. Сейчас он поедет с ней, и будет то, чего он не хочет. А девушку эту, которая ему нравится так, как давно никто не нравился, упустит – возможно, навсегда.
Песцов действовал по вдохновению, не успев ничего обдумать. Он схватил девушку за плечи и сказал:
– Не спеши, а то упадешь!
И повел ее вниз по лестнице. Обернулся и крикнул Кате:
– Ей плохо, надо отвезти!
Девушка, умница, тут же подыграла, повалилась на Песцова и стала волочить ноги, еле переступая ими.
– А кто она? При чем тут ты вообще? – растерянно спросила Катя.
Песцов махнул рукой: дескать, потом объясню.
Девушка дала довести себя до машины, упала на сиденье и свесила голову набок. Так и сидела, пока не отъехали. Потом ожила, рассмеялась:
– Ну ты мастер! Как всё изобразил! Она кто, подруга твоя? Неужели так достала?
– Да, так достала.
– Мы можем! – подтвердила Таня. – Настя вот, которая замуж выходит, она из-за своего дурака травилась, аборт от него делала, он от нее в армию уходил, а она дождалась, накинулась на него и опа – забеременела. Главное, ведь разведутся всё равно, зачем ей это надо? Статистику бы почитала, у нас на десять браков – десять разводов!
– Ну что, ко мне? – спросил Песцов.
– Наглый! – уважительно сказала Таня. – А по виду не скажешь.
– Я не наглый. Просто я так тебя хочу, что у меня всё аж судорогой сводит! – сказал Песцов с отчаянной откровенностью. Так признаются в любви, ни на что не надеясь, ни о чем не думая, лишь бы признаться, не держать в себе.
Таня к его словам отнеслась с пониманием:
– У меня тоже так бывает. Иногда даже вообще без никого. Ну, как, иногда просто вот лежу, да? Просто лежу, ну, у телевизора или вообще. Читаю там. И даже не думаю про это. И вдруг бац, будто ударяет что-то. Понимаю, что хочу секса. Вот прямо ни с чего. И так жестко хочу, прямо умираю. Хоть на улицу беги и бросайся на кого попало. Нет, правда, как приступ какой-то. Прямо вот так.
И Таня показала: закрыла глаза, стиснула зубы и с шумом втянула сквозь них воздух, а потом выдохнула и согнулась, прижав руки к животу, морщась, будто от боли.
– Значит, договорились? – спросил Песцов.
– Такой взрослый, а говоришь глупости! – рассердилась Таня. – Договариваются с проститутками, а я девушка порядочная!
– Извини. Тогда отвезу тебя домой. Куда ехать?
– Ты еще и тупой, – сказала Таня, улыбнувшись и положив руку ему на колено. – Куда ехать? К тебе, конечно!
Песцов повез новообретенную Таню к себе, где испытал то, чего ни разу не испытывал за всю свою долгую, как он считал, жизнь.
Под утро выпустил ее из рук, она упала на спину, потянулась и сказала:
– Ф-ф-фу! Наелась наконец!
Неделю они ели и пили друг друга, то ласково и не спеша, то ударялись телами так, будто хотели разбиться или причинить увечье, будто отчаялись достичь предела удовольствия и пытались хотя бы болью заменить его. Таня любила обхватить Песцова тонкими, но сильными руками за шею, придушивая и шепча:
– Хорошо тебе?
– Дышать нечем!
– Это хорош-ш-шо!
– Я тебя тоже задушу!
– Хорош-ш-шо!
И они впрямь душили друг друга, почти теряя сознание, и Песцову казалось, что из него извергается всё имеющееся в нем, начиная от горла, где что-то ухает вниз со сладкой тошнотой. Будто весь выворачиваешься наизнанку и обволакиваешь лежащее под тобой, или на тебе, или сбоку существо, не своим внешним телом, а абсолютно всем, что в тебе есть, и существо это оказывается полностью внутри тебя, и тебе кажется, что ты ощущаешь его ощущения как свои.
Он не ходил на работу, сказавшись больным. Бегал только пару раз за продуктами.