– Ну ты и шутник, Аюр! – воскликнула мать, погладив его по голове. – Летающий мальчик иди завтракать, пока не остыло.
– Мама зря ты мне не веришь, – малыш недовольно скуксился.
– Верю, я тебе верю. – отвечала мать.
Ближе к обеду распогодилось, выглянуло ласковое солнышко из-за ватных облаков. Неожиданно постучали в дверь. Аяне отворила дверь, и от неожиданности у неё подкосились ноги. На пороге стоял, Тамир. Он сильно похудел, осунулся, под глазами набухли тёмные мешки. Несмотря на изможденный вид он улыбался своей жене и сыну.
– Папа, папа вернулся! – Аюр резко вскочил из-за стола и обнял отца. Семья стояла, обнявшись и плакала от счастья. А кто-то сверху наблюдал за ними и радостно улыбался…
Екатерина Красникина
Веду кочевой образ жизни, за двадцать лет сменила с десяток городов, в основном, региональных столиц нашей страны. Я хочу рассказывать о выборе своего пути, о тесной связи человека и природы, о женщине сильной и что из этого выходит.
Следить за моим творчеством, его пока еще началом, можно на странице Вконтакте: https://vk.com/krasnikina
Слишком живая девчонка
С утра все шло наперекос. Приехал наш мастер на все руки – давно выручает, только нарасхват он. Пришлось подстроиться и остаться дома. Муж укатил на работу – ему, как всегда, важнее. У него один ответ: могу не работать, а коли позволила себе такую блажь, семья страдать не должна. Отвечать на деловые звонки и попутно объяснять, где текут краны, а где прибить полки и починить шкаф, было непросто. К полудню вырвалась из бытовых проблем, взвинченная и везде опоздавшая.
На углу дома чуть не врезалась в знакомую. Вика гуляла с дочерью. Завязалась радостная беседа: давно не виделись. С большим удовольствием пригладила черные блестящие волосы маленькой Аглаи. Она разглядывала меня хитренькими горящими глазами, но не долго – тут же нашла занятие поинтереснее – дергать лепестки цветов на клумбе. Я любовалась ее пышущими здоровьем румяными щечками. Таких детей не часто встретишь: очень живых и жаждущих познать этот прекрасный мир.
– Аглая, ты куда? Ах, чертенок, нельзя, это же колодец! – уже бежала к дочери всегда спокойная и на редкость вежливая Вика, сейчас же даже не извинившись за вынужденно прерванную беседу. Она изо всех сил старалась быть благовоспитанной, но когда её дочь выкидывала очередные финты, то даже её будто врождённые манеры терпели крах.
– Аглая, остановись! Отойди, это опасно! – неслась мать к рискующей сгинуть от любопытства девчонке. Аглая, стоя на коленях, заглядывала в открытый канализационный колодец. Мать схватила ее и громко отчитывала за испачканную одежду и непослушание. Девочка обезоруживающе улыбалась, непонимающе вглядываясь в лицо матери. Я поспешила уйти, чтобы не смущать мать во время очередного родительского фиаско.
Как же нравилась мне Аглая! При каждой встрече с ней я мечтала о дочке. Сыновья-погодки радуют, им уже шесть и семь. Мальчишки – они другие, а так хочется девочку, свою душечку. Муж говорит, надо рожать как раньше – сколько будет. Я было настроилась стать многодетной, но вовремя поняла – отец он больше на словах. На деле оказалось, с детьми возиться ему скучно. Да и уставал он быстро от их криков и неуёмной энергии. Разумеется, он видел в них продолжателей рода и даже к работе готовил на своем производстве шлакоблоков. Ну, как готовил – просто сказал, что будут там работать, не зря ж он все это создавал. Я не возражала – Вовка с деловой хваткой растет, но ленивый, все за отцом повторяет. А вот Павлик – чувствительный, творческий, не для него это. В театральный потихоньку вожу, нравятся ему такие занятия.
Растут пацаны, а я все ждала, когда же отцу они станут интересными, и он будет ими заниматься. Чудо все не случалось. Вовремя спохватилась и взяла воспитание мальчиков на себя. Ради старшего освоила шахматы, а с Павлом в каратэ играем, он пока постоять за себя не очень умеет. Муж считает, что он и так многое делает для семьи – работает, а с детьми заниматься – женская доля. Но я ведь знаю, что это неправильно! Говорила, ссорилась, но все как будто бесполезно. Дети сейчас у моих родителей – отправила на все лето – пусть хоть дед приучит их к мужскому труду, в частном доме всегда работа найдется. А дома только телевизор, игры в приставку с отцом и, дай им волю, питались бы только чипсами и сладостями. По пути на работу пришлось много размышлять: почти час стояла в пробке.
Совещание провела жестко, дала волю вновь вернувшемуся раздражению. В опустевшем кабинете выпила таблетку Адаптола. Надо просить у врача что-нибудь посильнее. В последнее время все делаю, только потому, что надо. Долго глядела в окно. Мысли убегали от работы, в голове что-то смутно вертелось, но на поверхность выплывала лишь Аглая. Милый, жизнерадостный ребенок, от ее образа стало тепло. И вдруг, просветление – я вспомнила очень похожую девочку.
Она была чуть старше Аглаи, только волосы темно-русые, кудрявые и непослушные постоянно выбивались из туго заплетенных кос-баранок. Звали ее Любочкой. Счастливо жила в деревне, где столько интересного: бабушка с пенками от варенья, друзья и свобода гулять целый день. Только вот утром, выйдя на улицу, некоторое время слонялась по двору: в чистом платье на забор не залезть – вдруг порвется, как то зелёное, совсем недавно. В гараж отца тоже никак – а там стоял приятно пахнущий мотоцикл с коляской. На его чёрное резиновое сидение так здорово было залезть и держаться за руль. И почему отец на нем не ездит уже много лет. Незаметно для себя Люба оказывалась в темном гараже, где сквозь щели между деревянных досок пыльными лучами струился солнечный свет. На полках лежали инструменты, на гвозде висел круглый моток проволоки. Вот и дырка в стене – через неё следила за соседом Женькой. Ему уже десять, живёт так близко и можно за ним подглядывать – просто идеальный для воздыхания объект – никто не узнает.
Позже мать громко ругалась: «И где ты нашла эту мазуту? Она же не отстирается! Так и будешь ходить!».
Люба и сама удивлялась: откуда на оранжевом платье черные липкие пятна. Она только в гараже была, а там нет никакой мазуты, Люба это точно знала – не первый год там лазит.
Как-то в гости пришла тётя Ира: «А что это она у вас такая нарядная?», кивнула на застывшую среди двора Любу, в белом китайском платье.
– Учится быть девочкой, – почти сквозь зубы проговорила мать, строго глянув на дочь.
«Ну, все – день потерян. Как же можно в этом не замараться», – совсем приуныла Люба.
– Хоть бы до обеда не переодевать, – услышала она в открытое окно слова матери. – А то по пять раз на дню меняем одежду, братья и те аккуратнее.
«До обеда – так это совсем не трудно!», – радостно заскакала по двору Любочка, – и почти сразу выскользнула за калитку.
Однажды ей купили джинсовый сарафан на лямках. Как же он ей понравился – крепкий, не маркий, его она хотела носить, не снимая. Когда же мать забирала его стирать, она очень скучала по нему и мечтала, что вот бы здорово было иметь ещё штаны, юбки, шорты и кофточки из этой ткани.
Когда она подросла, то была крупнее других девочек. Передвигалась только в прыжке и танце или забегала вперед перед более степенными подругами. С Анькой ходили на речку, и Люба не отрывала взгляд от своей тени – она была больше. Нет, она не толстая, но завидовала худющей Аньке, когда та рассказывала, что у неё есть все болезни: с почками в больнице она пропускала школу; для лечения позвоночника под тонким матрасом лежали доски; очки носила давно; периодически болел желудок; а ещё были нервы – у Аньки выпивал и буянил отец. И так обидно было, когда мальчики не переносили через лужи. Бывало, перед сном мечтала: вот заболеет и станет слабой-слабой, и Женька будет таскать её на руках… Да, с мальчишками ей было намного веселее. Однажды на велосипедах они катались наперегонки с крутого склона…
– Любовь Игоревна, вы просили напомнить: в шесть часов у вас встреча, – вырвала из воспоминаний помощница Лена.
Да, когда-то, очень давно этой девочкой была я. От контраста с реальностью резануло в боку. Что, какая встреча? А, надо ехать к психологу. Вот, встала взрослой, как мечтала, и что – превратилась в злющую, недовольную мегеру. Когда я последний раз смеялась? Кажется, никогда. Муж говорит, что все у меня хорошо, что это бабья болезнь такая: хотеть не понять чего. Да и я не знаю, от чего же хочется иногда все крушить и бросать. Уже пятая встреча с психологом, а проблема с раздражением, а иногда и агрессией так и не решилась. Когда же станет легче?
Звонок мужа. «Слушай, я тут мяса хорошего купил», – самодовольно сообщил муж. Он любит покупать продукты, с особой тщательностью их выбирает, а я должна принять эти дары непременно с радостью, будто он их, правда, из леса принес, как мамонта. «Пельменей завтра налепи, пожа-а-а-луйста». Я молча сжала зубы.
«Ты ничего мне не готовишь», – продолжил блеять муж. «Из-за своей работы ты совсем не уделяешь мне внимания. А ты – жена. Приготовь вкусненького мужу. Я тебя не так часто прошу».
Медленно перетерла зубами.
– Буду поздно. Сегодня к психологу иду.
– А что я есть буду? – возмутился муж.
– В холодильнике курица на верхней полке, – я устало вздохнула.
– А к психологу иди, иди! Пусть твоих тараканов погоняет. Мозги вправит, научит, как женщиной надо быть! – засмеялся муж и отключился.
Пельмени, значит… Опять все выходные готовить, слушать про еду, потом опять ее готовить, есть. Тошно все это. Я ненавижу выходные, и так уже много лет. А отчего мне их любить, если что-то кому-то все время должна, и никто ж не спросит, чего я хочу. Как же это так получается? Я тщательно растирала виски.
Что там психолог сказал – входить в образ блондинки? Под дуру, значит, косить. А не много ли дураков развелось. Прямо культ инфантильности. А еще вот это – надо худеть, быть женщиной, а не мужиком в юбке, сидеть дома с детьми, пельмени еще вот. Какие, к черту, пельмени? Я громко расхохоталась. Потом стало совсем не смешно. Долго рассматривала фото в рамке. Со злостью швырнула об стену. На звон разбитого стекла заглянула Леночка: «Любовь Игоревна, все нормально?».