– А теперь, дети, спать: на сегодня довольно, остальное расскажу завтра, – неожиданно закончил своё повествование крёстный.
Как ни упрашивала Мари продолжить историю, которая произвела на неё особенно сильное впечатление, он не согласился, заявив:
– Хорошего понемногу, завтра докончу.
Когда он уже был у двери, Фриц спросил:
– Скажи, крёстный, а это правда, что мышеловку ты придумал?
– Как тебе в голову только пришло спрашивать такие глупости? – воскликнула фрау Штальбаум.
Однако советник вовсе не возмутился, а как-то странно усмехнулся и тихо проговорил:
– Уж если я способен создавать такие механизмы, то почему бы мне и не изобрести мышеловку?
Продолжение сказки о твёрдом орехе
– Теперь вы, конечно, понимаете, дети, – продолжил следующим вечером Дроссельмайер, – почему королева распорядилась так тщательно оберегать прелестную принцессу Пирлипату. Разве не имела она оснований опасаться, что Мышиха исполнит свою угрозу – вернётся и загрызёт малышку?
Между тем мышеловки совершенно не пугали умную и проницательную Мышиху. Придворный астроном, состоявший в то время в должности действительного тайного звездочёта и предсказателя, сообразил, что удержать Мышиху вдали от колыбели может только семья кота Мурлыки, поэтому и был отдан приказ нянькам держать на коленях и гладить котов.
Так обер-гофняньки вместе с котами, которые, кстати, были пожалованы в камер-юнкеры, несли тяжёлую государственную службу. И вот как-то в полночь одна из них, сидевшая у самой колыбели, вдруг как будто очнулась от глубокого сна. Все кругом спали крепким сном, даже коты не мурлыкали; стояла такая гнетущая, мертвенная тишина, что слышно было, как жук-точильщик сверлит дерево! Но каков же был ужас обер-гофняньки, когда она прямо перед собой увидала огромную отвратительную мышь, которая, поднявшись на задние лапы, приблизила голову к лицу принцессы.
Нянька вскочила с пронзительным воплем, разбудив остальных, и мышь быстро юркнула в угол комнаты. Камер-юнкеры бросились было за ней, но опоздали – она прошмыгнула в щель пола.
От шума проснулась Пирлипата и жалобно заплакала.
– Слава тебе господи, жива! – воскликнули няньки.
Но каков же был их ужас, когда, посмотрев на принцессу, вместо очаровательного ребёнка увидели чудовище.
На месте лилейно-розовой ангельской головки с золотыми кудрями сидела теперь огромная безобразная голова, небесно-голубые глазки превратились в зелёные, злобно блестевшие выпученные гляделки, а рот растянулся до ушей; тело, и так крошечное, скрючилось.
Королева чуть не умерла с горя, а кабинет короля пришлось выложить тюфяками, так как он постоянно бился головой о стены и жалобно причитал:
– О, горе мне, горе! Я несчастнейший из королей!..
Хоть проще было бы и полезнее есть колбасу без сала, оставив Мышиху с её семейством в покое, венценосному отцу Пирлипаты это не пришло в голову, и он взвалил всю вину на придворного часовщика Христиана Элиаса Дроссельмайера из Нюрнберга. Тотчас был оглашён королевский указ: вышеозначенный Дроссельмайер в четырёхнедельный срок должен вернуть принцессе Пирлипате её прежний вид или по крайней мере найти к тому верное и безошибочное средство; в противном случае примет позорную смерть от руки палача.
Дроссельмайер поначалу испугался, однако вера в своё искусство и счастливую судьбу придала ему сил, и мастер тотчас же приступил к работе. Он счёл необходимым разобрать принцессу Пирлипату и, отвинтив ей ручки и ножки, тщательно изучил внутреннее устройство, но, к своему огорчению, убедился, что день за днём облик принцессы будет становиться ещё безобразнее. Он совершенно не знал, как помочь горю, и, вновь тщательно собрав принцессу, в глубоком унынии припал к её колыбели, от которой не смел отлучаться.
Шла уже четвёртая неделя – это было в среду, – когда король заглянул в комнату и, злобно сверкая глазами, потрясая скипетром, угрожающе крикнул:
– Христиан Элиас Дроссельмайер! Время истекает: вылечи принцессу, или умрёшь!
Механик горько заплакал, а принцесса Пирлипата между тем продолжала весело щёлкать орехи.
Тут в первый раз часовщик обратил внимание на её необыкновенную страсть к орехам и вспомнил, что она родилась с зубами. И действительно: с того момента, как превратилась в уродца, она безостановочно кричала, пока ей случайно не попался орех; она немедленно его разгрызла, съела ядрышко и успокоилась.
С тех пор слуги едва успевали заготавливать для неё орехи.
– О, священный инстинкт природы и вечно непостижимое единство всех вещей! – воскликнул Христиан Элиас Дроссельмайер. – Ты указываешь мне дверь к тайне – я постучу, и она откроется!
Он сейчас же попросил разрешения поговорить с придворным астрономом, и его проводили туда под усиленной охраной. Они со слезами обнялись, так как их связывала нежная дружба, а затем удалились в секретную комнату, где перерыли целую кучу книг о множестве самых разных таинственных вещей.
С наступлением ночи астроном по звёздам принялся составлять гороскоп принцессы Пирлипаты, и помогал ему весьма опытный в этом деле Дроссельмайер.
Это было чрезвычайно трудно, поскольку линии постоянно пересекались и путались, но в конце концов – о радость! – им сделалось совершенно ясно: для того чтобы разрушить чары, обезобразившие принцессу, и вернуть ей прежнюю красоту, следовало отыскать орех кракатук и предложить ей съесть его ядрышко.
Про этот орех было известно, что он имеет твёрдую скорлупу, что даже сорокавосьмифунтовая пушка его не раздавит. Но самое главное, разгрызть перед принцессой этот твёрдый орех должен человек, никогда не брившийся и не носивший сапог, а потом с закрытыми глазами подать ей ядро. Далее ему следовало, не открывая глаз, пятясь, сделать семь шагов назад и при этом не споткнуться.
Три дня и три ночи без перерыва работали Дроссельмайер с астрономом, и как раз в субботу, когда король сидел за обедом, часовщик, которому следующим утром должны были отрубить голову, влетел в столовую радостный и ликующий и возвестил о возможности вернуть принцессе Пирлипате утраченную красоту.
Король, чрезвычайно обрадованный, выскочил из-за стола, заключил в объятия мастера и обещал подарить алмазную шпагу, четыре ордена и два парадных мундира.
– Сейчас же после обеда и примемся за дело! – заявил правитель и повернулся к магу: – Позаботьтесь, чтобы нашли молодого человека, никогда не брившегося и не носившего сапог, а также орех кракатук.
Дроссельмайер, дрожа от страха и запинаясь, объяснил, что хоть средство и найдено, однако и сам орех, и подходящего юношу не так-то просто отыскать, да и вообще сомнительно, возможно ли.
В высшей степени разгневанный король потряс скипетром над своей венценосной головой и взревел, как дикий зверь:
– Ищи, или будешь казнён!
Но к счастью поражённого ужасом и горем Дроссельмайера, король в этот день кушал с особенным аппетитом и потому пребывал в отличном расположении духа, готовый внимать разумным рассуждениям, чем и не преминула воспользоваться великодушная и тронутая судьбой мастера королева.
Ласково приобняв венценосого супруга, она мягко напомнила, что часовщик, в сущности, справился с задачей и нашёл средство помочь принцессе, так что заслужил помилование.
Король назвал это глупыми выдумками и ерундой, однако, проглотив рюмочку микстуры для улучшения пищеварения, повелел часовщику и астроному немедленно собираться в путь и не возвращаться до тех пор, пока не отыщут орех кракатук. Что же касается человека, который сумел бы его разгрызть, то по совету королевы были даны объявления во все местные и даже иностранные газеты.
Тут советник снова прервал свой рассказ, пообещав закончить историю в другой раз.
Конец сказки о твёрдом орехе
И действительно, не успели на следующий вечер зажечь свечи, как явился крёстный и продолжил свой рассказ.
– Уже пятнадцать лет странствовали Дроссельмайер и придворный астроном, но не нашли даже и следа ореха кракатука.
Если бы описать все места, где они были, и все диковины, что попадались по пути, то пришлось бы говорить четыре недели, но я этого делать не стану, а сейчас же скажу вам, что в конце концов Дроссельмайера охватили глубокое уныние и сильная тоска по родному городу, любезному его сердцу Нюрнбергу. Однажды, когда они с другом остановились выкурить по трубке, измученные долгими скитаниями по Азии, от тоски защемило сердце, и он проговорил сквозь слёзы:
Город мой любимый,
Нюрнберг, дорогой,
Ты такой далёкий,
Но до слёз родной!
Видел я углы медвежьи
И столиц красу,
Лишь о нём тоскует сердце,
Память, словно дар, несу!
Дроссельмайер так жалобно причитал, что астроном проникся глубоким состраданием и тоже что есть мочи завыл – наверняка слышно было во всех уголках Азии. Всласть нарыдавшись, он отёр слёзы и спросил:
– Дражайший коллега, почему мы, в сущности, сидим здесь и плачем? Что нам мешает отправиться в Нюрнберг? Будто не всё равно, где и как искать этот проклятый орех кракатук!
– А ведь вы совершенно правы! – обрадовался Дроссельмайер.
Оба вскочили с земли, выбили свои трубки и отправились прямиком в Нюрнберг.
До места друзья добрались без приключений, и Дроссельмайер сразу отправился к двоюродному брату, кукольных дел мастеру, лакировщику и золотильщику, Кристофу Захариусу, с которым не виделся уже много-много лет.
Пока часовщик рассказывал историю о принцессе Пирлипате, Мышихе и орехе кракатуке, брат лишь руками разводил и в изумлении восклицал:
– Это изумительно, ну просто изумительно!
Дроссельмайер же продолжал повествование, теперь уже о приключениях во время странствий по миру: как провёл два года у Финикового короля, как его обманул и прогнал Миндальный князь, как он тщетно пытался добыть какие-либо сведения от Общества естествоиспытателей в Стране белок, – словом, перечислил все свои неудачи и горько посетовал, что так и не нашёл даже следа ореха кракатука.