– Я скучаю по тебе, – шепчет Шон.
Я торопливо делаю глоток кофе и ничего не говорю в ответ, потому что… потому что, если честно, я по нему совсем не скучаю. Конечно, первое время мне его не хватало. Но потом мою голову стали занимать совершенно другие вещи. Спектакль. Дин…
Я продолжаю молчать, и Шон с подавленным видом продолжает:
– С тех пор как ты ушла от меня, я много думал, копался в себе.
– Это хорошо, я рада. – Ко мне наконец вернулся мой голос.
– Я думал о тех последних шести месяцах и понял, как сильно облажался. Элли, я вел себя как последний козел. – Он говорит искренне. – Но сейчас я понимаю, почему.
Мое горло словно сжимают тисками.
– И почему же?
– Потому что мне было страшно.
Вот зараза. По его глазам видно, как он сейчас уязвим. Я борюсь с невыносимым желанием протянуть руку и сжать его ладонь.
Но я больше не обязана заботиться о нем.
– Твое будущее было распланировано с тех пор, как тебе стукнуло двенадцать. Ты точно знала, чем хочешь заниматься, – это такая редкость! Немногие могут похвастаться такой уверенностью. – Его голос полон сожаления. – Я вот – точно. Я не мечтал с детства о том, что буду работать в страховой компании своего отца. Но это гарантированная работа, и немногим так везет, особенно после окончания колледжа, хотя не скажу, что жду не дождусь, когда вернусь в Вермонт.
– Но тогда ты говорил так, как будто очень этого хотел, – напоминаю я ему.
– Просто у меня нет другого выбора. – Шон кажется раздосадованным. – Я пытался заставить себя радоваться этой возможности. И… если честно, мысль о том, что ты поедешь со мной, делала возвращение домой более-менее сносным. Так мне было легче проглотить эту горькую пилюлю. Но зато это было нечестно по отношению к тебе. У меня не было никакого права заставлять тебя пожертвовать своим будущим, которое ты давно хотела для себя, ради того, чтобы мне было проще смириться с будущим, которое мне навязали.
Я в замешательстве. Шон ничем не давал мне понять, что не хочет возвращаться в Вермонт, но, думаю, это лишь еще одно доказательство нашего недопонимания друг друга.
– На нашем самом первом свидании ты сказала мне, что после окончания университета планируешь перебраться в Лос-Анджелес. И ты продолжала говорить об этом вплоть до нашего разрыва. – Он с пристыженным видом качает головой. – Но этим летом я решил больше не слушать тебя. Я убедил себя, что в твоей жизни нет ничего важнее меня и ты поедешь куда придется, только чтобы быть рядом со мной.
– Нечестно требовать такое от кого бы то ни было, – мягким голосом говорю я. – Мы не можем приказывать другим людям ставить свое благополучие выше их собственного.
– Знаю, выдвигать тебе тот ультиматум было большой ошибкой. Я уже говорил тебе, что много думал об этом. – Шон вздыхает. – И пришел к нескольким выводам.
Внутри у меня все сжимается, когда я наблюдаю, как он засовывает руку в карман своей куртки. Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы это не была маленькая бархатная коробочка.
Я уже сошла с ума, если почти желаю, чтобы он достал пушку? Чтобы он удерживал всех в заложниках до тех пор, пока я не соглашусь вновь быть с ним? Это, конечно, несусветная дикость, но, по-моему, я лучше справлюсь с этой ситуацией, нежели с предложением руки и сердца.
Но Шон вытаскивает из кармана узкий конверт и кладет его на стол.
– Что это? – Я смотрю на конверт так, словно внутри находятся споры сибирской язвы.
– Открой, – настойчиво требует Шон.
Он меня доконает!
– Пожалуйста.
Его искренность заставляет меня сдаться. Я беру в руки конверт. Он запечатан, но мне легко удается подцепить краешек ногтем и открыть его. Я заглядываю внутрь и вижу лист бумаги. С растущей тревогой достаю его из конверта и разворачиваю.
Сначала я прихожу в шок. Потом меня одолевают сомнения. А затем я вообще не знаю, как быть дальше, потому что… что в самом деле я должна сказать на это?
Я неотрывно смотрю на подтверждение оплаты двух билетов на самолет до Лос-Анджелеса, штат Калифорния. Рейс на следующий день после выпускного.
Кусая губу, я поднимаю глаза на Шона.
– Ты и я, детка, – с жаром произносит он. – Вот что мне нужно было сделать прежде всего. Было глупостью пытаться заставить тебя переехать в Вермонт. Я должен был проглотить свою гордость и переехать в Лос-Анджелес. С тобой.
Боже мой, зачем я настояла встретиться в общественном месте? Это плохо. Это значит, что все увидят страдания и унижение Шона, когда я скажу…
– Нет.
Он растерянно смотрит на меня.
– Что?
– Ты не поедешь со мной в Лос-Анджелес.
Шон открывает рот. Закрывает. Снова открывает. Я даю ему немного времени переварить то, что я только что сказала. К сожалению, в это же самое время мой телефон начинает вибрировать. Порывшись в сумке, я достаю его и… чудесно, сообщение от Дина.
Он: Игра закончилась. «Ураганы» были настоящим ураганом. Бо пока не может со мной встретиться. Давай по-быстрому?
Боже, я бы с удовольствием.
Я: Не могу. У меня тут настоящая жесть.
– Почему нет? – наконец спрашивает Шон.
– Потому что… – рассеянно отвечаю я, отвлеченная новым сообщением.
Он: Все в порядке?
Я: Да. Пью кофе с Шоном.
И тут время начинает тянуться бесконечно долго.
Шон все еще ждет ответа от меня. Я жду ответа от Дина. Наверное, не стоило ничего ему говорить, но я печатала на автопилоте.
Дин все-таки отвечает.
Он: Какого хрена?
Я: Знаю. *Вздох*. Объясню все позже, ладно?
После этого сообщения больше не приходят, а Шон, похоже, не на шутку разозлился.
– С кем ты переписываешься? – сердито спрашивает он.
– С Ханной, – вру я.
Самое худшее в том, когда долго встречаешься с кем-то, как мы с Шоном, – они всегда знают, когда ты врешь.
– Чушь. – В его темных глазах загорается гнев. – Это тот парень? Тот самый, с которым ты переспала?
– Нет, это не он. – Сейчас мне плевать, видит он, что я вру, или нет. – А если даже и он, это не твое дело. Мы расстались. – Я делаю вдох. – И именно по этой причине ты не можешь поехать со мной в Лос-Анджелес.
Шон поджимает губы. Его лицо и шея стали пунцовыми. Даже кончики его ушей красные.
– Ты это несерьезно.
– Нет, серьезно. Прости. Я просто думаю… пришло время нам обоим двигаться дальше, друг от друга.
– Двигаться дальше и друг от друга или двигаться дальше, к другим? – Его презрительный тон начинает меня бесить. – Например, к тому парню, имя которого ты не хочешь мне назвать?
Я могла бы повести себя как настоящая дрянь и снова бросить ему, что это не его дело. Могла бы начать философствовать и выдать ему целую речь на тему «Если любишь кого-то, отпусти».
Но я не делаю ни того, ни другого. Я просто придвигаю билеты к нему и говорю:
– Прости. Надеюсь, ты сможешь вернуть деньги обратно. И еще больше я надеюсь, что ты разберешься, к чему лежит твое сердце, будь то работа в компании твоего отца или что-то еще. – Эх, слишком много слов. – Честное слово, Шон, я хочу для тебя только лучшего. Чтобы ты был счастлив.
Он сидит с каменным лицом и молчит.
Я отодвигаю стул от стола. Руки трясутся, когда я надеваю пальто. Я не буду говорить ему, что мы можем остаться друзьями, потому что сейчас ему это не нужно. К тому же зачем давать обещания, которые, возможно, я не смогу выполнить?
– Пока, Шон.
Через двадцать четыре часа после мучительной встречи с моим бывшим парнем становится совершенно ясно, что Дин объявил мне бойкот.
Я написала ему сразу после того, как вышла из кофейни, спросив, хочет ли он еще встретиться.
Никакого ответа.
Я написала ему еще раз, попозже, и спросила, с Бо ли он уже.
Никакого ответа.
Я пожелала ему спокойной ночи.
Никакого ответа.
Я пожелала ему доброго утра.
Никакого ответа.
И вот субботним вечером я сижу на своей кровати, одна дома, и понимаю, что мне очень сложно с пониманием отнестись к молчанию Дина. Вчера вечером я была готова взять всю ответственность на себя. Конечно, Дин предположил самое худшее, узнав, что я с Шоном, и я не виню его, если он разозлился на меня. Пообижаться несколько часов – вполне нормальная реакция, если Дин решил, что я снова вернулась к своему бывшему.
Но молчать целые сутки? Это полный бред. Если Дин злится на меня, ладно, пусть злится. Если он хочет завязать со мной, ладно, по-моему, он со мной завязал. Но наберись мужества и скажи мне об этом. Игнорировать человека, чтобы он сам понял «намек», – это настоящий плевок в душу, и я не собираюсь такое терпеть.
Я забираю с тумбочки ноутбук, потому что сейчас мне отчаянно необходимо на что-то отвлечься. А что может быть лучше, чем милые видео на YouTube. Будем надеяться, мне попадется маленький жираф, которому захотелось покашлять, или детеныш бегемота, с удовольствием плескающийся в пруду.
В итоге я листаю Twitter. О, вы только посмотрите. Дин все-таки жив. Теперь он не сможет воспользоваться отговоркой «я был мертв», чтобы объяснить, почему игнорировал меня. Какой-то студент из Брайара ведет прямую трансляцию домашнего матча и только что упомянул гол Ди Лаурентиса.
Я закрываю браузер и спрыгиваю с кровати. Может, это мазохизм, но, увидев имя Дина, я захотела увидеть самого Дина. Мне нужны ответы, и все тут. Я хочу, чтобы он, глядя мне в глаза, сказал, что наш роман закончен.
Прогулка до ледяного дворца, находящегося в противоположном конце огромной территории Брайара, занимает у меня почти полчаса. Подойдя к кассе, я показываю свое студенческое удостоверение, чтобы получить скидку. Кассир, тоже студентка, предупреждает, что остались только стоячие места, и просовывает билет под стеклом.