Только подумайте, что экономика страны определяется как развивающаяся не тогда, когда реальный уровень дохода на душу населения имеет тенденцию к росту, а когда чрезвычайно низка стоимость рабочей силы!
И когда условия в стране таковы, что открыть предприятие даже за четыре-пять тысяч километров от Италии не представляет особой сложности. Средства всегда есть. Нужно только организовать процесс, где обеспечение логистики имеет основополагающее значение. И чем дальше предприятие от Италии, тем эффективнее должно работать. Имеющиеся средства производства должны быть высокотехнологичными и надежными. Технический персонал, занимающий руководящие должности, должен иметь благоприятные условия пребывания, а главное, он должен обладать высокой квалификацией.
Но вернемся в Сопот. Асфальтированная часть дороги скоро заканчивается, начинается грунтовая, к тому же извилистая, и нам приходится снизить скорость до 20 километров в час. Я спрашиваю водителя на смеси английского и ломаного русского, долго ли нам еще ехать, и он показывает мне на сетчатый забор, увенчанный колючей проволокой, вдоль которого мы едем уже пару минут, и дает понять, что мы приехали. Фабрика, куда я направляюсь, расположена за ним.
Честно говоря, я ее не вижу. Место, где я нахожусь, похоже на что угодно, только не на текстильную фабрику. Заваленная грязью и грязным снегом площадка, забор и метров через 200 – наблюдательная вышка.
Машина останавливается перед огромными ржавыми воротами. По спине пробегает озноб, я поднимаю голову, ожидая прочитать над ними надпись Arbeit Macht Frei. Надписи, к счастью, нет, но озноб не проходит.
Незадолго до отъезда в Болгарию я позвонил коллеге по работе, который уже неоднократно бывал здесь. Обычный звонок, как это бывает между людьми, которые занимаются одним и тем же делом. Позвонил просто для того, чтобы побольше разузнать об этом месте. Его ответ меня обескуражил:
– Это жуткое место.
И добавил:
– Увидишь, что это за тюрьма.
В ходе визита я узнал, что фабрика, на которую я приехал, 20–25 лет назад действительно была тюрьмой.
Фабрика называется VMZ и принадлежит или, по крайней мере до недавнего времени, когда я там бывал, принадлежала компании Industries S.p.A. из Требазелеге, что в провинция Падуя. Это одна из компаний Made in Italy, владеющая тремя брендами: Moncler, Harry Cotton’s, Marina Yachting.
Фабрика состоит из двух зданий, одно побольше, другое поменьше, – два железобетонных моноблока, два обшарпанных параллелепипеда. Штукатурка осыпалась, кое-где виднеется ржавый каркас наружных стен. Повсюду заросли кустарника, среди сорняков дорожки, полные ям.
Машину пропускают, и мы останавливаемся посреди большого грязного колодца. Это внутренний двор тюрьмы, по четырем углам которого вышки, где раньше стояли вооруженные охранники, держа под прицелом заключенных.
Навстречу мне идет человек в длинной зеленой шинели. Не поздоровавшись, делает знак следовать за ним. Мы шагаем вдоль большого здания, но я нигде не вижу дверей. В таком большом здании должна быть хоть одна. Человек передо мной спускается по трем узким ступенькам и, с трудом налегая плечом, открывает маленькую железную дверцу.
Дальше мы идем по длинному, скупо освещенному коридору. В нем несколько комнат без дверей. В них располагаются кабинеты администрации и руководство завода. Пройдя еще метров 20, я попадаю в более приличное помещение: дверь обита пластиком, похожим на искусственную кожу, за ней сидят две секретарши.
Это кабинет директора фабрики, инженера, некоего Владимира Йочева, плотного мужчины лет шестидесяти с густыми седыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Он встает из-за стола и спешит ко мне с протянутой рукой и улыбкой на лице. Вежливо здоровается и предлагает мне сесть по другую сторону большого старого стола советских времен. Сам он садится в огромное вращающееся кресло. Секретарши тут же оставляют нас наедине, закрыв мягкую дверь.
Я оглядываю кабинет и обнаруживаю, что все его стены обиты каким-то явно звукоизолирующим материалом.
Директор действительно инженер, инженер-механик. Вежлив, передвигается по кабинету словно на цыпочках, кажется, он одержим тишиной. Он прекрасно говорит по-итальянски, но очень низким тоном, почти шепотом, и несколько раз я приподнимаюсь, пытаясь уловить, о чем он говорит.
Он бесшумно достает из ящика стола какие-то бумаги и информирует меня о текущей ситуации на производстве. Что касается доставки товара в Италию, то он дает мне очень подробный отчет с разбивкой по датам. Короче говоря, все те 10 с лишним лет, что он руководит фабрикой, она подтверждала высокую эффективность, с гордостью в голосе подводит он итог. И добавляет: несмотря на общий рост цен на все – от стоимости сырья до стоимости рабочей силы, – VMZ эффективности не снижала.
Результат – сотни тысяч швейных изделий. Ему, Владимиру Йочеву, – и тут его голос становится совсем уж неслышным, – удается удерживать среднюю зарплату своих работниц на низком уровне – 120, максимум 130 евро в месяц.
– А меньше года назад нам удавалось не превышать 100 евро, – вздыхает он удрученно.
Главная работа инженера Йочева, можно сказать, в том и состоит: сдерживать рост трудовых затрат.
Это лучший способ поддерживать на высоком уровне две вещи: критерии рентабельности и его собственную зарплату, которая составляет несколько тысяч евро и растет пропорционально сдерживанию зарплаты работникам. У него две квартиры в Софии, вилла на Черном море, BMW, золотые часы, пишущая ручка Montblanc. Очень эффективный человек, и материнская компания в Падуе держит его на привязи княжеской зарплатой!
С Montblanc в руке инженер детально расписывает мне сроки упаковки, погрузки-отгрузки и доставки и в неожиданном порыве искренности признается о небольшом снижении качества заказов, реализованных в последнее время.
– Но, с другой стороны, у нас же ручное производство. Все делается вручную, – как бы оправдывается Владимир Йочев.
Разумеется. Все руками. Но какими руками все это делается? Руки за 120 евро в месяц вряд ли принадлежат людям, довольным жизнью и потому хорошо работающим.
Но это ему не важно. И, похоже, падение качества не волнует и итальянские Industries и Мопcler, вынуждающие болгарскую VMZ единолично снижать издержки.
И здесь тоже, как обычно, после встречи с директором начинается экскурсия по фабрике.
Бывшая тюрьма имеет четыре этажа. На каждом этаже за счет снесенных стен камер образовались обширные залы, где и разместили ряды швейных машин, раскройные столы, отдел контроля готовой продукции.
Все помещения, за исключением административных на первом этаже, грязные, неухоженные. Полы, стены, даже швейные машины в грязи. Повсюду пыль, масляные пятна, мусор по углам.
Брюки, пиджаки и пальто, произведенные здесь, испачканы пылью, местами мятые, с прилипшими нитками. Их приходится проверять и перепроверять десятки раз, чистить, таскать с места на место и снова пачкать, некоторые перешивать, и в итоге получается товар совсем не того качества, которое, по мнению покупателя, то есть потребителя, он хотел бы приобрести.
Внезапно в нос бьет неимоверная вонь. Это мы проходим мимо туалетов. Я был во многих поездках, во многих местах, познакомился с разными типами туалетов, но из всех, которые мне довелось посетить, эти однозначно худшие. Самые отвратительные: грязные, вонючие, некоторые без дверей, с липким полом, не мывшиеся, вероятнее всего, со времен царя Николая II.
В таких условиях вполне возможно подцепить любую заразу.
Подобная запущенность очень распространена на зарубежных предприятиях, где производят свою продукцию повелители рынка одежды и роскоши или транснациональные корпорации, управляющие престижными брендами.
Такие позорные условия труда – не единичные случаи, и о них знают все руководители отрасли: стилисты, генеральные директора, менеджеры промышленного производства, директора по продажам и маркетингу. Все до единого.
Некоторые хорошо знакомы с такими предприятиями, поскольку ведут с ними свой бизнес, для чего неоднократно и охотно посещают их и даже работают там, обеспечивая этим себе большие зарплаты, льготы, прибыль и карьерный рост. Такие специалисты встают рано утром, садятся в самолеты, улетают и возвращаются с результатами, которые требуют стилисты или их руководители. Один из таких результатов: вонючие туалеты!
Другие, связанные с более чистой работой: продавцы товара, рекламщики, организаторы показов готовой одежды, салонов pret-à-porter и шоурумов в Шанхае, Нью-Йорке, Токио, Москве представляют себе эти условия или слышали о них, но делают вид, что ничего не знают.
Знаете, что мне однажды сказал один менеджер по производству? Один из тех, кто регулярно приезжает в Сопот для подписания контрактов, а потом посещает модные показы? Что даже такие условия ничуть не сказываются на качестве Made in Italy!
Примерно в 100 метрах от здания, где расположены производственные цепочки, находится второе, меньшее по размеру, которое служит складом для готового товара. Здесь царит полный беспорядок. Собранные наспех большие коробки, одежда, развешанная или уложенная неровными стопкам, тюки с тканями. Здесь продукция местной фабрики, а также небольших ее филиалов, разбросанных по всей Болгарии, управляемых все тем же Йовчевым.
На складе находится внушительная партия сшитых здесь джинсов, ожидающая грузовиков из Италии для отправки. Как технолог, я заметил, что джинсы подверглись особому виду химической обработки, называемой пескоструйная ванна.
Я знаю этот процесс, вернее технологию, которая позволяет добиться на изделиях из денима особого эффекта: своеобразной размытости и тонкой светлой песочной патины на некоторых их участках.
Это достигается обработкой изделий мелкодисперсным порошком во время их стирки в барабанах промышленных прачечных. В Италии их целая сеть, в частности в районе Терамане.