White, 1966, р. 1–38]. Некоторые исследователи полагают, что стремена были насущно необходимы классической античной тяжеловооруженной коннице (катафрактам), тогда как их отсутствие делало бы практически невозможным применение бронированными всадниками их главного наступательного оружия — пики. Согласно этому мнению, стремена были изобретены гораздо раньше, чем это может быть установлено на основе дошедших до нас данных, однако они первоначально изготавливались из органических материалов (кожи, веревок, дерева) и поэтому не сохранились в археологических комплексах [Кызласов, 1973; Littauer, 1981, р. 103–104; ср.: Werner, 1956, S. 53; Dalton, 1964, pl. LXVIII; Рунич, 1973, с. 169; Кляшторный, Савинов, 1994, с. 101, 102]. Впрочем, помимо невозможности подтвердить эту теорию археологическими находками, она имеет еще один, причем весьма существенный и труднообъяснимый момент; на многочисленных памятниках древнего искусства, изображающих конных бойцов и датируемых временем ранее IV в., нет ни одного достоверного изображения стремян.
По этим причинам идея об очень раннем изобретении стремян остается только гипотезой, требующей более строгих доказательств, чем чисто логические рассуждения. Можно согласиться со следующим заключением по данному поводу; «Так же трудно поверить в то, что знающие металлообработку народы использовали бы в течение длительного времени или же в большинстве случаев веревочные, кожаные или деревянные стремена без изготовления их заменителей из бронзы или железа, как и считать, что неметаллические стремена никогда не существовали просто потому, что они не сохранились и не могут быть найдены при раскопках» [White, 1966, р. 19].
Прототипы стремян иногда видят на некоторых памятниках искусства рубежа новой эры из Индии [Leshnik, 1971, р. 147; Littauer, 1981, р. 99–100, рl. XXI]. Например, свисающая от седла крюкообразная опора под ногу конника на кушанской гемме II в. н. э. из Британского музея [Nikonorov, 1997, vol. 1, р. 58; vol. 2, р. 14, fig. 37/е] и особенно стремявидная левосторонняя подножка, известная по материалам из погребений начала IV в. — Чанша и Аньяна в Китае [Вайнштейн, 1991, с. 220–221, рис. 97]. При помощи таких односторонних подножек наездники без труда запрыгивали в седло, даже если оно было высоким.
Вообще же реальные парные стремена, сначала деревянные, окованные листовым металлом, а потом и цельнометаллические появились в странах Дальнего Востока в ІV–V вв. [Амброз, 1973, с. 83, 86; Вайнштейн, 1991, с. 223; Littauer, 1981, р. 102–103; Swiçtoslawski, 1990, s. 25–27]. Не позднее середины 1-го тыс. железные стремена попали с Дальнего Востока в Центральную Азию и Южную Сибирь [Кляшторный, Савинов, 1994, с. 101–102; Шульга, Горбунов, 1998], а затем при посредстве местных всаднических народов, двинувшихся на запад в различных потоках Великого переселения народов, они были занесены в Европу. В ее восточной части этот элемент экипировки конника мог оказаться уже в конце V — первой половине VI в. [Измайлов, 1990].
Авары, прибывшие из Азии около середины VI в., способствовали распространению стремян в Подунавье [Віvаг, 1955, р. 62–63; 1972, р. 287; Амброз, 1973, с. 87–94; Littauer, 1981, р. 103, 105; Swiqtoslawski, 1990, s. 29–30]. Происходило это, согласно археологическим данным, начиная с VII в., но, по-видимому, все же несколько раньше — с конца VI в., поскольку стремена, причем парные железные, уже упоминаются в «Стратегиконе» Маврикия — памятнике византийской военной мысли рубежа VI–VII вв. — как элемент восточно-римского кавалеристского снаряжения, на состав которого как раз авары и оказали весьма существенное влияние [Mauric. 1, 2, 7 ed. Mihäescu = 1, 2, 41–42 ed. Dennis [= Leon. Tact. VI, 10]; cp. Mauric. 11, 8, 3 ed. Mihäescu = 11, 9, 28 ed. Dennis], Однако при этом следует иметь в виду, что достоверных данных об использовании стремян для собственно военных нужд самими аварами нет, по меньшей мере, до второй половины VII в. [Bachrach, 1986, р. 25–26]. Нет и достаточных свидетельств того, что стремена были широко распространены в коннице раннесредневековой Византии. Что же касается Западной Европы, где стремена определенно появились не позднее второй половины VII в. [Дженито, 1992], то, судя по имеющимся материалам, они не получили заметного использования в военном деле вплоть до начала X в. [Bachrach, 1985, р. 739–742; 1986, р. 24].
Итак, мы видим, что, хотя стремена, вне всякого сомнения, и сделали верховую езду гораздо более удобным занятием, чем это было прежде, и к тому же предоставили конным воинам дополнительную опору для применения оружия, прежде всего рубящего действия, нет никаких оснований утверждать, что они изначально предназначались для боевого использования. Представляется достаточно очевидным, что должно было пройти какое-то время после знакомства со стременами, прежде чем они становились важным и обязательным предметом экипировки каждого воина-кавалериста. Предшествовавшая этому практика конного боя вовсе не сразу восприняла данное новшество, а, наоборот, как раз стременам предстояло доказать свою целесообразность на поле брани.
Естественно, возникает вопрос: что же, помимо ловкости, силы и специальной выучки, помогало конным бойцам эффективно сражаться в эпоху, предшествовавшую внедрению стремян в военное дело? Каким образом, к примеру, закованные в доспехи катафракты могли не только прочно сидеть на своих скакунах, но и рубиться на мечах в ближнем бою, а главное, наносить на полном скаку неприятелю таранный удар своими длинными и тяжелыми двуручными пиками, не рискуя оказаться на земле в результате такого столкновения? Ответ может быть только один: для этого требовались специальные седла жесткой конструкции.
В настоящее время известны две основные разновидности таких седел. Первая была снабжена четырьмя выступами-«рогами» — по два спереди и сзади. Она была выделена специалистами по римским военным древностям, прежде всего П. Коннолли, который, базируясь на вещественных и изобразительных материалах из археологических памятников Западной Европы, относящихся к эпохе Римской империи, провел исследования, включая экспериментальные, по установлению конструктивных и функциональных особенностей этого важного вида римского конского снаряжения. В результате удалось выяснить, что такое седло было жестким — оно имело обтянутый кожей деревянный каркас с набивкой, а к его углам были прикреплены четыре «рога». Эти последние, прочно охватывая расположившегося на седельной подушке всадника, давали ему максимально надежную и удобную посадку на коне. Само седло крепилось к телу скакуна при помощи подпружного, подхвостного и нагрудного ремней [Connolly, 1987; Herrmann, 1989, р. 763–764, 768–769; Dixon, Southern 2000, р. 70–74].
Основываясь на исследованиях П. Коннолли, Дж. Херрманн выявила целый ряд изображений седел «рогового» типа на произведениях искусства позднепарфянского и раннесасанидского времени (І—ІV вв. н. э.) с территории Ирана и Ближнего Востока. Она же высказала предположение (и, как кажется, совершенно справедливое), что главным импульсом к развитию седел данного типа, которые давали седокам гораздо большую, по сравнению с использовавшимися прежде простыми чепраками, устойчивость при ведении боя с коня, послужило, несомненно, появление тяжеловооруженной (катафрактной) конницы уже к началу парфянского периода [Herrmann, 1989, р. 764–769]. Добавим, что изображения седел «рогового» типа хорошо различимы на парфянском граффити I в. до н. э. -1 в. н. э. из «Здания с квадратным залом» Старой Нисы [Пилипко, 1996, с. 69, табл. 45/1; 46/А; Никоноров, 2001, с. 115–116] и на серебряном сосуде из сарматского погребения в Косике Астраханской области [Трейстер, 1994, с. 190–191, рис. 7, 9, 11]. Кстати, последний, как и некоторые изобразительные памятники парфянского круга [Herrmann, 1989, р. 766, рl. V/а-b], демонстрирует нам, что «роговые» седла применялись и легковооруженными конными лучниками, которым они давали достаточную устойчивость при ведении стрельбы на полном скаку.
В кавалерии позднеантичной эпохи также использовались жесткие седла, имеющие переднюю и заднюю луки, которые выполняли ту же самую функцию, что и «рога». Самые ранние изображения жестких седел встречаются в раннекушанской скульптуре из Халчаяна в Северной Бактрии [Nikonorov, 1997, vol. 1, с. 54; vol. 2, с. 11, fig. 29/h] и в батальной сцене на большой костяной пластине из кургана 2 Орлатского могильника в Самаркандском Согде [Никоноров, Худяков, 1999, с. 147, рис. 4/1]. Исходя из археологического и историко-культурного контекста этих памятников искусства, показанные на них боевые реалии вполне вписываются в общую картину развития военного дела степной Евразии, Средней Азии и Ирана в последние века до новой эры — первые века новой эры. Именно тогда жесткие седла вытеснили из боевого обихода прежние мягкие — в виде чепрака и подушки, которые уже не соответствовали нуждам развития кавалерии, в первую очередь тяжелой.
В этой связи следует упомянуть, что остатки деревянных седел, а также золотых и серебряных пластинок, набивавшихся на их края, были найдены в некоторых скифских курганах второй половины IV — начала III в. дон. э. [Граков, 1971, с. 98; Мелюкова, 1989, с. 97]. Добавим, что в одном из погребений сарматского облика I в. н. э. у р. Большой Узень в Западном Казахстане было обнаружено то, что можно считать остатками деревянного седла с кожаной облицовкой темно-коричневого цвета, с нанесенным на нее ярко-красным орнаментом [Кушаев, 1978, с. 81, рис. 3/9–9а].
Дж. Херрманн высказала предположение, что прослеживающееся по некоторым памятникам сасанидского искусства появление в IV в. седла только с одной, передней лукой, которое заменило прежнее седло с выступами-«рогами», — это, скорее всего, свидетельство начала применения в Иране стремян, без опоры на которые использование нового седла в военном деле было бы делом безрассудным. Однако она в то же время признает, что в сасанидской иконографии нет ни одного изображения стремян и решение данного вопроса невозможно без появления новых достоверных доказательств [