— Вот, — сдувая с документа пыль, сказал он. — Лет восемь тому назад у нас делал доклад некто Макгайр… Я не помню, сейчас, где он работал, кажется, его специальностью была биофизика. Он демонстрировал свое изобретение: устройство, якобы способное воздействовать на мозг, вызывая у подопытных животных агрессию, страх и тому подобное… Помню, он притащил клетку с крысами, которые, как только включался аппарат, бросались друг на друга, или наоборот — разбегались в панике в разные стороны; остервенело грызли совершенно несъедобные, даже для крыс, предметы, или шарахались от нормальной еды. Очень эффектно выглядел опыт с крысой, которую Макгайр, по его словам, держал несколько суток не давая воды. Он ставил перед ней миску — крыса, естественно, бежала пить; Макгайр включал аппарат и бедное животное отскакивало от плошки, как от огня… Да, то, что мы увидели, выглядело очень любопытно, но… Понимаете, этот тип, умудрился настроить всех присутствующих против себя. Он держался вызывающе, вообще производил впечатление весьма неуравновешенного субъекта. Объяснить принцип действия устройства он отказался и…. Словом, все, что мы увидели, слишком походило на цирковые трюки, о чем Макгайру и было заявлено. Он, конечно, оскорбился и заявил, что не желает иметь с нами ничего общего…
— Извините, профессор, — перебил его Барт, — но какое отношение имеют эти опыты с крысами к тому, что происходит сейчас…
— Не знаю. Может быть и никакого… а возможно, что и имеют.
Мёрдок раскрыл папку и, полистав содержащиеся там бумаги, продолжил:
— Это текст доклада Макгайра. Вот, послушайте: «… дает возможность контролировать эмоциональные реакции человека, в частности подавлять агрессию….», и еще: «…перейти от эмоциональной сферы к нравственным категориям, создать в сознании установку на невозможность совершения преступлений, таких, как, скажем, убийство…».
— А, что с ним стало потом?! Куда он делся?!
Эрвуд понял, что напал, кажется, на след и, подобно старой полицейской ищейке, готов был немедленно броситься в погоню.
— Не знаю, — ответил Мёрдок. — Лично я больше о нем не слышал. Наверное, уехал….
— Спасибо вам, профессор, за помощь, — стал прощаться Барт. — Можно, я возьму эту папку с собой? Я верну ее, как только…
— Да, конечно, — отмахнулся Мёрдок.
Выйдя в вестибюль, Барт взял из телефонной кабинки справочник и разыскал там адрес Дж. М. Макгайра. Тот никуда не пропал — проживал в Северо-Восточном секторе, как раз, там, — Барт сверился с картой, — где находился вычисленный им «центр».
Бартом овладел давно уже забытый охотничий азарт. Он достал из багажника «мигалку», установил ее на крышу машины, сел за руль и на предельной скорости рванул по улицам под завывание полицейской сирены, позволив себе маленькую слабость — вспомнить молодость. Найдя нужный дом и припарковав автомобиль, Барт минуту-другую сидел, обдумывая дальнейшие действия. Собственно говоря, у него не имелось законного основания вторгаться в чужую квартиру. Макгайр укажет на дверь — он будет вынужден подчиниться. Правда, люди обычно в таких случаях теряются, забывая о своих правах. Главное здесь: быстрота и натиск!
Поднявшись на лифте под самую крышу многоэтажного здания, Эрвуд попал в длинный коридор типа гостиничного. Нужная ему квартира оказалась в конце. Обитая войлоком и дерматином дверь, почерневшая латунная табличка с именем хозяина и видавший виды коврик с засохшими комочками грязи, наводили на мысль о том, что Макгайр не слишком-то заботится о респектабельности своего жилища и что ведет он, вероятнее всего, холостяцкий образ жизни.
Макгайр оказался коротышкой лет сорока с небольшим, растрепанный, в спортивном костюме и стоптанных тапочках. Открыв дверь и увидев полицейского, он явно растерялся.
— Дж. М. Макгайр? — осведомился Эрвуд и показал свой значок.
Тот испуганно кивнул.
— Мне необходимо с вами побеседовать. Разрешите?
Не дожидаясь ответа, Эрвуд вошел в дверь и оказался в тесной прихожей. Прямо по коридору располагалась кухня, направо — жилая комната.
— В чем дело? Что Вам от меня нужно? — спросил хозяин квартиры, явно нервничая, что, впрочем, еще ни о чем не говорило.
— Нам будет удобнее разговаривать в комнате, — сказал Эрвуд, заметив при этом: Макгайр еще больше разнервничался и даже постарался загородить собою вход в помещение.
Барт сделал вид, будто не замечает нежелания хозяина впустить постороннего, ловко обогнул препятствие и вошел в комнату. Огляделся. Это была гостиная, служащая вероятно и спальней. Ее обстановка подтверждала догадку Барта о том, что Макгайр живет здесь один: не новая разнокалиберная мебель, валяющиеся как попало вещи, отсутствие даже намека на уют. В комнате ничего подозрительного не было, но тут имелась еще дверь, запертая, по-видимому, на замок. Барту показалось, будто из-за двери доносится какой-то шум. Он прислушался — так и есть — оттуда слышалось тонкое «комариное» гудение какого-то мощного аппарата. Эрвуд ухмыльнулся и бесцеремонно уселся в большое кресло, стоящее как раз напротив запертой двери. Макгайр совсем растерялся.
— Что Вам угодно? — визгливо воскликнул он, стоя посреди комнаты, в то время как непрошенный гость, заняв его кресло, поглядывал с ухмылкой.
Лицо полицейского вдруг стало официально-серьезным.
— Вот что, Макгайр, — строго произнес Эрвуд, — нам все известно. Там Вы прячете эту штуку?
Он кивнул на запертую дверь и многозначительно постучал пальцем по папке с докладом, которую держал на коленях.
— Какую штуку? — упавшим голосом выдавил из себя хозяин.
— Ту, при помощи которой вы влияете на сознание людей.
Макгайр совсем сник и стоял, потупив взор, словно провинившийся ребенок. Эрвуд молчал, ожидая, когда хозяин окончательно «дозреет», можно будет спокойно его расспросить и тогда уже решать, как поступить. Макгайр молчал не долго: не выдержав психологического напряжения, он заговорил визгливым, срывающимся на истерические нотки, голосом, размахивая при этом руками и брызгая слюной:
— Да, я сделал это! Я создал аппарат, подавляющий низменные инстинкты людей, делающий невозможным совершение преступления! Вы не представляете, чего мне это стоило… Десять лет напряженной работы! Мне никто не верил… считали шарлатаном. Я … я могу изменить весь мир!
«Он определенно псих, — решил про себя Барт. — Надо же! А я-то думал, что ученые-безумцы бывают только в кино…».
— Вы, надеюсь, понимаете, что это незаконно. — Тон Эрвуда все время оставался сугубо официальным. — Манипулировать сознанием людей, без их ведома…
— Но я не совершил ничего дурного! Я хотел сделать наш мир лучше! Посмотрите вокруг, в какое ужасное мы живем время: общее падение нравственности, преступления, ложь и лицемерие. Супружеская неверность становится нормой. Люди забыли Закон Божий, заповеди Моисея…
«Еще и религиозный фанатик, к тому же», — подумал Барт.
— Вы говорите: «манипулировать сознанием», — продолжал ораторствовать Макгайр, — а разве наша пресса не делает тоже самое?! Разве телевидение не манипулирует нашим сознанием, насаждая безнравственность.
— Ну, ну… это Вы напрасно. Ваше сравнение некорректно. Никто Вас не заставляет читать газеты и смотреть телевизор, Вы же не оставляете людям выбора.
— Какого выбора: убивать, красть?!
— В любом случае, то, что Вы делаете противозаконно. Мы живем, слава Богу, в демократической стране.
— А, перестаньте. Эта ваша, так называемая демократия неспособна обеспечить людям элементарную безопасность. Что проку в законе, если он не может меня защитить! Только нравственный закон внутри нас [2], пусть даже введенный искусственно, извне, может уберечь людей от них самих!
Некоторое время Эрвуд молчал.
«Может он прав, черт возьми, — думал полицейский. — Мы не в состоянии покончить с преступностью, в лучшем случае едва сдерживаем темпы ее роста, а тут раз… и не убийств, ни краж! Проделать такую штуку на законных основаниях едва ли возможно. Какой вой поднимут разные правозащитники: он покушается на святая святых, на свободу самим принимать решения!».
— Значит, Вы решили заставить людей выполнять десять заповедей? — спросил он. — Почему же Вы не начали с первой… как там: «не сотвори себе кумира», так кажется?
— Я начал с главных: «не убивай» и «не кради». Сейчас мой аппарат настроен так, что невозможно произнесение ложного свидетельства — соблюдается девятая заповедь Моисея. Затем настанет очередь седьмой заповеди…
«О чем это он? Седьмая заповедь… м-м, — Эрвуд наморщил лоб, стараясь припомнить, — Ах, да! Ну, это ты, приятель, напрасно…».
Барт поднялся с кресла, прошелся по комнате, разминая ноги, подошел к окну и, слегка отодвинув гардину, смотрел некоторое время на металлическую крышу соседнего дома, составляющую основную часть заоконного пейзажа.
— Вот, что, Макгайр, — сказал он, резко повернувшись к хозяину. — Мне очень жаль, но вам придется поехать со мной в Управление.
— Вы меня арестуете? — упавшим голосом произнес тот.
— Скажем так: Вы добровольно явитесь в полицию и сами все расскажете…
Увидев, что Макгайр собирается возразить, Эрвуд добавил строго:
— Не заставляйте меня применять силу! Поверьте, это делается в Ваших же интересах.
Когда они вдвоем вошли в кабину лифта, Барт сочувственно оглядел понурого, испуганного человека, этого непризнанного гения, задумавшего изменить мир, и только вздохнул про себя.
«Нет, — думал он, — нельзя допускать, чтобы моим сознанием манипулировал какой-то безумец… пусть даже гениальный».
А еще он вспоминал Кити и седьмую заповедь, которая, как известно, гласит:
«не прелюбодействуй».