С шустрым преферансистом в клетчатом пальто и его напарником-извозчиком коллеги из Особого отдела справятся, за это он не беспокоился. Но что будет, если от них уйдет тот, у кого в кармане конверт с якобы секретными данными? Ниточка, ведущая к тайному обществу или еще куда-то, может оборваться. Да, не исключено, что на этих конспираторов, готовых без колебаний убивать, выведут извозчик и «клетчатый» человек – при условии, что их возьмут живыми. А если нет? Если они всего лишь мелкие сошки?
В любом случае, к руководству тайной организации ближе них стоит этот усач, решил штабс-капитан. Конечно, полезно было бы посоветоваться с Николаевым. Увы, он метрах в пятидесяти отсюда – замыкает всю их процессию, не сближаясь с Ушаковым, чтобы не выдать слежку. Он наверняка и усача еле увидел только со спины. Сновать же сейчас вперед-назад – самый верный способ раскрыть их перед хозяином черного пальто.
Пока штабс-капитан анализировал ситуацию, связной от заговорщиков окончательно и бесповоротно определился с целью своего движения. Это был «Гранд-отель» на северной стороне площади. Что там располагалось ныне, после всех потрясений и переворотов, Ушаков не знал. Сказывался первый день в Москве после двухлетнего перерыва. У главного входа в гостиницу он увидел несколько автомобилей с шоферами, а также пять или шесть извозчиков в ряд.
«Сейчас на извозчика – и ходу. Заметит слежку, нырнет в те же переулки, во дворы – и конец операции». Ушаков быстро обернулся. Нет, Николаев слишком далеко от него, и никаких жестов с его стороны. Епифанов подтянулся, брел позади, шагах в пятнадцати-шестнадцати с осоловелым видом, расстегнув свой полушубок и пару верхних пуговиц на рубахе под ним. Ни дать, ни взять, торговый человек раньше времени сбыл товар и успел принять горячительного на грудь.
Больше рассчитывать было не на кого. До стоянки перед «Гранд-отелем» оставалось два десятка шагов.
Ушаков преодолел большую их часть легким, пружинистым бегом, ступая на носки. Из-за снега его приближение оказалось неслышным для объекта. Усач что-то почувствовал только в последний миг, развернулся навстречу офицеру, но это было всё, на что ему хватило времени.
От первого удара в живот неизвестный сложился пополам, после второго, по затылку, рухнул на колени. Ушаков болевым приемом заломил ему руку за спину. Епифанов подбежал буквально тут же, звякнул наручниками.
– А ну-ка, не дергайся!
На стоянке сделалось мимолетное волнение, от подъезда к ним кинулись двое, оба в одинаковых полупальто и, как вначале почудилось Ушакову, с одинаковыми лицами.
– Кто такие? Государственная охрана! – один из них выхватил наган.
– Военная контрразведка, – штабс-капитан достал удостоверение.
Немую сцену, сопровождавшуюся глухим стоном задержанного, прервал подполковник Николаев. Тяжело дыша после знатного рывка, он тоже предъявил документы, потом развернул усача лицом к себе и тихо свистнул.
– Я его знаю.
– Вы, конечно, слышали такую фамилию: Батюшин? – спросил Николаев.
– Кажется, слышал, но не более того. Я в контрразведке сравнительно недавно, вы же сами знаете. Был строевым офицером, – немного сконфуженно ответил Ушаков.
– Батюшин Николай Степанович, тогда еще полковник, до мировой войны был во главе разведывательной службы Варшавского военного округа. Редкая, выдающаяся личность! Мне довелось послужить под его началом, – с гордостью сказал помощник начальника отдела.
– При чем здесь…
– При том, что он тоже служил с нами, – и Николаев повел носком сапога в сторону человека в черном пальто, которого любовно придерживал за плечо Епифанов.
Ушакову стало не по себе.
– Мы… то есть, я ошибся?
– Не думаю. Про Батюшина расскажу как-нибудь при случае, это будет вам полезно.
– Господин подполковник, – заикнулся было один из подбежавших охранников.
Николаев сделал повелительный жест.
– Господа, пригласите немедленно понятых. Пару извозчиков хотя бы. Нами задержан подозреваемый в шпионаже и соучастии в убийстве русского офицера.
Человек в наручниках попытался что-то произнести.
– Помолчите пока, Домбровский! – в голосе контрразведчика прорезался металл. – Или вы здесь под чужой личиной?
В присутствии понятых из кармана черного пальто извлекли злосчастный конверт, на их глазах открыли его, развернули листы бумаги со схемой здания Военного министерства и графиком караулов.
– Откуда это у вас? – спросил Николаев.
– Я сотрудник польской дипломатической миссии, – выдавил из себя задержанный. – Наши правительства обменялись нотами о признании друг друга. У меня иммунитет.
– Господин подполковник, – всё-таки вмешался охранник, – они тут живут. Вся миссия. Этот тоже.
– Главе миссии, а также нашему министру иностранных дел и Верховному правителю будет интересно узнать, чем занимается в Москве польский дипломат, – язвительно ответил Николаев. – Доложите по инстанции: я своей властью забираю его в отдел для допроса.
– Эй, любезный, подавай нам свою карету! И ты тоже! – радостно прикрикнул Епифанов на обоих извозчиков, записанных в понятые.
Все основные участники операции собрались в здании Сената после семи часов вечера. Адъютант генерала Бабушкина принес каждому по стакану крепкого чая в подстаканнике. Сам генерал-майор сидел на том же месте во главе длинного стола, и Ушакову померещилось, что Василий Александрович так и пробыл там всё это время.
– Рассказывайте, – по-домашнему просто обратился Бабушкин к Рудову.
Рудов доложил обстановку так же сухо, без эмоций, как и прежде.
Особый отдел не оплошал. Его агенты без потерь взяли и человека в клетчатом пальто, и его возницу. Первый от лавок в Охотном ряду пешком добрался до трактира «Монетный» по соседству, где перекусил с видимым аппетитом, ни с кем отдельно не общаясь. В гардеробе, на выходе, его и скрутили. При человеке найден был паспорт на имя Кривцова Юрия Евгеньевича, русского подданного, 1885 года рождения, уроженца Смоленской губернии. Кроме паспорта, из заслуживающих внимания вещей Рудов упомянул пистолет системы «Браунинг», заряженный боевыми патронами.
Возница, после расставания с Кривцовым, ехавший по улице Неглинной вдоль Манежа, повернул далее на Воздвиженку. Пассажиров не брал. Экипаж с двумя агентами («Из военной контрразведки», – заметил Рудов) обогнал его у дома Волконского и блокировал дорогу. Еще один экипаж, с подполковником Ивлевым и двумя филерами, подкатил слева. На требование сдаться сообщник Кривцова попытался пустить в ход револьвер, но первыми же выстрелами был ранен в руку и плечо. Сотрудники госохраны оказали ему первую помощь и доставили в Особый отдел.
Паспорта при нем не оказалось, только справка, выданная военным комендантом города Харькова на имя Тимофеева Павла Арсеньевича, являющегося беженцем от красных, родом из Курской губернии. В его санях при осмотре нашли следы крови на полу, на месте одного из седоков.
– Этого факта, а также свидетельских показаний и попытки сопротивления для военного суда вполне достаточно, – прокомментировал Рудов. – Москва и Московская губерния по указу Верховного правителя находятся под усиленной охраной. Так что приговор может быть один: казнь через повешение. Причем для обоих.
С Кривцовым и Тимофеевым сейчас работают следователи, сообщил подполковник. Их настоящие личности выясняются.
– А что Домбровский? – поинтересовался генерал. – Он ваш бывший коллега, Николаев?
Контрразведчик кивнул.
– Так точно. Служил вместе со мной в звании капитана в нашей окружной разведке в Варшаве до 1913 года. Я его узнал сразу.
– Действительно, господин Домбровский Михаил Янович прибыл в Москву под своей фамилией как военный эксперт польской правительственной делегации. Его нынешнее звание – майор. Проживает в «Гранд-отеле», – добавил Рудов. – Категорически отказывается говорить. На вопрос, откуда у него конверт с секретными записями, не отвечает.
– Лихо вы его взяли, капитан, – в голосе у Бабушкина прозвучала теплая нотка. – Без приказа действовали?
Ушаков машинально сделал попытку привстать.
– Пришлось, господин генерал. Не было времени совещаться.
Бабушкин прищурился, как огромный кот при виде добычи.
– Иной начальник вас не похвалил бы. Ну а я вижу, Николай Петрович, у вас хорошие молодые офицеры есть.
Зыков глухо прокашлялся.
– Плохие у меня не задерживаются, Василий Александрович.
Штабс-капитан уяснил, что грозе над его головой не бывать.
– С майором Домбровским я сам побеседую, – перешел на строгий тон Бабушкин. – Всех присутствующих благодарю за умелые и правильные действия. О времени нашего следующего совещания извещу дополнительно.
Когда офицеры уже встали и задвигали стульями, шеф Особого отдела, обращаясь к Рудову, добавил:
– К этим двум голубчикам я тоже наведаюсь.
«Первый день на новом месте удался», – подумал Ушаков, когда казенный экипаж доставил его с вещмешком и чемоданом к арке дома №12 по Большому Патриаршему переулку. Всего шесть часов назад здесь, прямо напротив, начиналась операция, одобренная генералом, и капитан 1-го Алексеевского полка Грибков был еще жив. Будь контрразведчик впечатлительнее и не пройди он школу двух истребительных войн, его точно посетили бы мысли о том, что подобные совпадения не могут быть случайными.
Но штабс-капитан Ушаков просто устал и очень хотел помыться и лечь спать.
«Мы вас временно подселим к поручику Муравьёву, уж не взыщите, – при расставании в отделе сказал ему Николаев. – С квартирами такая кутерьма! Люди отовсюду возвращаются после войны, а тут чиновники, военные, министерства в полном составе прибыли. Красных мы подвинули, правда, так что найдется вам отдельное жилье с телефоном. Обещаю, что не больше недели придется потерпеть».
Муравьёв встретил Ушакова как доброго знакомого.
– Располагайтесь, господин капитан. В гостиной вам удобно будет? Если хотите, могу спальню уступить. Комнат только две.