На углу стола примостился телефонный аппарат. Древний, вероятно раритетный: с инкрустированной желтым металлом изогнутой трубкой и диском набора.
Максим Геннадиевич снял трубку. Поднес к уху.
Вместо гудков, раздался плаксивый детский голос, похоже девичий:
– Нет, не надо…. Нет, не надо…
И что-то в нем смутно знакомое.
– Алло, – мужчина инстинктивно коснулся рычажка. Подсознательно он жаждал услышать привычные гудки.
Без изменений.
– Нет, не надо…
Бросив трубку, Максим Геннадиевич затравленно повел глазами из стороны в сторону, выискивая намек, который подскажет, что делать дальше.
Приступами накатывала тошнота, на языке появился тухлый привкус.
Сделав глубокий вдох, Максим Геннадиевич задержал дыхание, отсчитывая мощные толчки, с которыми сердце выбрасывает в кровеносную систему новые порции насыщенной адреналином крови.
Телефон подозрительно безмолвствовал, словно выжидая удобный момент, чтобы взорвать тишину громким дребезжанием.
На противоположном углу столешницы лежала, шелестя страницами, открытая книга регистрации посетителей – массивный гроссбух более чем на тысячу страниц.
«Если отыскать других постояльцев…» – не успела мысль сформироваться, как руки подтянули журнал на середину столешницы.
Максим Геннадиевич склонился над расчерченной страницей, несколько верхних строчек которой заполнены мелким убористым почерком.
Пробежав глазами текст, Ликин озабоченно нахмурился.
На странице одна запись – вчерашняя дата, его ФИО и время заселения с номером комнаты. Перелистнул.
Странно. Одна запись. До боли знакомая – его фамилия, и его же имя-отчество. Заселился в прошлую пятницу, выехал в понедельник.
Полное совпадение ФИО. Бывает же…
Мужчина перевернул еще страницу.
Позапрошлая неделя. Заселение в пятницу, выезд на третьи сутки. ФИО идентичны.
Что за бред. Такое может быть только при розыгрыше, но в чем его смысл?
Пролистав заполненный больше чем на две трети журнал, Максим Геннадиевич удостоверился, что в нем отмечено еженедельное заселение и выезд постояльца с одним-единственным ФИО. Захлопнув книгу, мужчина бросил ее на стойку.
«Том 4593», сообщила аккуратная надпись на обложке, сразу под красивым вензелем, заключившим в страстные объятия слова «Гостевая Книга».
Хихикнув, Максим Геннадиевич прижал ладонь к губам.
Прикусив пальцы, сдержал приступ смеха.
Нельзя сдаваться безумию.
Нахлынула ярость. На неизвестного шутника, с садисткой изобретательностью воплощавшего бредовый замысел, на несправедливость бытия, обрушившего на него все эти странности, но себя, за то, что не может найти выхода, на жену, что не берет трубку и не отвечает.
Не выдержав, Максим Геннадиевич заорал во весь голос
– Есть здесь кто-нибудь, черт вас всех побери?
И не дожидаясь ответа, бросился к входной двери. Прочь из этого проклятого отеля.
Массивные створки даже не дрогнули, когда он потянул их на себя.
Навалился всем телом – с тем же результатом.
Закрыто.
Максим Геннадиевич бросился к окнам.
Железные решетки, сквозь которые и руку просунешь с трудом, закрытые ставни, сделавшие даже такую возможность бесполезной. Ни выбраться, ни позвать на помощь.
Страх обжег спину огненным дыханием, волосы на затылке поднялись дыбом. Оставаться на месте стало невозможным.
«Где-то должен быть ключ», – среди хаоса паники отыскалась здравая мысль.
Максим Геннадиевич бросился к столу, распахнул дверцы боковой тумбы.
Пусто. Лишь раздавленная компьютерная мышь, с издевательски завязанным на узел шнурком, покачивалась на изогнутом гвоздике.
Рванув верхний ящик, мужчина уронил его на пол.
Пусто.
Неудача лишь подстегнула решимость. Он даже зарычал от злости, саданув кулаком по столешнице и отшвырнув прочь журнал регистрации посетителей.
Мечась, словно тигр в клетке, Максим Геннадиевич разметал постельное белье, опрокинул аквариум, но вожделенный ключ не отыскал.
Придя к выводу, что в фойе делать нечего, он направился к лестнице.
Со страхом покосился на створки лифта, и решительно взбежал по ступенькам.
Не замеченные ранее картины – репродукции старых мастеров, взирали на него укоризненными взглядами уставших людей.
Путь на третий этаж перекрыт решеткой из толстых прутьев, бесполезно даже пытаться выломать их. Мелькнула мысль воспользоваться лифтом, но уверенность, что во второй раз из зеркальной клетки ему не вырваться, остудила этот порыв.
Заглянув в свой номер сквозь приоткрытую дверь, Ликин обнаружил торчащую из стены руку, призывно машущую ему.
Скрипнув зубами, он продолжил движение.
Нужно понять, что происходит. Логичное предположение о сумасшествии лучше оставить на потом.
У следующей двери Максим Геннадиевич остановился, не решаясь бесцеремонно вломиться в чужое жилище. Но страх скомкал привычки, и он постучал в дверь.
Не дождавшись приглашения, взялся за ручку. Подергал. Закрыто.
Двинулся наискось, чертя зигзаг. От двери к двери. Все до одной закрыты. На стук тоже никто не отозвался.
Выйдя на балкон, Максим Геннадиевич обвел взглядом тоскливый пейзаж и прокричал:
– Эй, люди!
Ответа не последовало.
Опустившись на железобетонную плиту, мужчина обхватил голову руками и уткнулся пылающим лбом в прохладную решетку. Колючки впились в кожу, на переносице заблестели бисеринки крови.
– Почему?
По щекам побежали слезы.
– Почему?!
Даже эхо не ответило.
Лишь равнодушно шумел, раскинувшийся вне поля зрения город. Рев моторов, стук колес и еще множество звуков, которые не вычленить, но все они создают непрерывный гул.
Стерев рукавом слезы и кровь, Максим Геннадиевич извлек из кармана кошелек. Раскрыл его.
В специальный кармашек, за матовую пленку засунута фотография. Жена и дочка сидят на пластиковых креслах, вцепившись в стальной поручень, ради безопасности удерживающий их на местах. Над головой краснеет краешек крыши кабинки колеса обозрения. Судя по бесконечно далекому городу за спинами, она находится на самом пике. На лице Тани застыла мягкая улыбка, в глазах читается нежность. Дочка же сияет от радости. В руке зажат надгрызенный и позабытый ком сахарной ваты, из взъерошенных волос торчат кошачьи ушки обруча. Она что-то кричит, горя желанием поделиться переполняющим ее счастьем с самыми любимыми людьми – папой и мамой. В тот день он заполнил память цифрового фотоаппарата под завязку. И достаточно много снимков, где в кадре они все трое. Но этот лучше всего передавал эмоции, которыми они наслаждались этим летним днем.
Не отрывая от снимка взгляда, Максим Геннадиевич достал из кармана мобильный телефон и, разбудив его, нажал вызов последнего контакта.
Гудки ушли в пустоты, оставшись без ответа.
Ругаясь, мужчина вскочил на ноги и, сунув кошелек с мобильником в карман, покинул балкон. Хлопнула дверь.
Не зная, что предпринять, но не в силах бездействовать, он устремился вперед.
И замер. До его слуха донеслось невнятное бормотание.
Он прислушался.
В ближайшем номере, несомненно, кто-то разговаривал.
Прижав ухо к двери, Максим Геннадиевич прислушался.
И сразу же понял свою ошибку. Это идет трансляция какой-то юмористической передачи. Логично предположить, что по телевизору.
– Эй! – крикнул Максим Геннадиевич, сопроводив призыв энергичными рывками дверной ручки. Его охватило возбуждение, родственное охотничьему азарту. Если он отыщет живого человека, творящемуся безумию придет конец.
Закрытая буквально десять минут тому дверь неожиданно поддалась усилиям.
В комнате темно. Шторы плотно задернуты, свет погашен. Лишь экран телевизора мерцал, отбрасывая голубоватые сполохи.
– Есть кто-нибудь? – поинтересовался Максим Геннадиевич, осторожно переступив порог.
Кривляющийся комик на голубом экране странно пискнул, зрители слажено разразились смехом.
– Ау!
Нащупав выключатель, Ликин зажег свет.
Обстановка комнаты напоминала спальню его квартиры. До мельчайших деталей, в виде рисунка дочери у изголовья кровати и множества сувениров с моря, вразнобой выставленных на полках «польской» стенки.
Застонав, Максим Геннадиевич прижал кулаки к голове.
Происходящее настолько отклонилось от понятия нормально, что мозг отказался искать варианты логичного объяснения. Но верить в собственное безумие тоже не хочется. Он уверен, что его рассуждения логичны, вполне разумны. Как и восприятие окружающего мира, а вот с последним, творится что-то необъяснимое.
– Чего вы от меня хотите?
Со скрипом распахнулась дверь ванной.
Максим Геннадиевич обернулся.
Плеснула вода, зашлепали босые ноги по резиновому коврику и в дверном проеме возникла Татьяна. Огромное банное полотенце обвивает тело подмышками, второе – поменьше размером, скручено вокруг головы в замысловатую конструкцию, напоминающую кочан капусты. Такая привычная картина.
– Ты меня достал! – заорала женщина совершенно незнакомым голосом.
Максим Геннадиевич потрясенно икнул. Он неожиданно осознал, как жестоко ошибся. Перед ним не жена, а красотка Мина с ресепшена. Вот только на лице ни следа приветливости. Одна неприкрытая злость.
Девушка прыгнула вперед.
Максим Геннадиевич, неожиданно высоким голосом пискнув, отскочил назад. Запнувшись, сел на кровать.
Зацепившись за дверную ручку, осталось в ванной комнате банной полотенце.
Обнажившаяся администратор сделала шаг вперед.
Блеснула гладкая кожа, вызывающе качнулись из стороны в сторону налитые дыньки, прочертив торчащими холмиками сосков восьмерки. Под парой обычных грудей, пускай и весьма выдающегося размера, обнаружилась еще пара – небольшие, едва различимые припухлости, оканчивающиеся огромными – размером с персик, ярко-красными сосками. От резких движений молочные железы уронили на пол несколько капель переполняющей их жидкости. Верхние – молока, нижние – крови. Волосы на лобке сбриты под ноль, а взамен нанесена татуировка в виде пары рук, рвущих веревку, начало которой терялось где-то в самых глубинах женского естества. Крепкие стройные ноги покрыты весьма густым пушком, а вместо стопы, в пол упиралось копыто.