И растворился в облаках.
— Мы последние, Боря, — сказал я. — Хрень какая-то, да?
«Почему?» — спросил альтер.
«Даже если бы Анна попала торпедой — мы бы серафима не взорвали», — мысленно ответил я. Говорить вслух было слишком больно, что-то у меня творилось во рту нехорошее, шла кровь и какие-то пленочки липли на язык.
«Значит, цель была не в том, чтобы серафим раскололся и рухнул вниз!» — наставительно сказал альтер.
«А в чем же?» — я повернул истребитель, глядя на проплывающее подо мной тело.
Альтер молчал.
«Он ведь и так мёртв!»
Боря очень выразительно изобразил хмыканье. Но ничего не сказал.
Я прижал губы к соску. Вода показалась мне густой как сироп. Чего там в неё выплескивается сейчас? Вся аптечка?
Но, как ни странно, в голове прояснилось. И вроде бы даже сил прибавилось.
Ангел хотел, чтобы мы ударили по мертвому серафиму.
Но мы бы его все равно не «уронили», даже торпедой.
Значит, мы должны были добить высшего чина?
Почему я этого сразу не понял?
Я открыл глаза. Пошевелил пальцами. И повёл «пчелу» вниз.
«Садись на лицо» — посоветовал Боря. «Нос длинный, ровный. Красивый нос. Затормозишь в районе лба».
Хотелось смеяться, но это было слишком трудно.
«Боря, тут притяжение — три с половиной земного! Я разобьюсь».
«Ну разобьешься, значит не получится» — хладнокровно ответил Боря. «Чего тебе терять-то, убогий? Ты истекаешь кровью… отовсюду!»
«А если сяду, то что?»
«Будешь первым и единственным человеком, который приземлился на Юпитере!» — торжественно объявил Боря. «Да, и заодно — на убитом серафиме!»
То, что я делал дальше, можно объяснить только желанием красиво разбиться.
Я опустил «пчелу» к серафиму, так низко, что все очертания фигуры потерялись. Теперь истребитель мчался над холмистой кристаллической равниной. Я прошёл над лицом серафима. Нос действительно оказался ровным и длинным, сверкающая кристаллическая полоса метров триста шириной и длиной около трёх тысяч. А вот лоб, над которым промчался истребитель, выглядел совсем иначе — топорщились полупрозрачные серые столбы и стены, будто вырванные взрывом над переносицей.
Сюда пришёлся удар, убивший серафима?
Я заложил круг над ангелом. Безумие происходящего захватило меня. Я бросил взгляд на те датчики, что ещё работали.
Три с половиной жэ. Давление за бортом — около двух атмосфер. Температура… странно, слишком тепло. Здесь должно было быть ощутимо меньше нуля, а датчики утверждали, что атмосфера прогрета до тридцати по Цельсию.
Альтер хихикнул.
«Боря, ты псих» — подумал я.
«Садись давай».
Я промчался над телом серафима. Вздымались справа и слева два пологих сверкающих холма. Груди?
Да что я вообще думаю, это не живое существо, да и ангелы бесполы!
«Пчела» медленно приближался к носу исполина. Тут бы пригодился искин, но он давно уже пребывал в своём кибернетическом раю.
Вокруг стремительно мелькало светло-серое, тёмно-серое, полупрозрачное. Серафим был словно отлит из тёмного стекла. Впереди росла гора, а в горе — две огромные пещеры, ноздри.
«Вот даже не вздумай!» — пригрозил Боря.
Я пронёсся над кончиком носа и начал прижимать истребитель. Сейчас одна-единственная кочка… прыщик на коже… и меня разнесёт вдребезги.
Но кристаллическая кожа серафима оказалась идеально гладкой и ровной. «Пчела» тяжело стукнулась и покатилась. Мелькнула мысль, что амортизаторы никак не смогут выдержать тяжесть в три с половиной раза выше расчетной, но истребитель почему-то не рассыпался и понёсся по импровизированной взлётке.
Я первый человек в истории, приземлившийся на ангеле!
Про тормозные щитки я и не вспоминал, никогда ими не пользовался. Но что-то меня дёрнуло, я нырнул в глубины полуживого меню управления, вытащил оттуда полузабытую команду. «Пчела» растопырила теплообменники, прижала колёса, двигатели пошли на реверс. Тело серафима было ровным и скользким, но воздух вокруг — густой как сироп. Истребитель прокатился до переносицы и остановился. Вокруг столбами и стенами вставали обломки кристаллической брони. Я ещё некоторое время искал в меню выпуск тормозного парашюта, пока не вспомнил, что его на «пчеле» никогда не было, да он и не потребовался. Мне вдруг стало легко и почти хорошо.
«Вот и всё», — подумал я. «Ты доволен, Боря? Мы сели на Юпитере, ха-ха! Теперь пора домой».
«Рано», — ответил Боря напряженно. «Пошли. Надо посмотреть, что там долбануло».
Я с грустью подумал, что моя шизофрения сошла с ума раньше, чем я.
«Давление, температура, атмосфера, радиация, ураган… что ещё тебе непонятно?»
«Ты рукой-то пошевели».
Я пошевелил. А потом посмотрел на экраны.
Сила тяжести была даже меньше земной.
Давление… да, чуть больше двух атмосфер, как и должно быть на такой глубине в атмосфере. Много. Но не чудовищно много, это как нырнуть на десять метров.
Температура — тридцать восемь градусов Цельсия. Многовато. Но куда лучше, чем минусовая.
— Как это? — спросил я.
«А тебя не удивляет, что серафим завис в атмосфере? Они управляют гравитацией».
Собственно говоря, удивляться и впрямь не стоило. Те скорости маневра, которые демонстрировали в полёте высшие чины, просто невозможны без контроля над гравитацией.
— Всё равно задохнусь, — сказал я. — И всё равно умираю.
«Но ты же ещё жив. Мы живы. Возьми маску».
Я протянул руку под кресло, открыл аварийный комплект. Порылся и достал пакет с кислородной маской — на случай задымления в кабине. Двадцать минут чтобы успеть доложить ситуацию, как шутили инструкторы.
— Это безумие, — сказал я, глядя на маску. Стянул перчатку. Ладонь была красная, в крошечных точках лопнувших капилляров. Я истекал кровью из всех пор. — Но… ладно.
Костюм внутри был весь мокрый и не от воды. Я сел, выбравшись из него и меня зазнобило. Я весь был красно-синий, мокрый и липкий. Жалкий тощий окровавленный пацан, в разбитом космоистребителе на мёртвом серафиме в атмосфере Юпитера.
— Боря, может я умираю и это всё бред? — спросил я.
Альтер не удостоил меня ответом.
Я распаковал маску и надел на лицо. Открыл дыхательный редуктор. Помедлил — и открыл клапан уравнивания давления.
В кабину с торжествующим гулом ворвалась водородно-гелиевая смесь. Маску вжало в лицо так, что я завопил от боли. Казалось, что стекло очков сейчас взорвётся внутрь. Уши заложило. Подцепив край маски пальцем, я уравнял давление, впустив немного чужой атмосферы. Мне показалось, что я почувствовал запах — острый, неприятный, но, к счастью, едва уловимый.
Водород ведь не ядовит, нет? Гелий точно не ядовит, а водород?
«Не ядовит, успокойся. Мы ниже слоя аммиачных облаков, здесь атмосфера почти безвредна».
«Почти?»
«Тебе-то что, покойник? Выбирайся».
Я сделал глотательное движение, уши отложило. Открыл колпак кабины. На трясущихся ногах выбрался на крыло. Выпрямился.
Порывами налетал ветер. Тяжелый, давящий, сказывалось давление, но вовсе не те сотни километров в час, которые должны быть на этой глубине. Какой-то побочный эффект измененной гравитации?
Что ж, повезло. А то меня бы просто унесло ветром…
Подняв голову, я посмотрел на крутящиеся жёлто-коричневые стены облачного колодца. Высоко в небе сияло Солнце — крошечное, но всё же ослепительно-яркое. Свет был… ну как в вечерних сумерках, наверное. Или как ночью при полной Луне.
Если абстрагироваться, то это даже красиво.
«Иди», — сказал Боря. «Иди, пока можешь».
«Не командуй», — огрызнулся я. «Дай спокойно умереть, у меня меньше двадцати минут!»
«Святик», — снисходительно сказал Боря. «Ты что, думаешь, всё происходит случайно? Тебя же сюда тащило, ты знал, что должен долететь!»
«Да иди ты…»
Я всё же спрыгнул с крыла. Будь тут три с половиной жэ — переломал бы все кости. Но притяжение казалось даже меньше земного, а воздух был густым и плотным.
Босые окровавленные ноги будто прилипли к тёплой кристаллической поверхности. Я постоял, глядя на истребитель. И пошёл вперёд, в лес острых кристаллических столбов.
Какая разница, где умирать? Если при этом идёшь вперёд, то смерть можно и не заметить.
«Выглядит всё так, будто удар был изнутри, а не снаружи», — сказал Боря.
Я шёл сквозь хрустальный серый частокол, стараясь не касаться острых граней. Меня продолжало мутить, я размышлял, успею ли снять маску, проблеваться и снова её надеть… или лучше просто снять и всё на этом закончить…
Тёмный хрусталь под ногами вспучивался, я поднимался на холм. Да, Боря прав, он подмечает быстрее меня, это не удар снаружи, это какой-то взрыв в теле серафима, будто…
Будто что-то рвалось наружу, когда убитый гигант падал на Юпитер.
Я остановился, подъем кончился. Я стоял будто над кратером или жерлом крошечного вулкана, вспухшего на теле серафима. Воронка — небольшая, метров пять в диаметре.
В центре воронки лежал прозрачный цилиндр, светящийся изнутри мягким жёлтым светом. Длиной метра два, диаметром с метр, чуть приподнятый на вздыбленном хрустале как на постаменте.
В цилиндре угадывался человеческий силуэт.
«Ну вот мы и узнали страшную тайну», — задумчиво сказал Боря. «В огромном серафиме внутри — крошечный ангел. Они все одинаковы, что низшие чины, что высшие».
«Только никакие они не ангелы», — зло подумал я.
«Да уж, настоящим ангелам вряд ли нужны огромные человекоподобные боевые роботы, чтобы тырить газ с Юпитера», — согласился Боря и хихикнул. «Всё, Слава Морозов. Сдирай маску. Пора домой. Я вообще не пойму, как ты до сих пор на ногах держишься!»
А я стоял в порывах горячего ветра и смотрел на саркофаг.
«Снимай маску» — вновь посоветовал Боря. «Неприятно, но в тебе столько анальгетиков, что всё должно пройти безболезненно. Ты даже продолжишь дышать и быстро уснёшь».
Я стал спускаться к саркофагу. Неровный, изломанный кристаллический слой резал подошвы, но крови почти не было. Видимо, её осталось немного.