Приведя себя в порядок, я отправился в медблок.
Когда Уильямс сказал, что все наши вернулись, он не врал. Вернулись все, но не все удачно.
У Хелен, как я теперь знал, при атаке падших погибло два старших клона. Тот, что был доращён почти до двенадцати и одиннадцатилетний. Врачи сочли десятилетнюю тушку Хелен условно годной и полёты ей не закрыли.
Нет, наверное, в нормальной ситуации никто не стал бы её отправлять в патруль. Посидела бы на базе пару месяцев, пока тушку ускоренно доводили до кондиции.
Но пришёл ангел и Хелен кинулась выполнять задание.
Там есть какая-то хитрость, связанная с формированием лимбических структур мозга, в первую очередь таламуса. Он окончательно созревает именно к двенадцати годам и перенос сознания проходит нормально. Ну, на год младше — тоже ничего. А вот десять лет — уже бывают сбои.
Тушке Хелен было именно десять.
Я поздоровался с врачами и зашёл в её палату. Хелен сидела на кровати, маленькая и потерянная, не в штатной пижаме, а в весёленькой, с цветочками. Рядом на стуле сидел отец Бенедикт, держа в руках книжку — яркую, детскую. Когда я вошёл, он с выражением читалпо-английски:
— Of course, Pooh would be with him, and it was much more Friendly with two. But suppose Heffalumps were Very Fierce with Pigs and Bears?[1]…
Когда я вошёл, он отложил книгу, посмотрел на Хелен — на мой взгляд, слишком строго. НоХелен сразу кивнула мне и тоненько сказала:
— Oh! Good afternoon, Master Morozof — so lovely to see you! Father Benedict said I simply must say hello properly, and you do look ever so clever today — but you’ll pardon me if I dash back? Only Piglet’s got himself into a frightful spot with the Heffalump, and I promised I’d rescue him by tea-time![2]
Я сглотнул и ответил, на английском, как разговаривала она с отцом Бенедиктом, а не на нашей обычной солянке из русского, китайского, английского и испанского. Вчера, при первой встрече с Хелен, я ситуацию более-менее понял.
— Why, thank you ever so much for your kind greeting, Miss Kerly![3] — я заложил руки за спину ислегка поклонился. — I should be simply awfully sorry to interrupt your capital adventure with Pooh and Piglet — do carry on, and I shall endeavor to keep my Heffalump tales in reserve for when you’re quite recovered[4].
Хелен наградила меня благодарной улыбкой и умоляюще посмотрела на отца Бенедикта. Тот приложил руку к сердцу.
Я вышел, услышав напоследок:
— Reverend, if you please… Is it true Master Morozof has flown ever so high? Almost to the stratosphere, like Captain Hinchliffe in the papers?[5]
Преподобный что-то негромко ответил, Хелен заговорщицким шепотом уточнила:
— I do wonder… has he seen the Moon from up there? Not landed, of course — that’s for Mr. Wells' stories—but perhaps spied craters through a monocular?[6]
Закрыв дверь, я помотал головой.
Не приземляясь, значит? Да мы с тобой выросли на Луне, Хелен!
«Это очень печально, но многое объясняет, не так ли?» — спросил Боря.
«Понимаю, к чему ты клонишь» — согласился я.
«Клоню? Ха-ха!» — возмутился Боря. 'Если у тебя в голове не опилки, как у бедного Винни-Пуха, то ты всё должен прекрасно понимать!
— Нет, — сказал я. — Заткнись!
Идущий навстречу грузный немолодой врач вздрогнул и удивленно посмотрел на меня. Поправил старомодные очки.
— Это я не вам, извините, — сказал я. — Это я своей шизофрении, вы же понимаете… Доктор Слабинский, скажите, есть шанс, что Хелен поправится?
— Я бы не рискнул называть её больной, — он отвёл взгляд.
— Но она воображает себя маленькой девочкой, живущей в Лондоне сто пятьдесят лет назад!
Доктор Слабинский развёл руками.
— Верно. Но в рамках этого… представления… она совершенно здорова.
— То есть наша Хелен погибла? — уточнил я. — Её сознание стёрто и замещено?
Мы уставились друг на друга. Психиатр вымученно улыбнулся.
— Замещено выдуманной личностью, — сказал я. — А настоящее не вернётся? То, что мы есть — это же не тушка, это сознание. Память!
— Не знаю, — помедлив ответил Слабинский. — Возможно, следующий перенос в нормально доращённый клон всё исправит. Память вернётся. Как я понимаю, в клонарне сейчас ускоренно растят её следующие клоны.
У меня почему-то заныли зубы.
— Но ведь она может перенестись только если погибнет, — сказал я. — Как она погибнет? Она же маленькая девочка, не дочитавшая книжку про Винни-Пуха! Она не пилот!
Слабинский развёл руками. А потом вдруг развернулся и торопливо пошёл в обратную сторону.
Я подумал и не стал его преследовать. Он хороший дядька, но у всех нас свои тайны. У меня их тоже всё больше и больше.
Джей зашёл ко мне ровно в семь. Я сидел на кровати, барабаня пальцами по коленкам и думал.
Не про серафима Элю. И не про девочку Хелен.
Я вспоминал свою пятилетнюю тушку, сидящую в луже вытекшей из контейнера жидкости. Тушка сосала палец и смотрела на меня. Молча, но внимательно.
Я пытался понять, что было в его глазах. Младенческая расфокусированная пустота? Или страх и потерянность?
Почему я не попытался с ним… с собой поговорить?
А что бы я сделал, ответь он?
Проклятие!
Кажется, даже Джей увидел, что я весь на нервах и перестал смотреть на меня с обидой. Мы прошли по коридору, к той части, где жили пилоты «ос», они гибнут реже и почти все старше восемнадцати. Им и позволяется больше, да и сами они куда вольнее себя ведут. Из-за одной двери, к примеру, всегда попахивало табаком…
Но мы пошли не в жилые комнаты, а в тупик, где размещались кладовки, рабочие подсобки, комната для стирки и глаженья (по-моему, только девчонки её использовали), вечно пустующая кают-компания второго крыла (мы хоть и спорили за лидерство, но собирались обычно в общей, самой большой).
В кают-компании тусим, что ли?
Но нет, Джей пошёл дальше. В самом торце коридора были две большие двери — зарядные комнаты болванов. Я вдруг вспомнил, что порой замечал, как болваны-уборщики уходят в левую, а вот пользовались ли они правой?
«Да ты наблюдательный», — фыркнул Боря.
Джей с натугой открыл правую дверь, и мы вошли.
Помещение оказалось куда интереснее, чем я бы мог предположить. Во-первых большое — десять на пятнадцать метров примерное. С балконом! Настоящим балконом, выходящим в какое-то странное темное пространство… да это же техническая зона в центре базы! Освещение на балконе было, но какое-то очень слабое, фиолетового цвета. Из открытой двери дул холодный ветер, пахнущий озоном и, конечно же, куревом.
— Эй, закройте, пока пожарные датчики не сработали! — донеслось с балкона.
Я покосился на Джея, быстро закрывающего дверь. На его лице никакого удивления не было. Так он тут уже бывал, значит?
Помещение освещалось очень тускло, работало буквально несколько световых панелей. Одна помаргивала. Не знаю, почему на базе так широко используются древние люминесцентные лампы, а не обычные светодиоды, но факт есть факт.
Тут имелось несколько столов, много стульев, три дивана, два здоровенных холодильника — один со стеклянной дверцей, в нём стояло пиво. На столах, кстати, стояло штук пять пустых бутылок… Ещё было четыре кровати, на одной кто-то дрых, замотавшись в одеяло. Стены раскрашены граффити, налеплены плакаты с рок-группами и полуголыми девицами, пара больших экранов, несколько досок для игры в дартс. В углу стояли в ожидании приказов два болвана: один в старых шортах, другой в юбке и самодельном парике. От этого вид у болванов стал ещё глупее, чем обычно.
Что-то дитячье во мне радостно завопило при виде эдакого великолепия. Даже все горести и печали вынесло из головы.
— Ничего себе… — прошептал я.
— Старшаки неплохо оттягиваются, — согласился Джей.
— Ты тут бывал?
— Мне шестнадцать разок исполнилось, помнишь? Как правило тех, кто младше, сюда не зовут.
— Офигеть… — прошептал я. И вслед за Джеем пошёл к балкону. Лампа над головой замигала совсем уж часто и мерзко. Я не выдержал и сказал: — Блин, что за придурки поставили на базе люминесцентные лампы? Какой-нибудь старый архитектор запроектировал, а потом всем было лень менять?
В дверях на балкон показался Эрих. Насмешливо посмотрел на меня. В уголке рта у него дымилась самокрутка.
— Освещение, старлей, делали ангелы. Вместе со всей базой, канализацией, реакторами. Их спроси, почему у нас это старьё. Ты же, вроде, дружишь с серафимами?
— Думаю, им просто всё равно, — сказал я, подходя к Эриху. — Взяли, что попалось на глаза. Скажи спасибо, что не свечи.
Эрих криво улыбнулся.
— Значит, не отрицаешь?
— Отрицаю, — сказал я. — С серафимом, а не с серафимами.
Эрих прищурился. Потом царственным жестом извлёк изо рта самокрутку и протянул мне.
— Дунешь?
Пожалуй, это был самый дружелюбный жест в мой адрес с его стороны.
— Извини, не курю табак.
— Это не табак, — он усмехнулся.
— Тем более. Без обид.
— Как скажешь, — легко согласился Эрих. — Что ж, в любом случае рад тебя здесь видеть, Святослав Морозов. Добро пожаловать в общество мёртвых пилотов!
[1] «Конечно, Пух был бы рядом, и вдвоём куда веселее. Но что, если Слонопотамы окажутся Совсем-Совсем Злюками против Пятачков и Медведей?..» © Александр Милн, «Винни-Пух и все, все, все».
[2] — О! Добрый день, мастер Морозов, как же приятно вас видеть! Отец Бенедикт сказал, что я просто обязана поздороваться должным образом, и вы сегодня выглядите невероятно учёно, — но вы простите, если я умчусь обратно? Пятачок влип в ужасную историю со Слонопотамом, и я обещала спасти его к чаю!
[3]О, благодарю вас за столь любезное приветствие, мисс Керли!
[4]— Мне было бы ужасно жаль прерывать вашу превосходную авантюру с Пухом и Пятачком — продолжайте, а я пока придержу мои истории о Слонопотаме до того момента, когда вы окончательно придёте в себя.
[5] Преподобный, прошу вас… Неужели мастер Морозов и вправду поднялся так высоко? Почти до стратосферы, как капитан Хинчлифф в газетах?