Вот история о том, что серафим принял облик юной девушки всех, конечно, завела. Но рассуждать вслух на эту тему как-то не рисковали.
Иллюзий я не строил. Рано или поздно история расползётся, дойдёт до ангелов и… Что будет дальше, я пытался не думать. В любом случае Эля сказал, что сохранить тайну важно неделю.
Неделя прошла.
Вечером я снова заглянул в «общество мёртвых пилотов». Посидел час, болтая с Сашкой. Мы обсуждали тактику боя против «вонючек», потом поспорили о моделях «пчёл» — я после полёта влюбился во вторую серию и даже хотел летать на ней в патрули.
Странное дело, рассуждать на эти темы мы могли где угодно — хоть в штабных комнатах, с огромными экранами тактических симуляций, хоть в тренировочных залах, закрывшись в пилотажных тренажерах. Но почему-то куда интереснее было сидеть на старых диванах, орать друг на друга, рисовать схемы на планшете и призывать на подмогу случайных пилотов.
В итоге Сашка меня переспорил. Я признал его правоту, получил совсем не обидный щелбан по лбу и ушёл к себе. Стал расстилать кровать.
И рухнул на неё, провалившись в тот сон, который не был сном.
Кажется, я даже научился предчувствовать его приближение.
Было прохладно.
И это была, несомненно, планета Земля. Вокруг — деревья, ещё голые, без листьев. Вроде бы не зима, но и весна ещё толком не наступила. За деревьями — дома, улицы, проезжают машины.
Я сидел на спинке скамейки, ногами на сиденье. Как-то очень некультурно! Впрочем, скамейка была поломанная, грязная, с многолетними отпечатками ног, въевшимися в стершуюся краску.
Да и повсюду вокруг грязь. Не просто мокрая липкая земля, а пустые пластиковые бутылки, скуренные до фильтра бычки, обрывки выцветшей цветной бумаги с какими-то фотками и текстом, щепки, железяки, тряпки… Грязь между деревьями, грязь на покрытой трещинами асфальтовой дорожке, у которой стояла скамейка.
Свинарник какой-то. Нет, на самом деле это парк в городе. Но только доведенный до состояния мусорного полигона. Что тут случилось? Война, взрыв, апокалипсис?
Я посмотрел на свои ноги. Довольно тощие ноги в вытертых синих джинсах, кроссовки — когда-то белые, сейчас облупленные. Рядом валялся рюкзачок, такой же заношенный, с цветной надписью USA. Из рюкзака торчала смятая черная бейсболка с красными латинскими буквами — я прочитал конец надписи: «…ster United»
С чего бы? В США что ли попал? Раньше я в России оказывался!
Руку вдруг обожгло болью. Я вскинул её — в пальцах дотлевала сигарета. Я невольно отбросил её, на миг стало стыдно, но только на миг — в окружающую грязь я ничего не добавил.
А рука была… ну, не детская, конечно. Но и не взрослая. Мне лет шестнадцать, семнадцать, так?
Наверное.
— Что тут случилось? — спросил я вслух.
Это был мой собственный вопрос. Не того, в ком я сейчас находился.
«Не суетись», — быстро сказал Боря.
— В смысле?
Я покосился направо — рядом сидела девчонка, в курточке с надвинутым на голову капюшоном. Тоже курила. Рядом с ней лежала синяя сумка из ткани.
«Молчи», — повторил Боря. «За умного сойдешь».
— Жизнь случилась, — мрачно сказала девчонка. — Май холодный. Философствуешь?
Я молчал.
— Или… про меня?
— Зачем? — спросил я.
Нет, это не я спрашиваю, это тот, другой.
— А что тут ловить? В Яргу не поступлю. В Ушинского не хочу, ненавижу учителей. В медакадемию? Как мать, подачками пациентов перебиваться?
— Да что за профессия — модель?
— Нормальная, — сказала девушка. Бросила окурок, целясь в забитую мусором урну. Промахнулась. — Подиумы, красивая одежда, по всему миру летаешь…
Я молчал.
— Это серьезное агентство, — сказала девушка, будто уговаривая саму себя. — «Линкс» называется. Международное… А ты — как отец? В армию?
— Угу, — буркнул я.
Так. Наверное, мы заканчиваем школу? Это моя одноклассница… подружка? Она хочет стать моделью, я почему-то против. Что плохого-то в профессии модели?
— В зенитчики?
— Нафиг. Сами не летают, другим не дают… — пробормотал я. — В Борисоглебское… или в Армавир. Не знаю. Я бы в Качу поехал, но…
Начал накрапывать мелкий холодный дождик. Я достал бейсболку и нахлобучил на голову. Спросил:
— Пойдём?
— Хочешь, поцелуемся? — неожиданно сказала девушка.
И повернулась ко мне.
«А-а-а-а-а!» — завопил Боря. Нет, не со страхом, скорее с восторгом.
А вот у меня сердце ухнуло куда-то далеко вниз, даже не в желудок.
На миг мне показалось, что рядом со мной сидит серафим Иоэль, она же Эля!
Такого же роста, такая же форма лица. Серые глаза. И даже волосы пепельные! Разве у людей бывают серо-стальные волосы?
Потом меня стало отпускать.
Нет. Не Эля.
Очень похожая на неё девчонка лет шестнадцати-семнадцати. Красивая, конечно. Если бы ещё стереть с губ яркую помаду, которая совершенно ей не подходит, убрать дурацкие синие тени под глазами.
Она словно ухудшенная копия Эли.
Словно подпорченная тушка.
Наверное, если бы ангелы рождались на Земле, они были бы такими — тронутыми земной грязью.
У меня внутри захолодело, все злые упрямые мысли об ангелах, которые были всего лишь инопланетянами, вымело из головы.
Да что же это такое? Что это значит?
«Боря! Боря!»
«Что Боря? Я сам офигел!»
— Святик… — девушка вдруг порывисто взяла меня за руку. У нас обоих не было перчаток, и её рука оказалась холодная как лёд. — Ну зачем так смотреть? Ты летать хочешь, я знаю! И что в армии сплошной бардак, что лётчики твои без керосина сидят не летают, и что отец тебя отговаривает — знаю! Но ты же всё равно хочешь! Куда я с тобой поеду? В твой Борисоглебск или Армавир? Где мне там учиться? Мы через год разорёмся и разбежимся! Тебе небо нужно, а мне земля! Ты по гороскопу Водолей, воздушный знак, а я Дева, земной! Между прочим, не очень-то хорошее сочетание.
— Фигня это всё, Лен, — сказал я. — Какие гороскопы… нет, ты серьёзно? Смотрела как мы по гороскопу сочетаемся?
Она внезапно покраснела.
— Я и по-восточному смотрела! Там лучше, кстати… Да, я верю в гороскопы!
— Ещё скажи, что в Бога веруешь, — сказал я с насмешкой. — И тебе знак свыше был, в модели пойти.
Девушка сжала губы. Похоже, я её обидел. Потом тряхнуло головой.
— Свят… Поступай в зенитчики, а? В наше училище. А я в медакадемию попробую. Мать всё равно пилит, уговаривает. У неё однокурсник — замдекана на стоматологическом. Мать говорит, что сможет его уговорить. Он по ней сох всю учёбу.
Я опустил взгляд. Посмотрел на раскисшую землю с втоптанным в неё бутылочным осколком.
— Ты хоть заметил, как я покрасилась? — спросила девушка. — Бомбически, да?
— В цвет самолёта, — ответил я.
Она помолчала. Потом резко сказала:
— Решай уж!
Я спрыгнул со скамейки. Подхватила рюкзак. И пошёл по дорожке прочь.
— Святик! — окликнули меня.
На миг я остановилась. А потом пошёл дальше, ускоряя шаг.
Я открыл глаза и сел на кровати. Искин чуть-чуть затеплил лампу на столе.
— Темноту, — велел я.
Лампа погасла.
Я сидел и смотрел во тьму.
«Судя по всему, это был самый конец девяностых годов прошлого века», — сказал Боря.
«Ты понимаешь, почему там была Эля?»
«Это не Эля. Это девушка по имени Лена».
«Они слишком похожи!»
«Да. Улучшенная копия».
«Ухудшенная».
«Ну, смотря какая точка отсчёта. Святослав, успокойся. У меня уже есть несколько рабочих версий».
— Да ну? — сказал я вслух с иронией.
А мысленно добавил:
«Что-то ты слишком много от меня скрываешь, альтер! Слишком много для друга!»
Боря ответил не сразу.
«Слава, я отдельная личность в твоей голове. Я никогда не рождался, я был создан чтобы помогать тебе и дополнять тебя. У меня нет и никогда не будет своего тела. И ни малейшего контроля над твоим. Там, в этих снах… ты можешь чуть-чуть вмешаться. Ты скован, но не заперт. Способен что-то сказать или сделать. Я не могу. Я в твоей голове как в тюрьме. Так было и так будет всегда. Друг ли я тебе, Слава? Я выдуманный друг, а выдуманные друзья самые верные».
«Прости» — прошептал я мысленно.
«Ничего. Всё нормально. Зато я помню всё, что ты забываешь. И у меня много времени на то, чтобы сопоставлять. Позволь мне сегодня поговорить с Сантой?»
«Как?» — насторожился я.
'Голосом. Я не могу говорить за тебя, но ты будешь повторять мои вопросы. Если Джей согласится, мы с Сантой обсудим ситуацию.
«Хорошо… Боря, а что с Эйр? С альтером Хелен?»
«Не знаю. Может быть, она погибла. Я часто об этом думаю, но данных слишком мало».
Я вздохнул. Нашарил в темноте браслет на тумбочке, посмотрел на часы.
Почти шесть утра. Пора вставать.
Больше часа я провёл в центрифуге, тренируясь при одной целой двух десятых жэ. Не самое любимое времяпровождение. Центрифуга у нас шикарная, настоящий маленький спортзал на двадцать человек, который останавливается для посадки-высадки каждый час и обычно забит полностью.
Если вы посчитаете, то поймёте, что каждый живущий на базе может провести в центрифуге один час в день. На самом деле не может, а «должен», но строго контролируют лишь пилотов и морпехов. Умники и технари вечно сачкуют.
Нет, я ничего против силовых упражнений при повышенной силе тяжести не имею. Снаряды в центрифуге стоят хорошие.
Но когда внутри небольшого пространства одновременно занимаются спортом двадцать человек… Ещё ничего, когда набиваются дитячьи тушки, у маленьких пот не вонючий. Мы как-то качались вместо с доктором, который нам целую лекцию прочёл — про эккринные и апокриновые потовые железы, как это всё устроено и зачем. Было бы очень интересно, если бы доктор сам не вонял потом на всю центрифугу…
В этот раз в центрифуге было двенадцать морпехов, а среди лётчиков шестеро ребят старше шестнадцати. Мы с Дьюлой из третьего крыла, который был в тринадцатилетней тушке, переглянулись и встали за снаряды рядом, поближе к кондиционеру.