В сознании я всего один раз тут был, на экскурсии, и неделю кошмары снились.
Центр физиотерапии работал. Вращались и крутились с лёгким гулом станки, в них подёргивались голые детские тела. Тушки, конечно, молчали, глаза их были закрыты.
По стенам были развешены картинки со зверятами — яркие, красочные, как в детском саду. Зверюшки на картинках подтягивались на турниках, прыгали через барьеры, плавали в бассейне и выжимали штанги. Мордочки у зверят были милые и дебильные. Тот, кто их тут развесил, был, пожалуй, психопатом.
На полу лежала женщина в розовом халате, невдалеке тупо стояли два болвана — они помогают клонарям перемещать тушки из хранилища и обратно.
Ещё двое клонарей спали в углу, за столом.
А рядом с ними стоял и с любопытством смотрел на нас с Эрихом падший ангел. Одеяния и крылья за спиной были тёмно-серые, а едва заметный ореол — бледно-зелёного цвета. Походил демон скорее на женщину, хотя даже падшие ангелы настолько чисты и прекрасны лицом, что пол определить трудно. Вот только красота была жуткая. Завораживающая и пугающая.
Голос у него оказался женским, сильным и глубоким контральто, хоть он и говорил о себе в мужском роде.
— Рад твоему появлению, Святослав Морозов. Я очень благодарен тебе.
Губы демона тронула лёгкая улыбка.
— Я хотел посмотреть на тебя глазами из плоти.
Глава 24
24
Не знаю, что сейчас творилось в голове у Эриха. Мне было страшно.
Низшие чины — это те, с кем нам приходится встречаться в бою. Но только в космосе, сидя в скоростном бронированном истребителе, стреляя освященными снарядами и термоядерными боеголовками. И да, кинетика разрывает их тела, а взрывы испепеляют.
Но я помнил, как такой же низший чин спокойно выдерживал автоматный огонь морпехов. В тот миг я был «безгрешным» и сумел подойти к нему незамеченным. А сейчас-то что?
Я глянул на Эриха. Тот держал пистолет в опущенной руке и смотрел на падшего.
— И кто же ты? — спросил я.
— Темный владыка, — падший вздохнул. — В ваших терминах, потому что для вас мы — зло.
— А для вонючек?
— Добро, — падший кивнул. — Ты понял верно, Святослав Морозов.
— Я хотел бы увидеть тебя таким, как видят вонючки, — сказал я.
— Это интересная просьба, — кивнул падший. — Но я не стану её исполнять. И отвечать на вопросы, и обсуждать наши отношения. Это пустое, человек.
Он шагнул ко мне — одним движением, словно игнорируя пространство. Глаза падшего смотрели в мои глаза и в них не было зрачков. Тёмно-зелёная глубина радужки, окаймлённая серым белком. Я неумело ткнул его ножом, ткнул изо всех сил, но нож отскочил от ореола и медленно стал падать.
— Как странно, что здесь он возлюбил вас… — прошептал падший.
И его рука сжалась на моём горле.
Не сомневаюсь, что падший мог раздавить мою шею двумя пальцами или оторвать голову движением кисти. Но его ладонь лишь пережала артерии, будто затянутая петля. Голова закружилась, а падший всё так же с любопытством смотрел на меня. Я оцепенел, даже руки поднять не мог, а падший приподнял меня за шею, заглядывая в глаза. Ноги беспомощно заболтались в воздухе.
Гулко бухнуло по ушам — раз, другой, третий…
«Надо же, Эрих палит в падшего! Боря, слышишь?» — подумал я.
И вспомнил, что альтера со мной больше нет.
Мир закружился, уплывая в темноту.
Река была широкой. Вода поблескивала в свете Луны, волны плескались о берег. На песке догорал маленький костёр. Воздух был влажным, пахло дымом, но удивительно приятно. Я стоял, глядя на реку поверх огня. На другом берегу светились огоньки — какой-то маленький город… посёлок, да? Мне было грустно… ну не мне, конечно. Этому Святославу…
— Папа!
Я повернулся.
И посмотрел в сгущающихся сумерках на мальчика лет семи-восьми. Он был в какой-то одежде защитного цвета, похожей на наши дитячьи мундиры, только без всяких знаков отличий. Наверное, это не форма. Что-то туристическое, походное?
Лицо мальчика было знакомо, похоже и не похоже на моё одновременно. Но я его уже видел, только постарше.
Да, это сын Святослава Морозова. В прошлый раз мы ругались. Но этот мальчик ещё не умел ругаться с родителями. Он был абсолютно доверчив, смотрел на меня с любовью и тревогой.
— Что, Борька? — спросил другой я.
— Ты с мамой помиришься?
— Конечно, — сказал другой я. — Мы и не ссорились.
— Она не поехала, — с сомнением сказал мальчик.
— Мама не любит рыбалку.
Я уже увидел палатку — дальше от реки, у кромки леса. И автомашину. Круто, у меня есть машина! Жена, сын, машина, палатка, лес, река и целая планета Земля!
И Луна в небе.
А падших, кажется, ещё нет. Я это чувствую.
— Раньше ездила, — сказал мальчик с сомнением. И тихонько добавил: — Мама сказал, что ты её не любишь.
— Ерунда, — сказал другой я. — Завтра вернёмся, порадуем маму уловом. Всё будет хорошо.
— Мама сказала, ты любишь другую. И жалеешь, что на ней не женился.
— Ерунда, — ответил другой я, даже не запнувшись. — Мы просто дружили в детстве. Ты же дружил в садике с Аней, а сейчас…
— А если бы ты женился на той девочке, с которой дружил, я бы родился?
Другой я молчал. Потом ответил:
— Непременно.
— Но я был бы другой Боря, у меня была бы другая мама, — мальчик подобрал с земли веточку, бросил в огонь. Прищурился, глядя, как вспыхнули угли. — Ты бы кого любил больше?
Конечно же надо было сказать «тебя». Но тот, другой я, был похоже либо честным до упертости, либо туповатым.
— Так не бывает, сын. То, чего не случилось, не существует.
— А если бы тебе надо было выбрать, ты бы кого выбрал? Маму и меня, или другую маму и другого меня?
Я не мог читать мысли настоящего летчика Святослава Морозова. И посоветовать ему ничего не мог. Но я ощутил, как на него вдруг накатила тоска.
— Отказываюсь делать такой выбор! — бодро сказал другой я. Шагнул к сыну, подхватил на руки. — А кому-то давным-давно пора спать, а не задавать вопросы… не по возрасту…
Другой я уткнулся лицом в волосы сына. Спросил:
— Сказку на ночь кто-то хочет?
И в этот миг я всё понял.
Воздух со свистом вошёл в мои лёгкие. Он был синтетический, им дышали тысячи раз, но сейчас — плевать.
Я жив. Я на Каллисто. Я вернулся из очередного путешествия в прошлое.
Падший меня не убил?
Почему?
Я привстал с пола.
Тёмный владыка лежал рядом и подёргивался, словно его било током. Он держал руки протянутыми вверх и ладоней у него не было, от обрубков кистей шёл дымок и руки истлевали, расползались серым пеплом. В лице больше не было и следа страшной красоты, а во взгляде зелёных глаз — только страх.
В паре метров стоял Эрих, упёршийся спиной в станину одного из процедурных станков. Ага, вот почему его унесло отдачей…
— Фердаммтэ шайсэ! — звонким дитячьим голоском выругался Эрих. — Кто эти пули намолил, святой какой-то? Я с трёх выстрелов падшего уложил!
— Это… это не пули… — хрипло произнёс я. — Это… не ты.
Подполз на четвереньках к тёмному владыке, заглянул в лицо. Почему-то сейчас я его совсем не боялся. Вот если бы подошёл к умирающему демону — он бы меня на лоскутки порвал. А этот — нет. Он ко мне не прикоснётся больше, даже останься у него руки. При моём приближении падший задёргался, пытаясь отползти. Босые ноги скользили по полу. Я заметил, что ступни у него не настоящие, пальцы словно намечены, нарисованы на цельной ступне.
Он весь стал ненастоящий. Он исчезал.
Исчезал совсем. Чтобы не возродиться никогда, словно его и не было. Я это чувствовал.
— Мерзость… — с мукой простонал тёмный владыка. — Исчадие ада…
— Смотря откуда смотреть… — прошептал я. — Так что? Как именно я всё испортил? Скажи!
На лице тёмного владыки появилась злобная ухмылка.
— Ты знаешь, что я не скажу… примитивнейшее и искажённое творение!
Я знал.
Положил свою слабую дитячью ладошку на его лицо. И сказал:
— Пора спать.
Голова падшего рассыпалась, а следом стало исчезать тело. Он весь обратился в тонкий пепел, разлетающийся и таящий в воздухе без следа. Я поднялся. Помассировал горло.
— Ты что, святой какой-то? — Эрих обалдело смотрел на меня. Замотал головой. — Да не может быть! Ты и в Бога-то не веришь!
— Теперь верю, ещё как, — сказал я. — Только знаешь, от этого не легче.
Мы стояли, глядя друг на друга и я понял, что вся моя злость на Эриха бесследно прошла. Он был самовлюбленный засранец, я ему не нравился, он стучал на всех нас кому-то на Земле, даже «Общество мёртвых пилотов» наверняка создал, чтобы провоцировать и получать побольше информации. А когда ему дали приказ — без спора отправился меня убивать.
Но он был свой говнюк. Обычный, человеческий.
— Надо найти оружие, — сказал я. — Есть ещё третий: исток зла. Это низший чин падших, что-то вроде начал, но посильнее… чем этот.
— Ты его победишь? — спросил Эрих напряжённо.
Я пожал плечами.
— Не победишь… — раздался за моей спиной тоненький голосок.
Вздрогнув, я повернулся.
На одном из физкультурных станков была пристёгнута девчоночья тушка лет семи. Рычаги медленно поднимали её руки, сводили-разводили, казалось, будто тушка беззвучно аплодирует. Я её даже узнать не смог — девочка, белая, светловолосая, мало ли у нас таких.
Глаза у тушки были открыты. Но они стали нечеловеческими — с вертикальным узким зрачком, кроваво-красными белками. И смотрели на меня с яростной, восторженной ненавистью.
— Не победишь, — повторила девочка, облизнула губы. У неё не было одного молочного зуба. — Но мы впечатлены.
Мальчик-азиат лет девяти на соседнем станке, висящий вниз головой и перебирающий в воздухе ногами, тоже открыл глаза — и те мгновенно налились кровью, зрачок растянулся в щель.
— Мы получили удовольствие, — сказал мальчик.
Я его даже узнал. Это был тушка Есио, пилота «осы» из третьего крыла. Станок завершил цикл, перевернул его головой вверх, руки Есио стали подёргиваться. Тушка мрачно посмотрела на руки, дёрнула — и один из нейлоновых ремней лопнул будто гнилая нитка. Ручонка Есио влажно хрустнула и неестественно согнулась, но он будто не заметил перелома.