Надо позвонить маме. Сейчас сигнал идёт почти сорок минут, диалога не получится (его никогда не получается, даже когда Юп в максимальном сближении с Землей), но всё-таки…
Я пришёл в свою комнату. Она была такая же, как у всех пилотов: двенадцать квадратных метров, кровать, стол, кресло и диванчик. Вместо окна — большой экран, сейчас выключенный, обычно на нём море или горы. Дверь ведёт в ванную комнату: унитаз, раковина, душевая кабина. Всё просто и надежно. На стенах я давным-давно повесил несколько постеров с группами, которые мне нравились в дитячестве. Всё собирался поменять, но теперь надо погодить, может они мне снова понравятся. На столе лежало надкушенное яблоко, оставленное перед патрулированием. След укуса даже не потемнел, столько в яблоке было генных модификаций для долгого хранения.
Сев за стол я опустив кресло пониже, чтобы доставать ногами до пола. На экране мигали значки пришедших писем.
Нейронка, конечно, отфильтровала девяносто процентов самого тупого, а порой и агрессивного спама, но полтора десяток писем осталось. Нам всё время пишут, это не запрещено, и пишут разное. Мне даже кажется, что нейронку специально научили пропускать какое-то количество бредовых, тупых и непристойных посланий. Психологи во главе с Инессой Михайловной всё время контролируют, в каком мы настроении и решают, как нас подбодрить.
Шесть писем было дитячих. Предложения дружить, рассказы про то, как делали в школе доклады про меня. У каждого пилота есть свои фанаты, у кого больше, у кого меньше.
Я велел нейронке ответить на эти письма и стал смотреть дальше.
Три письма были любовные, два из них от девушек. На них я тоже велел ответить нейронке, третье скинул в спам.
Ещё два письма было от сумасшедших. Сегодня немного. В одном письме утверждалось, что Небесное Воинство служит Антихристу, во втором автор утверждал, что придумал новую конструкцию «пчелы», которая радикально повысит её боевую мощь, но ретрограды-учёные не воспринимают идею всерьёз. Первое письмо улетело в спам, второе я скинул умникам, скорее по приколу, но вдруг они выцепят какую-то полезную мысль?
Одно письмо было от банка. Мой счёт рос, когда я вернусь на Землю (если вернусь), то буду очень богатым. Ещё одно письмо от зоозащитников. Те писали, что использовать щенов в бою без их ясно выраженного согласия — жестоко, поэтому всех щенов надо срочно усыпить. Я посмотрел, откуда письмо отправлено и решил, что никогда в жизни не поеду в Данию, где живут такие конченые идиоты.
Тринадцатое письмо было от поэта, который предлагал прочитать его поэму о Небесном Воинстве (прилагалась) и дать одобрительный отзыв. Я даже начал читать, потому что письмо было на русском, а это всё-таки мой родной язык. Но уже на строфе «Мои мышцы стали будто бы из стали, мои кости как гранит, острый глаз алмаз гранит» сломался и стер письмо.
Ну а четырнадцатое письмо было от мамы. Я сразу включил видео — на воспроизведение и запись.
Мама сидела в саду, за её спиной цвела моя любимая яблоня. Мама часто присылает яблоки, домашнюю пастилу и варенье. Эту яблоню посадил я. Ну, как посадил… мне было года полтора, родители сажали в саду яблони, и я подержал черенок, когда папа засыпал ямку землей.
— Славик, здравствуй, — сказала мама улыбаясь. Она совсем чуть-чуть постарела.
— Здравствуй, мама, — ответил я. В разговоре мама делала паузы, чтобы я мог ответить и почти никогда не ошибалась, как долго я стану отвечать и что скажу. — Ну, ты видишь, что случилось.
— Я уже знаю, — произнесла мама. — Как сообщили, сразу побежала в сад писать тебе письмо.
— Спасибо, — сказал я. — На самом деле ничего страшного. Как у вас дела?
— Вера позвонила из Питера, — сказала мама. — Ей тоже пришло сообщение. А Вячеслав в школе, может быть и не знает, у них ведь запрещены мобильные.
Да, у меня есть младшая сестра, ей девятнадцать, она учится на биолога. И брат, ему тринадцать, он школьник.
— Скажи Вячику, что он меня всё-таки обогнал, засранец, — я улыбнулся. — Ростом обогнал. Ну ничего, всё равно я старший.
— Ты старший сын, — сказала мама строго. — И ты пилот Небесного Воинства. Отец гордился бы тобой.
— Гордится, — поправил я.
— Гордится, — поправилась мама. — Мы же знаем, что он на небесах!
Папа был военным лётчиком. Даже проходил подготовку в Звездном, но в космос так и не полетел. Может именно поэтому я хороший пилот?
Но когда был первый и единственный прорыв падших на Землю, папа погиб. В бою. Это было тринадцать лет назад, тогда мы жили и тренировались на лунной базе. Так что в настоящем детстве я с ним часто болтал, почти по-настоящему, задержка сигнала на Луне крошечная.
— Знаешь, мам, я сегодня говорил с ангелом, — сказал я. — Благодати удостоился! Им тоже непросто, даже Серафимам. Мы, конечно, мало что можем сделать…
— Несомненно, — кивнула мама.
Я понял, что она не угадала мой ответ и замолчал. Понятное дело, откуда ей было знать про визит ангела, она ожидала, что я заговорю о папе.
Мелочь, конечно, но я замолчал и дальше отвечал односложно, больше улыбался, смотрел на яблоню, на застывшие в небе облака. И даже почувствовал какое-то облегчение, когда разговор кончился.
«Спать пора», — тут же сказал Боря.
Мне почудилось в его словах что-то обидное и я огрызнулся.
«Это мама, альтер».
«Не та мать, кто родила, а та, что вырастила» — наставительно произнёс Боря. «Не впадай в дитячество, ты уже взрослый мужик».
«Завидуешь?» — съязвил я.
«Вот ещё», — ответил Боря и замолк.
Я стянул водолазку и бросил на кресло. Тут в дверях пискнул сигнал. Ну да, да, как без этого… Вздохнув я подошёл к дверям, открыл, сказал:
— Ну?
В коридоре, как я и ожидал, стоял Эрих, командир нашего крыла. По обе руки от него, как почетный караул, застыли Памела и Лидия.
На форме у них были нашивки с цифрой «2». Эрих и Лидия невысокие и блондинистые, выглядят куда моложе своего возраста. Памела куда выше и крупнее. Но всем им было по девятнадцать с половиной биологических лет. Погибли они лишь раз, вскоре после нашего появления на Каллисто, причём по глупости — Эрих атаковал тяжелый заградитель вонючек с предельно близкой дистанции. Атаковал лихо, разнёс в пыль и плазму. Вот только «шершень» посекло обломками, а экипаж поймал вторичку и жить им оставалось от силы сутки.
Мы про это не говорим, но все считают, что Эрих после этого вогнал «шершня» в падшего и ушёл «экспрессом» не ради победы, а чтобы быстро погибнуть и не мучаться. Ходят слухи, что, если совершить самоубийство — не воскреснешь, но Эрих и его команда воскресли. Значит, ангелы тоже не всё знают. Или прикрывают глаза на мелкие нарушения правил?
— Слава! — воскликнул Эрих. — С возвращением, пацан!
— Спасибо, — ответил я.
Эрих протянул руку и похлопал меня по голому животу.
— Ути-пути, малыш! Вливайся в наш дружный коллектив! Памела?
Памела с невозмутимым лицом задрала водолазку, продемонстрировав мне крепкие молодые сиськи.
— Летай хорошо, расти долго и настанет момент — ты их не только увидишь! — торжественно пообещал Эрих и заржал.
— И тебе того же, подрастай, малыш, — мрачно ответил я.
Не нравится мне этот идиотский ритуал, придуманный Эрихом. Он великолепный пилот, хороший командир, причём не отсиживается за «пчелами», а сам рвётся в бой. Но не нравится он мне и всё.
На мгновение губы Эриха сжались, но он тут же улыбнулся.
— Отдыхай, Слав.
«Слав» прозвучало почти как slave. Значит, я зацепил его больное место — низкий рост и детское личико.
— Спасибо, — ответил я миролюбиво.
И закрыл дверь.
Ссориться с командиром крыла — не лучшее дело. Но дальше Сатурна не пошлют, ниже «пчелы» не разжалуют.
Зевнув, я снял грузилово, ботинки, стянул штаны и забрался под одеяло. Комнатный искин отследил мои движения и начал плавно гасить свет. Из кондиционера стало задувать прохладой.
«Думаешь, зря?» — спросил я Борю, закрывая глаза.
«Посмотрим», — ответил он рассеянно.
И я почти сразу уснул.
Чтобы увидеть свет.
Глава 3
3
Солнце било в глаза сквозь колпак кабины.
Я был за штурвалом.
Вот только штурвал был странный, кабина странная, пульт странный, противоперегрузочный костюм на мне странный, и я сам тоже!
Размер своего тела, не рост, а именно размер в целом, всё от роста до пропорций тела, учишься ощущать очень быстро, после первого-второго воскрешения. Сейчас я был здоровенный, ну метр восемьдесят минимум, я был во взрослом теле!
И в кабине незнакомого мне истребителя! То, что аппарат военный, а не какая-нибудь грузопассажирская лоханка, я задницей чуял.
— Боря! — заорал я.
«Тихо, я тут!» — отозвался альтер.
За спиной ревел двигатель. Незнакомо, в непривычной тональности. Кокпит был странный, вроде и похожей конфигурации на «пчелу», но другой. Передо мной торчала стойка пульта с диким количеством индикаторов и экранов. Мой взгляд метался, пытаясь понять, что здесь к чему относится, где управление главными двигателями, где маневровыми, где жизнеобеспечение и где огонь. Индикаторы внешнего и внутреннего радиационного фона вообще не пойми где, а как без них? На экранах какая-то хрень, совершенно непонятные сетки координат. Все надписи на русском, почему-то совсем не используется английский, даже там, где это удобнее. Мои ладони в толстых шершавых перчатках сжимали какие-то ручки, усеянные кнопками. Я чувствовал перегрузку, вжимающую меня в кресло.
«Слава, соберись!» — рявкнул альтер. «Соберись и не двигайся!»
Я и не собирался. Я оцепенел.
Я смотрел перед собой — и это был верх, это было небо, в нём сияло солнце, а небо было синее. Тёмно-синее, уходящее в фиолетовое, но это было планетарное небо.
Значит, я в атмосфере, за пультом управления незнакомого истребителя. Им управляют ручками-джойстиками, а не движениями тела в сенсорном противоперегрузочном костюме. Небо синее, планетарное. Синее небо только на Земле.