Но, скорее всего, это опять наша изобретательность. А вот создатели этих символов исходили из простой аксиомы: чем чаще приходится использовать символ, тем проще он должен быть. А главное — он должен копировать манеру движения, чтобы быть естественным в применении. Особенно для боевых и бытовых.
Серп? Оттягиваешь движение, срезая колосья, и двигаешься дальше. Копьё? Совершаешь блок противника и выпад. Не предсказать, когда ты просто бьёшь, а когда используешь знак. И это движение идеально вплетается в рисунок боя. Искра — словно ты высекаешь её из пальцев, ударяя кремень о кресало. Сума — будто развязываешь пальцами узел на мешке.
С административными массовыми знаками всё было куда сложнее, десяток линий, сложный узор. Они явно предназначались для использования в спокойной обстановке или за спинами стражи, которая может прикрыть тебя щитами.
Длань, прижимающая толпу к земле, позволяющая разом остановить град из стрел или преградить путь целому камнепаду. Сон, накрывающий гигантскую площадь. Лик, меняющий лицо до неузнаваемости — всё, на что у тебя хватит фантазии и навыков скульптора.
С ним, к слову, я намучился, последние полгода изгаляясь на телах бандитов и террористах. Увы, красавцы из-под моих пальцев выходили редко, но в большинстве случаев им было уже всё равно.
Так или иначе, кто бы ни создал скрижаль, он сделал это очень давно и обладал к тому моменту чудовищной силой. Хотя вернее её было бы назвать божественной. Сила, одновременно являющаяся и языком. Разделённая на скрижали, вероятно, представлявшие собой древний алфавит. Но не простой, а дающий знающему начертание доступ к невообразимой мощи.
По тем временам. Нет, сейчас они тоже удивляли. То же Копьё при должной сноровке пробивало полметра гомогенной брони. Вполне достаточно, чтобы добраться до двигателя в большинстве моделей танков, хоть и не во всех. Серпом можно срезать как голову врага, так и деревянный столб. Но есть нюанс.
Четыре тысячи лет назад. Да что там, даже две тысячи или одну. Это было невероятным чудом, которому нечего было противопоставить. А сейчас…
Нужно скосить поле? За несколько часов с этим справится одарённый с «Серпом». Или обычный комбайн. Пробить вражескую «черепаху»? Ну, можно, конечно, использовать «Копьё», а можно крупнокалиберный пулемёт. Я уже не говорю о ручных реактивных огнемётах, типа Шмеля. Снайперская винтовка справится в сотню раз лучше, чем любая магическая стрела.
Человечество тысячелетиями училось убивать себе подобных и изобрело то, с чем никакие символы и рядом не стояли. Термоядерные боеприпасы. Кажется, всё, зачем нужны какие-то скрижали и прочая ерунда?
Но как говорится, есть нюанс. Даже два.
Во-первых, знаки, даже один-единственный, делали сражение с обычным человеком непредсказуемым. Они делали смертельно опасным любого безоружного гражданского. А в бою двух профессионалов могли резко изменить баланс. Стать неприятной неожиданностью, финальным козырем. И даже если ты знаешь, чего именно ожидать от противника, они могли менять весь рисунок боя.
А во-вторых, что намного хуже, мы понятия не имели, что ещё скрывается на скрижалях. Да, на нашей пока не было ничего этакого. Та Искра, показавшаяся мне вначале ультимативным оружием, на самом деле просто воспламеняла любой материал, но на очень краткий миг. Тот же песок не стал бы гореть, это не напалм и не термит. Но кто знает, нет ли на одной из скрижалей чего-то куда более мощного?
Например, того, с помощью чего можно было складывать пирамиды? Или разрезать на карьерах гигантские блоки? Или обрушить семь бедствий на народ Египта?
Ведь появился в Палестине лжепророк, наславший на израильтян хищную саранчу. А сколько ещё баек по всему миру являются правдой? Устроить затмение, потоп, цунами… всё это не раз упоминалось в древних книгах, и в Библии в том числе. Пусть её позднее и переписывали под нужды то одной, то другой церкви, а иногда и конкретных пап или патриархов.
— Движение. Несколько джипов! — предупредил Антон, стоящий ближе всех к дороге. — Нам их задержать?
— Да, сколько можете. По возможности в бой не вступать, — тут же ответил я, продолжая раскопки. За время раздумий я опустился на два человеческих роста. Чтобы выкинуть песок, приходилось подниматься по обломкам лестницы, но зато я, наконец, наткнулся на первое свидетельство того, что движусь в правильном направлении.
Подо мной был не песок, а гладкий камень. Словно пол высекли прямо в скале. Но использовав на нём знак Сумы, я почувствовал, что это просто большая плита. Слишком большая, чтобы поместиться одним куском в мой символ, но под ней тоже что-то было, теперь задача — найти вход.
— Это не иракцы, — коротко сказал Сергей. — Судя по одежде либо американцы, либо бриташки.
— Плохо… Какого чёрта они тут делают? — пробормотал я осматриваясь. — Клим, спустись и помоги мне найти вход. Тут должен быть люк или провал ниже.
— Что с гостями делать? — спросил Сергей.
— Не пускать, — коротко приказал я.
— Занимайте оборону, так чтобы вас снайпер не снял, — тут же начал давать распоряжения ГУРовец. — Пусть охрана переставит машины, водителей и пулемётчика по местам…
— Что бы мы тут ни нашли, они не выпустят нас из развалин, — предупредил Клим.
— Это уже их проблема. Не выпустят, выйдем сами.
Глава 17
— Что мы ищем? Нет, я понимаю, что скрижаль, каменную табличку метр на метр…
— В данный момент ищем вход ниже, — прервал я историка. — Это не монолитный пол, под ним находится ещё что-то. И нет, целиком вытащить плиту у меня не получится.
— Может её взорвать? — резонно предложил Сергей. — А потом достать по кускам.
— Есть вероятность, что оно обрушится, завалит внутренние помещения… — говоря это, я шарил по полу руками, то и дело создавая символ Сумы.
— Похоже, они вызвали подкрепление. Пять машин уже на месте, и, судя по туче на горизонте, ещё десяток на подходе. Роту мы тут не удержим!
— И не надо, просто не подпускайте ближе и выиграйте нам немного времени.
Я спрыгнул обратно в раскопки и начал ощупывать полы с утроенной силой. Но либо неизвестные строители четыре тысячи лет назад нашли рецепт бетона, либо сумели выточить цельную каменную плиту больше, чем десятиметровый квадрат. Ругаясь про себя, я сместился к одной из стен и тут же нащупал край.
— Стены… Вы возвели кирпичные стены во внутренних помещениях! — крикнул я, имея в виду смотрителя музея, но особенно не переживая, переведёт ему Сергей или нет. Сейчас главное было в том, что нужно сместиться чуть в сторону. К счастью, мне не пришлось заново зачищать всю плоскость, а просто освободить проход, достаточный чтобы проползти. Времени вылазить из раскопок не было, так что я сваливал обломки прямо на недавно очищенный пол.
— Вам сюда нельзя. В музее лицо с дипломатической неприкосновенностью, а вы явно не граждане Ирака, — раздался где-то над головой голос Сергея. Говорил он на русском, не утруждаясь переводом, но, к удивлению, с той стороны нашёлся переводчик.
— Вы уничтожаете памятник, внесённый ООН в список наследства человечества. И мы, как официальные представители ООН, требуем немедленно допустить исследователей для оценки причинённого вами ущерба, — затараторил собеседник с заметным английским акцентом.
— Не раньше, чем вы предоставите все документы, подтверждающие правомочность вашего нахождения в руинах, — спокойно ответил Сергей. — И не надо мне тут размахивать синими корочками, они никакого отношения к истории и защите памятников не имеют.
— У вас вообще никаких документов, подтверждающих легитимность действий!..
Перепалка перешла в профессиональное русло, ГУРовец грамотно отбивал все посылы, ни на что не соглашаясь, и делал ровно то, о чём я просил — выигрывал нам достаточно времени, чтобы продвинуться дальше. Что мы и делали, вскоре добравшись до лестницы. Если брать от кирпичной стены, получалось, что глубина составляла уже больше восьми метров. А ведь тут и до нас раскопки шли!
— Здесь же нет ничего? — удивлённо проговорил Клим, когда я уверенно дотронулся до незаметной человеческому взгляду щели. А затем крышка, закрывающая проход, просто пропала.
— Вот же нифига себе!.. — проговорил историк, но поймал меня за плечо, когда я сунулся в тёмный проход. — Стой, там могут быть неизвестные бактерии, трупный газ или что похуже. Это место было запечатано больше двух тысяч лет.
— Да, противогазы бы нам сейчас не помешали… — ответил я, а затем использовал Искру, в попытках выжечь возможное горючее. Держался на безопасном расстоянии, да и вряд ли рвануло бы сильно. Но Знак сработал совсем не так, как я рассчитывал.
Неожиданно в темноте одна за другой вспыхнули голубоватые лампы, уходящие вниз. И это спустя тысячи лет! Раздумывать больше было некогда, тем более что время тянули не только мы: чем дольше мы тут топчемся, тем больше сторонников соберут британцы, а потом у них и группа поддержки из местных вояк может появиться.
— Идём, — кивнул я, размотав тюрбан и прикрыв лицо.
Пришлось ползти, но стоило добраться до лестницы, как мы оказались в просторном зале, метров четырёх в высоту и десяти в радиусе. Потому как он оказался круглым. Мы вошли с края, спустились вдоль стены, и я с удивлением оценил смесь аскетичности и небывалой роскоши, которые когда-то соседствовали в этом зале.
— Ничего не трогай, — попросил Клим, когда я спустился с лестницы. — Мы и так навредили этому месту. Сюда бы группу настоящих археологов, всё сфотографировать и задокументировать… Тут одних картин и фресок было шесть штук! А лампы, почему они горят до сих пор? И этот синий огонь, это же не масло и не газ? Они бы давно выветрились.
— Именно, — коротко кивнул я, подавив неприятные воспоминания. — Именно что шесть. По количеству граней у Обелисков.
— Что ещё за обелиски? Египетские? Так, там граней четыре, — спросил Клим, но тут же переключился на рассматривание сохранившегося убранства. — Здесь явно был книжный шкаф со свитками. А тут на стене висел ковёр. Жаль, и то и другое в труху превратилось из-за возраста. Но цвета ещё можно разобрать, пыль не однородная… Посмотри на красоту мозаики! А барельефы!