— Все. Все. Сдаем! — торопила Марина Павловна. — Олег!..
После уроков она сидела в пустом классе, положив руку на голову стоящего рядом Олеги. Тут же виновато горбился Акакич.
— Не понимаю, что происходит, — говорила Марина Павловна, — Все хуже и хуже, с двойки на тройку. Сегодня опять: из четырех примеров один решил.
— Что с тобой, Олег?.. Ведь в той школе отличником был, — пояснил он учительнице. — Может, тебя ребята обижают?
Олега видел, что в дверную щелочку смотрит бдительный Малек, чуть слышно промямлил:
— Нет…
Около аптеки Малек остановился и вручил Олеге рецепт и мелочь.
— А сам чего? — спросил Олега.
— Меня здесь уже знают. Давай!
Олега зашел в аптеку, выбил в кассе чек. Малек следил за ним через окно. Олега неуверенно подал в окошечко чек с рецептом. Аптекарша взяла рецепт, подняла брови и оглядела сжавшегося перед ней мальчишку. Помедлила, но все-таки выложила две упаковки лекарства.
Малек, радостно хихикая, запихнул их в карман.
— А зачем тебе? — спросил Олега.
— Дурак ты, Петух! — засмеялся Малек. — Это же от триппера! Девкам из седьмого за червонец продам!.. Только Слону не говори, понял? Отнимет, гад…
Они быстро пошли по морозной вечерней улице, в толпе спешащих по домам людей.
— Леш, а ты почему на базе? — спросил Олега. — У тебя нет никого, да?
— Не, меня мать в роддоме бросила. У меня губа заячья была, подумала — урод родился. А мне потом операцию сделали. Видишь, шрам, — он задрал верхнюю губу. — Незаметно, правда?
— Она тебя все равно найдет потом, — убежденно сказал Олега.
— Не, у нас если берут, то совсем мелюзгу. Если до школы не взяли, то все… Ты чего, правда, думаешь — тебя мать заберет? Дурак ты, Петух! У нас только у Моти никого нет, у остальных у всех есть.
— Значит, всех когда-нибудь найдут, — сказал Олега.
Они вошли в вестибюль, здесь Малек вдруг запрыгнул ему на спину и, нахлестывая Олегу по заду, заорал:
— Но! Шевелись, кляча!..
Олега поливал цветы в кабинете директрисы. Цветов было много: на подоконнике, на шкафах, на столе, этажерке и телевизоре, в горшках, ящиках и кадках.
— Не жалей воды-то, — сказала директриса, не отрываясь от своих бумаг. — Лень лишний раз за водой сходить?.. Цветы заботу любят…
В кабинет, постучавшись, вошла Любаня.
— Ну, здравствуй, Зарубина, — сказала директриса. — Садись.
Любаня села перед ней, потупив глаза.
— Ну, и что же нам с тобой делать, Зарубина? — выдержав паузу, со вздохом спросила директриса.
Любаня неопределенно пожала плечами.
— А ведь мы договаривались, Люба, — помнишь? — если еще раз появишься у вокзала, будем оформлять в спецПТУ… Я не понимаю, чего вам здесь не хватает? — повысила голос директриса. — Вас что, голодом морят? Или надеть нечего?! Я не понимаю, как же можно самое дорогое, что есть, девичью гордость продавать за десять рублей!
— А за двадцать можно? — не поднимая глаз спросила Любаня.
— Что? — опешила директриса, — Ты еще дерзить будешь? Ну все, с меня хватит! — директриса ударила ладонью по столу. — Давай решать: хочешь в спецПТУ? Прямо сейчас оформляю…
— Не хочу.
— Тогда будем бороться своими силами! — директриса решительно встала и вынула из ящика стола ручную машинку для стрижки.
— Нет! — Любаня в ужасе вскочила, закрывая руками волосы.
— Сядь! Сядь, я сказала! Выбирай — или спецПТУ…
— Не надо! Пожалуйста!
Директриса силком усадила рыдающую Любаню на стул.
— Убери руки! — приказала она. — Опусти руки! Вот так… — она простригла в густых Любаниных кудрях первую дорожку и, уже не торопясь, стала достригать остальное. Любаня больше не сопротивлялась, плакала, бессильно опустив пуки на колени.
Потрясенный Олега смотрел на нее, не замечая, что вода из опущенной лейки течет на пол.
Директриса открыла дверь кабинета, и Любаня, пряча лицо в ладонях, побежала по коридору в комнату.
— Лысая! — в восторге завопил кто-то, и все, кто был в коридоре, бросились следом посмотреть на лысую Любаню.
Директриса, улыбаясь, стояла в дверях. Заметила Олегу и брезгливо кивнула на Любанины каштановые кудри на полу:
— Веник принеси…
Из спальни старших девчонок раздавался смех. Олега приоткрыл дверь. Любаня вертелась посреди комнаты в пышном парике с золотыми локонами до плеч, Белка и другие девчонки стаскивали парик, тот съехал набок, обнажив черный ежик отросших уже волос.
— Люба… — негромко позвал Олега.
Любаня нахлобучила парик на место и царственно подошла к нему, глядя сверху вниз.
— Это… пойдем, чего скажу… — прошептал Олега, пряча глаза.
Они спустились к закутку под лестницей, где ждал их Слон. Любаня глянула на него, на Олегу, прислонилась спиной к стене и насмешливо спросила:
— Ну?
Олега отошел в сторонку.
— А я тебя у вокзала видел, — сказал Слон.
— Ну и что?
— А если директриса узнает, что опять ходишь?
— Ты, что ли, скажешь?
— Хочу — скажу, хочу — не скажу…
Любаня в упор смотрела на него, накручивая золотой локон на палец.
— Пойдем… — Слон неуверенно потянул ее за руку.
— Зачем?
— Ну… сама знаешь… — видно было, что Слон робеет перед Любаней. — Я не скажу, честное слово…
— Да говори, сколько влезет, — Любаня повернулась идти.
— Ну, Любань… Ну, пожалуйста…
— Ты еще заплачь, — насмешливо сказала Любаня.
— Ну, Люб…
— Целуй! — Любаня протянула вперед-вниз руку.
Слон неловко потоптался, наклонился и поцеловал.
— Сюда! — велела она, чуть приподняв юбку и выставляя колено.
Слон покосился на Олегу, наклонился еще ниже… Олеге показалось, что Любаня сейчас врежет коленом прямо в морду Слону, но она только толкнула его, так что Слон сел на пол, надменно глянула на Олегу и пошла под лестницу.
— Слышь, Петух! — торопливо прошептал Слон. — Пойдет кто — свистни!
Олега присел на ступеньку, обхватив голову руками. Когда внизу заскрипела скамья и послышалось громкое сопение Слона, он вскочил, затравленно озираясь, и бросился бежать. Вылетел на улицу и побрел куда глаза глядят, не замечая морозного колючего ветра, бьющего в распахнутый ворот рубахи…
Во дворе, в хоккейной коробке между пятиэтажками слышался стук клюшек. Навстречу пробежал, запинаясь коньками на посыпанной песком дорожке, мальчишка-сосед в оранжевом шлеме поверх ушанки.
— Олега! — он затормозил, чуть не упав. — Ты где был?! Выходи скорей, мы с шестым домом играем!
— Сейчас, — сказал Олега.
Он поднялся на третий этаж и сел на корточки под дверью. По лестнице вверх и вниз проходили соседи, приглядываясь в полутьме, кто это тут сидит. Олега покашливал и зябко обнимал себя за плечи.
Вдруг приложил ухо к двери. В квартире послышались шаги, потом вода из крана на кухне. Он вскочил и надавил кнопку звонка.
Щелкнул замок — на пороге стояла мать, красивая, нарядная. Олега хотел закричать, но перехватило дыхание, он протянул руки и заплакал:
— Мамочка! Наконец-то ты вернулась, я так тебя ждал, наконец-то ты вернулась, дорогая, ненаглядная, наконец-то я туда не пойду, меня там никто не любит, меня там бьют, и Слон, и Мотя, ты не представляешь, как я тебя ждал, и Алка тоже, забери ее скорее, она тебя так ждала…
Мать кусала губы, чтобы удержать слезы, быстро гладила его по голове, прижимала к себе лицом, потом сняла с вешалки пальто и шапку и захлопнула дверь.
— Ты куда? Я с тобой!
— Я сейчас… Ты постой здесь.
— Нет, мамочка, дорогая, я с тобой! — Олега вцепился в нее обеими руками.
— Я на минуту. Ты подожди меня, я скоро вернусь. Только не уходи, ладно? — она оглянулась на чужие двери.
— Ты за Алкой? — догадался Олега.
— Да. А ты подожди меня здесь, хорошо?
Олега торопливо закивал, вытирая слезы. Мать пошла вниз по лестнице, а Олега, счастливо улыбаясь и всхлипывая, снова присел под дверью…
Стало темнеть. Стуча коньками, прошел сосед с клюшкой, он не заметил Олегу в темноте, долго звонил на четвертом этаже, возбужденно шмыгая носом, с порога закричал:
— Двенадцать-двенадцать! Представляешь, ма, судья жухал, как последний гад, две шайбы не засчитал… — дверь захлопнулась за ним.
Снова послышались шаги, мужчина остановился над Олегой, в темноте блеснули очки, и Олега с ужасом узнал Акакича. Он ухватился за дверную ручку:
— Нет! Нет! Не пойду! Мама вернулась! Она меня забрала!
— Пойдем, Олег, — Акакич мягко, но настойчиво потянул его за собой.
— Она сейчас вернется, она за Алкой пошла! — Олега отчаянно вырывался, приседал и выворачивался, но Акакич тащил его вниз по лестнице.
— Ну, пойдем, Олежек, пойдем. Ребята волнуются, куда ты пропал… Мама снова уехала. Ее только на один день отпустили… она весной вернется… А ребята волнуются: куда, говорят, Олег пропал?..
— Неправда! — Олега заплакал от бессилия. — Вы врете все, она вернулась, она меня искать будет. Я ей все про вас расскажу, все, она вам покажет! — он уже не сопротивлялся, слепо брел за Акакичем, плача навзрыд…
В спальне все уже лежали в кроватях. Едва закрылась дверь за Акакичем, Малек поднял голову:
— Ну что, Петух, навестил мамочку? То-то мамочке радости — ждала хахаля, а тут — нате вам, подарочек!
— В сортир теперь под конвоем ходить будешь, Петух! — сказал Слон.
Олега лежал, безучастно глядя в потолок широко открытыми глазами…
В школе он сидел с влажным от пота лбом, изо всех сил, мучительно сдерживая кашель.
— Ты не заболел, Петухов? — спросила Марина Павловна.
— Нет. Нет, — Олега испуганно замотал головой. — Я очень хорошо себя чувствую. Просто поперхнулся…
В спальне Олега горбился над учебником, глухо, с надрывом кашлял, щуря воспаленные глаза. Слон вдруг наклонился, схватил ботинок и запустил в него.
— Забодал, Петух! Полотенце в рот заткни!
Олега встал, зажимая рот ладонью и направился к двери.
— Куда?
— В туалет…