И. АБРАМСКИЙБОР. ЕФИМОВ
СЕКРЕТ ДОЛГОЛЕТИЯ
Дружеские шаржи Бор. ЕФИМОВА
Фотографии, помещенные в этой книжке, предоставлены ее авторами, а также М. В. Лебедевой-Кумач, Е. М. Весениным и Р. А. Вильде из их личных архивов; все они публикуются впервые.
Библиотека Крокодила. 1978 г.
В прошлом году «Крокодилу» стукнуло 55 лет. И уже не за горами шестидесятилетний юбилей нашего журнала.История рождения, становления и возмужания «Крокодила» — лишь крохотная частица истории Страны Советов. Всего две полки в редакционном шкафу занимают годовые комплекты журнала. Но откройте наугад любой из них — и заворожит вас горячее дыхание давно или недавно минувших, но одинаково неповторимых лет.Почему от пожелтевших страниц «Крокодила» не веет чинным архивно-музейным холодком — понятно. Перо фельетониста и кисть карикатуриста запечатлели на них яростную непримиримость борьбы со всяческими врагами нового общества, — и пока такие враги не перевелись, сатирические манеры, способы, приемы этой борьбы не теряют для нас своего самого непосредственного интереса и значения.Поэтому «Крокодил» изучают историки и литературные критики, искусствоведы и журналисты, писатели и социологи.Но едва ли даже самый дотошный экскурс стороннего исследователя в историю «Крокодила» может сравниться с живыми свидетельствами тех, кто делал и делает эту историю своими руками.К авторам данной книжки это относится вдвойне. И не только потому, что оба они стояли у колыбели «Крокодила» — были свидетелями и участниками его создания летом 1922 года. — но и потому, что, несмотря на почтенный возраст, продолжают деятельно участвовать в редакционной работе и по сей день.Как и многие годы назад, регулярно публикуются в газетах и журналах карикатуры народного художника СССР, действительного члена Академии художеств СССР, лауреата трех Государственных премий СССР Б. Е. Ефимова; как и прежде, появляются в печати статьи, выходят в свет искусствоведческие труды заслуженного работника культуры РСФСР И. П. Абрамского.Ну, а в этой книжке их воспоминания о молодости. О молодости «Крокодила», а значит, и о своей собственной.На снимке вверху; авторы этой книжки среди друзей-крокодильцев. Крайний справа — Б. Е. Ефимов, крайний слева — И. П. Абрамский. 1932 г.
Б. Е. ЕФИМОВПЕРВОКРОКОДИЛЬЦЫ
Надо ли доказывать, что большое и почетное место, занимаемое «Крокодилом» в истории советской карикатуры и сатирической публицистики, требует самого бережного и уважительного отношения ко всему, что сохраняет и воскрешает для нового поколения интересные факты и эпизоды, связанные с деятельностью журнала, с делами и личностями «первокрокодильцев» — художников, литераторов, редакторов?
Я лично отнюдь не претендую на роль крокодильского летописца: несравненно больше прав на это имеет Исаак Павлович Абрамский, автор интереснейших записок о различных фактах крокодильской биографии.
Все же мне хотелось бы внести в эту повесть и свою скромную лепту.
«Крокодил», как известно, родился в 1922 году, на пятом году Советской власти. Как и положено каждому крокодилу, он вылупился из «яйца», которым явилось еженедельное иллюстрированное приложение к «Рабочей газете», незадолго до того созданной в Москве. Однако если взглянуть глубже, то подлинной крокодильской колыбелью была вся политическая сатира предшествовавших лет гражданской войны, через агитационную школу и боевую закалку которой прошло большинство художников и литераторов, составивших потом творческое ядро «Крокодила». У каждого из них были, естественно, своя неповторимая творческая биография, свой характер и своя индивидуальность. По их всех закономерно привели в журнал пути-дороги революционной эпохи, пролегавшие от политического плаката, от «Окон РОСТА», от карикатур и фельетонов в красноармейских газетах.
Ведь когда смолкли орудия на фронтах сражений против белогвардейцев и интервентов, когда Республика Советов обратилась к мирному труду, то новые задачи встали также и перед политической сатирой. Плакат гражданской войны, плакат-воин, с честью выполнивший свой боевой долг, уходил в долгосрочный запас. (Родина снова призвала его в строй через два десятилетия, в первые дни Великой Отечественной войны.)
Остатки контрреволюционных банд были вышвырнуты Красной Армией за пределы советской земли, и наглые хари Деникиных, Врангелей и их иностранных покровителей перестали быть основной мишенью советских карикатуристов. Прицел сатирического огня переносится на новые, быть может, менее крупные, но не менее важные в данный момент цели — на «внутренних» недругов советского строя: саботажников, спекулянтов, кулаков, бюрократов, приспособленцев, лодырей…
Партия требует от сатириков неустанной и беспощадной борьбы с конкретными носителями зла, повседневной и энергичной травли всего негодного и вредного, что путается под ногами советских людей, мешает им строить и жить. Такую задачу не могли, конечно, выполнить в полной мере агитационный плакат или газетная карикатура. Жизнь диктовала необходимость новых сатирических средств и приемов. Нужен был периодический журнал политической сатиры. И такой журнал появился — «Крокодил».
Но почему именно — крокодил? Кому и каким образом пришло в голову так странно окрестить орган советской печати, призванный отстаивать оружием смеха нравственные и моральные принципы советского общества, острым словом и меткой карикатурой защищать народные интересы? Что общего между благородными, по выражению А. М. Горького, «социально значительными и полезнейшими» задачами сатиры и столь малопривлекательным, хвостатым представителем «отряда крупных водных пресмыкающихся» (см. Большую Советскую Энциклопедию)?
Надо признать, что в этом вопросе долгое время не было полной ясности. Даже крокодильские старожилы долго не могли договориться между собой о том, кто же, собственно, первый произнес слово «крокодил», когда искали имя новому журналу.
…Жаркий июль 1922 года. Приехавший из Киева никому не известный молодой художник, я, набравшись смелости, принес нарисованную мною карикатуру в «Правду». В «Правду»! Газету, основанную Лениным, которую читают миллионы людей, к голосу которой прислушивается весь мир. И кроме того (это важно лично для меня), на страницах которой печатаются рисунки таких выдающихся карикатуристов, как Виктор Дени и Дмитрий Моор.
С понятным волнением открываю я дверь в редакцию.
Расположение здесь чрезвычайно простое: широкий прямой коридор, в который симметрично с обеих сторон выходят застекленные двери кабинетов и отделов. В коридоре царит оживление — это место встреч, летучих бесед, деловых и неделовых разговоров. В кабинетах более тихо и сосредоточенно. Там идет работа.
Именно в коридоре я и увидел одного из редакторов «Правды». Он шел быстро, слегка размахивая правой рукой, в которой держал длинные полоски газетных гранок. На нем была синяя рабочая блуза, на ногах домашние туфли.
Пробормотав какие-то слова, смысла которых ни он, ни я сам не поняли, я протянул ему свой рисунок.
— Что ж, — сказал он. — Пожалуй, это недурно… Мария Ильинична, — обратился он к женщине, которая в этот момент вышла из стеклянной двери с надписью «Секретариат», — посмотрите-ка эту штукенцию.
У женщины было серьезное широкоскулое лицо, светлые внимательные глаза. Гладко причесанная голова чуть-чуть наклонена набок.
Мария Ильинична взяла в руки мой рисунок, но в эту секунду из секретариата выглянула молоденькая смуглая девушка с криком:
— Мария Ильинична! Верхний!
Мария Ильинична торопливо вернулась обратно, унося с собой мой рисунок, но я успел увидеть сквозь открытую дверь, как она взяла трубку висящего на стене телефона, и услышал ее спокойный голос:
— Это ты, Володя?
Редактор в синей блузе тоже вошел в секретариат, и дверь закрылась.
Впоследствии мне еще не раз придется бывать в «Правде» и показывать Марии Ильиничне рисунки для «Правды» и для еженедельного журнала «Прожектор», который будет издаваться газетой. Не раз буду заходить в секретариат и подружусь с Соней Виноградской (так звали смуглую девушку, секретаря Марии Ильиничны). Я хорошо буду знать, что возглас «Верхний!» означает звонок аппарата так называемого Верхнего коммутатора Кремля, соединяющего редакцию с кабинетом и квартирой Ленина.
Но сейчас я вышел из редакции под огромным впечатлением, размышляя не столько об участи своего рисунка, хотя это меня чрезвычайно интересовало, сколько о том, что мне самолично довелось присутствовать при том, как Мария Ильинична Ульянова — сестра Ленина! — разговаривала по телефону с ним самим, с Владимиром Ильичем! Я был взволнован и взбудоражен. «Подумать только! — повторял я себе. — Скорее написать об этом в Киев, своим!»
Развернув на другое утро «Правду», я увидел свой рисунок. Он был напечатан на обычном тогда месте политической карикатуры — на первой полосе справа. Можно себе представить мою радость.
«Успех нас первый окрылил»… За первым рисунком в «Правде» последовал второй, третий…
А вскоре мне довелось познакомиться с Дени. Кстати сказать, все в том же редакционном коридоре. Виктор Николаевич сказал мне несколько теплых, приветливых слов:
— Семимильными шагами идете, молодой человек. Семимильными. Да… От души поздравляю. Весьма, весьма… Вот недавно у вас там был швейцар нарисован. Здорово. Настоящий старый служака. Эдакий, знаете, «ундер»…
Надо ли объяснять, насколько приятно было мне услышать такие слова от одного из зачинателей советской политической карикатуры. Тем более, что искусство Дени мне очень правилось еще со времен гражданской войны, когда я в Киеве впервые увидел его яркие, беспощадно-язвительные плакаты, высмеивающие врагов Советской власти. Должен при этом сказать, что манера и стиль Дени оказали определенное воздействие на мое развитие как карикатуриста. Я многому учился у Дени, так же, как он сам творчески формировался под бесспорным влиянием великолепного художника-сат