Макс хотел было встать, погреть лапшу, что Наташка любезно оставила с утра на плите, но в штанину вцепился Терри. Не псина, а недоразумение. Мелкий, шальной… Даже из дома выпускать страшно: то за машиной погонится, то коз за ноги хватает. И грязный вечно, хоть целиком отмачивай в тазу с хлоркой. Взял на свою голову.
— Иди отсюда, — проворчал Макс, но Терри взвизгнул от счастья, что на него обратили внимание, и принялся пихать большому хозяину истерзанный теннисный мячик.
Максим лениво бросил игрушку, и через секунду Терри уже снова скакал перед ним. А ведь заводчик предупреждал: джек-рассел-терьер — собака энергичная. Правда, в понимании Беглова, наличие пропеллера в заднем проходе стоило описывать немного другими словами. Он вообще рассчитывал, что сыну лучше иметь веселого друга, чем какую-нибудь ленивую болонку. И к сторожевым собакам ребенка не пустишь. Вроде дрессированные, рабочие, а такая туша, что и самому Беглову порой становилось жутко. Череп, как у кабана! Мало ли, что придет в голову… Вот и купил смешного щеночка с коричневым ухом. Но не учел, что Никитос пойдет в школу, а четвероногий сгусток адреналина переключится на уничтожение домашнего имущества.
Точно, Никита! Еще ехать за ним в школу. За проблемами с участком совсем вылетело из головы. Не сказать, чтобы Макса тяготила роль отца-одиночки, но местные бабы жалостливо вздыхали и по первости дружно предлагали свою кандидатуру на роль мамы и жены. Еще бы не хотеть: и мужчина видный, образованный, городской. Как бы он ни пытался изобразить из себя местного фермера. Высокий, широкоплечий. Брюнет. А глаза какие… Серые, суровые, аж до костей пробирает. И чего уж говорить: при деньгах. Дом вон какой отгрохал! Пять спален! Внедорожник импортный. Трактор немецкий. Сыроварня своя, козы какие- то необыкновенные. И все это добро без женщины пропадает. А главное — вежливый. Не матюгнется, об стену не приложит. Не пьющий. Мечта, а не мужик.
Пришлось один раз втолковать Наташке, которая приходила помогать с козами: ему жена не нужна. Та, конечно, была ничего. Мягкая такая, есть, за что подержаться. Но Максу связываться не хотелось. Деревня — это ж такое место, где каждый знает про соседа больше, чем про собственную жену. Начнутся сплетни, пересуды, и все бы ничего, но не дай Бог, до сына дойдет… Да и от слова «брак» у Макса начинал глаз дергаться. Спасибо, накушались. Поэтому зарекся вблизи дома с кем-то связываться. Так, во время поездки по делам разрядиться с какой- нибудь необремененной мужем и моральными принципами… Но только для здоровья. И никаких свиданий, цветов и намеков на будущее.
Наташка, Наташка. Хоть бы хватило ума позвонить, сказать, что рядом развернули стройку, как в лучшие годы коммунизма! Бестолочь. Сказали ей коз подоить и птицу покормить — на большее ума не хватит.
На отповедь она, конечно, обиделась, но новых попыток совратить Макса не предпринимала. И на хозяйстве осталась, пока он мотался в Чехию отсматривать новых производителей. Зато по сарафанному радио разнесла нужную информацию. Беглов, мол, затворник, а у Никиты мама и так есть. То есть, формально она существовала, но в глаза ее никто не видел.
Любопытство породило разные домыслы. Одни говорили, что она сбежала, потому что ее муженек больше по части своего пола. Не исключено, что этот слух запустила сама Наташка. Другие рассказывали, что его бывшая, такая-сякая- разэдакая, собственную кровинку бросила и уехала с хахалем. И после такого Макс разочаровался в женщинах напрочь. Те, кто придерживался этой версии, очевидно, перечитали дамских романов, и теперь взирали на отца-одиночку со смесью жалости и сладкого умиления. Были и фантазеры, которые считали Макса Синей Бородой. Мол, жену он свою со свету сжил и на заднем дворе закопал. Поэтому теперь и скрывается в глуши. Иначе как объяснить, что живая мать ни разу к своему ребенку не приехала, а Макс бросил бизнес, хорошую жизнь и свалил из Москвы прозябать с козами? Про коз версия тоже была, но, к счастью ее авторов, до Беглова пока не дошла.
Он вообще мог похвастаться неплохим самообладанием, потому что на сплетни никак не реагировал и никому ничего не рассказал, даже когда на прошлую Пасху его усердно спаивали термоядерной самогонкой. Просто если бы не научился блокировать плохие воспоминания, съехал бы с катушек.
Перекусив и побросав мяч неуемному Терри, Макс собрался в за сыном. Никиту он устроил в частную гимназию далеко от дома. Найти ее в этих краях было сущим подвигом, но довольствоваться поселковой школой не мог. Природа природой, а образованием жертвовать было нельзя. Вдруг парень вырастет и не захочет крутить хвосты парнокопытным? В институт сорвется, в Москву или в Питер? Да даже если не вдруг — без высшего Макс бы сына не оставил. Поэтому нужен был приличный контингент и адекватные учителя, пусть ради этого приходилось давать концы в пятьдесят километров и тратить уйму денег на продвинутую программу обучения.
К приезду отца Никита уже оделся и теперь мрачно шпынял носком ботинка скомканную бумажку. Но что хуже всего, рядом с ним сидела учительница.
— Как хорошо, что мне удалось вас застать, Максим Степанович, — не без сарказма обратилась к Беглову-старшему классная Никиты.
Да, Макс не посещал родительские собрания, хотя деньги сдавал исправно.
— Что случилось? — спросил он, мысленно перебирая в голове, как могут звать училку.
Кажется, Сергеевна. Лариса? Людмила? Любовь?..
— У нас произошел неприятный инцидент, — дама покосилась на Никиту, и он ссутулился еще сильнее.
— Что он натворил? — приготовился Макс.
Так ведь всегда: если день не задался, то в глобальных масштабах.
— Никита сегодня ударил девочку, — поджав губы, сообщила учительница тем траурным тоном, которым обычно разговаривают сотрудники крематория.
Макс на мгновение прикрыл глаза, и перед ним замелькали картинки воспоминаний: вот он в третьем классе лупанул портфелем Ивашкину, вот отвесил леща Людке Сергеенко. Не то, чтобы за дело, а потому что дура. Ну, то есть понятно, девочек бить нельзя, но делать из этого трагедию? В глубине души Беглов боялся чего-то пострашнее. Лжи или воровства. А сейчас, пожалуй, даже ощутил нечто похожее на облегчение.
— Это недопустимо! — напирала Как-ее-там-на-Л Сергеевна.
— Совершенно согласен, — со всей серьезностью кивнул Макс. — Я побеседую с ним. Дома.
— По-моему, вы не замечаете, что это тревожный звоночек, — учительница подняла острый подбородок. — Никита, подожди папу во дворе, будь любезен.
Мальчик смерил классную недоверчивым взглядом, будто не ожидал ничего хорошего от ее науськиваний, но во двор все же вышел, как следует, громыхнув дверью.
— Вы видите? — торжествующе всплеснула руками Сергеевна. — С ним происходит что-то не то!
— Давайте не будем делать из мухи слона…
Хуже Макс ничего не мог придумать. Лицо учительницы побледнело, вытянулось, в глазах отразился ужас. Наверное, публичное богохульство или усы на портрете президента произвели бы на нее меньший эффект.
— Что вы такое говорите? — прошептала она. — Ваш сын ударил девочку.
Именно об этом Макс и говорил! Девочку. Обыкновенную девчонку. Зная Никиту, Беглов понимал: речь в лучшем случае идет о незначительном толчке. Да, это было личным позором Макса, но драться его сын не умел. Ген агрессии в нем отсутствовал напрочь. Он даже не любил фильмы про супергероев и трансформеров. Истории о динозаврах по «Дискавери» — пожалуйста. Часами. И если уж Никита кого-то пихнул, то у него на это была веская причина. Значит, девочка усиленно нарывалась. Какими мерзкими бывают девочки, Макс прекрасно помнил со времен собственных нежных лет. Взять хотя бы Тарасову, которая напоминала девушку с веслом и била также. Только без весла. Поэтому чего тут стоять и делать квадратные глаза? Парень же не умирающую старушку избил. Не священника и не юродивого.
— Послушайте, мне внушает опасение поведение вашего сына. Он ведь не драчун! Прилежный мальчик. Я говорила с его учительницей из начальной школы — он всегда был у нее на хорошем счету. Старательный, умненький. Работоспособный. Сейчас — всего лишь пятый класс. Одиннадцать лет — рановато для подростковых гормональных всплесков, не находите?
— Допустим.
— Максим Степанович, я его не узнаю. Конечно, ваше решение было выдернуть мальчика на две недели из учебного процесса… Но я думала, он хотя бы отдохнет! А он приехал замкнутым, нелюдимым. Перестал бегать с ребятами на продленке. Может, у вас в семье что-то случилось? Или произошли перемены? Подумайте, пожалуйста.
— Ничего подобного, — Макс сунул руки в карманы. — Но я поговорю.
— Я много думала о вашей ситуации, — многозначительно произнесла учительница.
— Видите ли, дети не слушают, что им говорят. Они делают то, что видят. Иными словами, берут пример с взрослых.
— Хотите сказать, что я устраиваю показательные избиения женщин у себя дома?
— Не вижу здесь повода для шуток, — сдвинула брови Сергеевна. — Речь идет о судьбе человека, его нравственных ориентирах. Он ведь растет без матери!
И эта туда же! Давай еще, предложи свою кандидатуру, старая перечница!
— Могу я узнать, где находится мама Никиты? — учительница была опытная, но любопытство скрывать не умела,
— Это не ваше дело.
— Она ведь жива? В документах нет льгот по потере кормильца.
— О, да. В добром здравии.
— И когда она в последний раз видела сына?
— Дайте подумать… В марте… Нет, в феврале. Как раз, когда Никите было два года.
— И все?
— Именно так.
— Но послушайте… Я не понимаю… — Сергеевна хватала ртом воздух.
— Это не ваше дело, — повторил Макс. — Это было обоюдное решение. Никакой драмы. У нее своя жизнь, у нас с сыном своя.
— Как вы можете… Что значит «никакой драмы»? Мальчика бросила родная мать! Наверняка, вы проецируете свою ненависть к женщинам на него, и он…
— Вы меня, конечно, извините… — Макс снова попытался вспомнить имя учительницы, но безуспешно. — Пожалуйста. Но сейчас темнеет рано, а я бы хотел доехать до дома засветло. Если нет ничего срочного…