идячим положением.
Так, у меня галлюцинации. Я, кажется, ударилась головой. Сильно.
Узкая улочка, залитая лучами нестерпимо яркого солнца, вилась среди покосившихся домишек. Домишки, синие и красные, зеленые и желтые, теснились под бочком друг у дружки и с любопытством взирали на меня глазами-окнами разных форм и окраски.
Возле меня стояла смуглая старушенция в оранжевом платье, соломенной шляпке с цветами, в круглых очках и с внушительной сигарой, зажатой в уголке рта. На плече старушки сидел натуральный чертенок и размахивал чупа-чупсом.
– Я говорю, – повторила она, – комната не интересует?
«Что это, как не галлюцинации? – промелькнула философская мысль на краю сознания. – Бабушки с чертятами просто так не привидятся».
Однако под цепким и очень внимательным взглядом черных глаз собеседницы я все же произнесла:
– А что вы можете предложить?
Профессиональный рефлекс сработал даже тут. Сначала выясни, что дают, а потом кричи, что не надо. Или не кричи. Все по обстоятельствам.
– Хорошая комната с видом на залив, добродушные соседи, добрая хозяйка, умеренная плата. И это… шубу-то сними, здесь она тебе нужна как рыбе зонтик, я говорю.
В этом был резон. К тому же протянутая сухая ручка старушки оказалась неожиданно крепкой, а хватка – цепкой. Оказавшись на ногах, я быстро сняла манто и перекинула его через руку. В шерстяном платье тоже не фонтан, но все равно как-то получше.
– Где я? – наконец-то задала я тот самый верный вопрос, который стоило задать сразу.
Местность я совершенно не узнавала, но, как подтверждали ощущения, это была самая настоящая реальность, а не галлюцинации и грезы.
– Так в аду, милочка, – невозмутимо сообщила старушка, выпустив кольцо ароматного дыма.
– Где? – оторопела я, решив, что ослышалась.
Ну или просто это такая фигура речи, всяко может быть.
Чертенок, сидевший у нее на плече, закатил глаза и тоненько что-то застрекотал.
– Вот даже не начинай! Видишь, девочка только с неба свалилась, головой ударилась, а ты тут неприличные вещи рассказываешь!
Я смотрела на них, потеряв дар речи.
– Милочка, тебя, кстати, как зовут? – поинтересовалась она.
– А… Ада, – выдавила я, глядя, как чертенок сполз по ее руке, закурил и деловито направился к лавчонке у покосившегося красного домика.
– А меня зови тетушкой Сарабундой, – весело сказала она, ухватила меня за запястье и потянула за собой. – А теперь слушай и запоминай, мы-то вас постоянно видим, а вы каждый раз как свалитесь, так крики, паника и «как я здесь оказалась?». Ну и все такое…
– Постоянно? – переспросила я, едва успевая бежать за нею на каблуках по мощенной брусчаткой дороге.
– А то как же! – важно покивала тетушка Сарабунда. – Все к нам попадают из верхних миров. Сначала верещат, домой просятся, а потом ничего, обустраиваются. Сама понимаешь, ничем особо это местечко от вашей родины не отличается. Приспосабливаться надо так же, как и везде. И ты, судя по наряду, или сама не дура, или пристроилась хорошо. Что, по сути, тоже как дуру тебя не характеризует.
– Ну, спасибо на добром слове, – пробормотала я, глядя под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть.
– Да не за что! – тут же душевно отозвалась она. – Все такие мелочи, милочка, я говорю. Правда, соседи у меня немного экзотичные, но это ничего, в конце концов, они местные, а местным можно все, сама увидишь.
– Мне бы домой, – робко внесла я предложение, вклинившись между ее репликами.
– Домой не положено, отсюда домой не попадают, билет в один конец!
– Как в один? – ужаснулась я.
– Не суетись, – тут же успокоила тетушка Сарабунда. – Думай холодной головой, даже если тебе припекает задницу.
Переваривая совет, я сообразила, что стою в уютном внутреннем дворике. Посредине расположился фонтан, рядом – деревянная беседка, увитая виноградом. В нескольких шагах от нее находилась скрипучая розовая карусель, которую старательно раскручивали жизнерадостные бутузы. Дети как дети, кстати. Немного перемазанные мороженым и с громким визгом прыгающие у качелей, но вполне обычные.
– Детки с другой стороны улицы прибежали, ты не пугайся, – зачем-то сказала моя собеседница.
Дворик чем-то напоминал наш одесский. Двухэтажные дома, несколько внутренних лестниц, спускающихся прямо во двор. И, зуб даю, множество глаз, которые наблюдают за нами из окон.
– Сарабунда! – донеслось сверху. – Кого ты привела?
Я подняла голову и увидела перегнувшуюся через перила хлипкого балкончика с химерами даму цыганской наружности и впечатляющего объема. Большие черные глаза, крючковатый нос, родинка над верхней губой, подбородок… двойной. Но элегантный. Черные кудри, такие, что аж зависть берет. На удивление длинная шея, внушительная грудь и… внушительное все остальное. Возраст определить сложно, но явно давно минули трепетные восемнадцать, несравненные двадцать пять и приувядшие сорок восемь. При этом на лунообразном лице не было ни намека на морщины, а в волосах ни серебринки. Наряд женщины – нечто цветастое, яркое и широкое.
– Цира, это Ада! – громко крикнула тетушка Сарабунда. – Она теперь тут будет жить.
– А-а-а, хорошо. Только скажи ей, чтобы зашла ко мне, я ей погадаю. И пусть не берет мою сковородку из замороченного чугуна, она очень дорого стоит!
– Хорошо! – махнула рукой Сарабунда и тут же буркнула под нос: – Больно тебе нужна та ее сковородка, купила на райской распродаже и носится как с писаной торбой, я говорю.
– А почему вы решили, что я тут буду жить? – поинтересовалась я, переступая через развалившегося на дорожке жирного рыжего кота.
– Мр-р-р, – отреагировал кот и презрительно дернул лапой.
– Извините, – пробормотала я, стараясь не наступить на пушистый хвост.
– Каждый человек должен где-то жить, – невозмутимо ответила тетушка Сарабунда. – Разве я не права? Осторожнее, тут ступеньки с дырками.
– Правы, конечно, – согласилась я, – только дом у меня не здесь.
– Теперь будет здесь, – ни капли не смутилась она. – Вот эта дверь, смотри, какая миленькая.
После ступенек с дырками, сквозь которые можно было разглядеть траву, камни и муравейник, на дверь было страшновато смотреть. К тому же в какую-то секунду мне показалось, что за нами наблюдают еще внимательнее. И этот наблюдатель – мужского пола. Потому что так «раздевать» взором умеют только мужчины определенного статуса, определенного возраста и определившиеся с женщиной.
Дверь и правда была миленькой, чего уж там. Аккуратненькая, чистенькая, с изящной ручкой, витым карнизиком и, неожиданно, кодовым замком.
Тетушка Сарабунда быстро набрала комбинацию, дверь приглашающе распахнулась.
– Идем!
Меня снова ухватили за руку и втянули в коридор.
Не успела я ступить пару шагов, как на меня вдруг что-то напрыгнуло, впечатав спиной в стену.
– А-а-а! Спасите! – взвизгнула я, рефлекторно выставив руки, однако их тут же прижало к бокам, словно кто-то сгреб меня в стальные объятия.
– Уи-и-и-и! – раздался радостный визг, от которого у меня все внутри похолодело, потому что я никогда раньше не слышала таких звуков.
– У тебя совесть вообще есть? Или ты где-то ее потерял? – раздался возмущенный голос тетушки Сарабунды. – Кто так встречает гостью?
– Уи-и! – тут же прозвучало уверенно, и когтистые пальчики погладили мою щеку.
Погладили на удивление ласково, так, что не появилось желания дернуться, а, наоборот, захотелось ощутить это снова. Будто любимый котик лапкой тронул щеку.
И тут же я озадачилась возникшими ассоциациями. Хоть животных и люблю, но подобных мыслей не возникало никогда. Определенно последние полчаса не идут мне на пользу.
– Не верещи, – сурово сказала тетушка Сарабунда. – Слезь немедленно с девочки, она только сюда попала. Не хватало еще, чтобы решила, будто у меня тут живут свиньи, а не бесы.
Если она думала, что сказанное сделает ситуацию легче, то глубоко ошибалась. Фантасмагория какая-то! А бежать некуда – меня кто-то держит!
Щелчок выключателя – и небольшой коридорчик тут же озарило вполне привычным электрическим светом. Зеркало, шкаф, полки, плетенные из лозы, на которых стояло множество керамических фигурок. Ну… мне так показалось.
Но все это я увидела за долю секунды, потому сейчас важнее было рассмотреть совсем не это, а того, кто повис на мне, словно на родной-дорогой мамочке, которая вернулась из годичной экспедиции в Антарктиду.
Оно было ушастое, большеглазое и умильное до слез. Все мохнатое, черное, с маленькими рожками на голове. А еще тяжелое. Если бы не стенка за спиной, то я бы точно шлепнулась назад.
– Уи-и-и, – уже совершенно убежденно заявил он и посмотрел на тетушку Сарабунду.
– Это кто? – осторожно спросила я, все же подхватив его под ноги.
– Это? – уточнила она, подошла, отодрала от меня возмущенного жителя квартиры и поставила на пол. – Это бес-искуситель. Пока еще не очень опытный, я совсем недавно его из питомника вывела, чтоб малость пообжился. А он пристает к красивым девушкам!
– Бес? – хлопнула я ресницами.
– Бес, милочка, – кивнула она. – Хлопотное это дело – разводить бесенек, но я люблю животных, они такие лапочки.
Я покосилась на «бесеньку». Тот, услышав про животное, мигом насупился и демонстративно отвернулся, махнув тонким хвостом с миленькой кисточкой на конце. А потом протяжно вздохнул и повесил уши. Мне почему-то тут же захотелось подойти и сгрести его на руки, покачать, дать чупа-чупс и утешить. Ну прям как племянника Жанки, который своей жалобной мордашкой всегда поражал в самое-самое мягкое и доверчивое женское сердце.
– Ты ему не верь, притворщик еще тот, – хмыкнула тетушка Сарабунда, – чуть что – и сразу начинается вот это вот «ах-я-страдаю».
– Бе-бе-бе, – лаконично отозвался бес, не поменяв положения.
– Но обычно они так реагируют на тех, кого себе выбрали, – как ни в чем не бывало сказала она и поманила меня за собой в комнату.