– Ух, ты! – почти одновременно воскликнули мы, потрясённые зрелищем, а особенно той щедростью, которую проявили пацаны, решив поделиться с нами своим недавно найденным и почти нетронутым богатством…
Мы набили полные карманы мелочью, мысленно представляя, сколько всего вкусного и замечательного можно купить на эти деньги. Кто-то ещё продолжал поиски. Зал был просторный, и не нужно было толкаться, каждый исследовал свой, собственный кусочек от Поля Чудес. Я почему-то вспомнила Буратино и, посмотрев с опаской в окно, сказала:
– А если у нас местные, большие мальчики деньги отнимут?
– Не бойся. Во-первых, никто про это не знает. А во-вторых, нас много и мы пойдём все вместе. Только деньги эти сразу тратить нельзя. Будем постепенно, каждый день что-то покупать. А то родители чего-нибудь заподозрят. Решат, что мы их украли или, чего хуже, кого-то ограбили, – сказал Мишка.
Все, молча, согласились.
Когда мы вернулись в свой двор, кого-то из ребят уже давно разыскивали обеспокоенные родители. Мы разбились на небольшие кучки и, прихватив забытые на детской площадке скакалки и мячи, отправились по домам, прятать в коробки из-под монпансье или печенья найденные деньги.
Тщательно отмыв руки, и стряхнув с платья прилипшие опилки, я вбежала в кухню и заявила, что страшно проголодалась и могу съесть хоть что, даже молочный суп-лапшу.
– Милая, а что ты так сияешь, как начищенный пятак? – спросила мама.
Я, вся вспыхнув, словно боясь, что мама уже обо всём догадалась, брякнула что-то такое, что первое пришло в голову:
– Мамуль, а я твою старинную брошку, наконец-то, нашла. Только её надо немного почистить и всё!
– Ну, вот и хорошо! Тогда давай, кушай скорее, пока аппетит не пропал. Сегодня я твои любимые ватрушки с творогом испекла. И какао наливай, – сказала мама, ставя тарелку со свежими щами перед отцом.
– А я тоже суп хочу! – возмутилась я.
– Светопреставление какое-то! Дочь суп попросила! – удивилась мама…
После ужина, проверив, что мой тайник никто не нашёл, я улеглась спать, мечтая о том, как завтра вместе с Катюшкой мы пойдём в магазин… Я представила, что обязательно спрошу в киоске, не появились ли новые наборы для филуменистов[6]. Мне не терпелось скорее пополнить свою большую коллекцию. Ну и пускай брат считает её дурацкой и совсем неподходящей для девочек. Я знала, это он просто завидует, что у меня есть такое увлечение, а у него нет. Ведь у брата ни на что не хватает терпения. Я думала и постепенно засыпала, грезя о вкусных булочных зверушках, но это будет уже совсем другая, новая история!
История про магазин…
Глава пятаяСорок восьмой… или Магия чисел
В ту пору небольшой город, в котором я жила, считался островком коммунистического рая, затерянным на просторах нашей необъятной Родины. Когда сюда приезжали дальние или близкие родственники с берегов Волги, или же из соседних областей, то реакция на изобилие в ассортименте наших магазинов, как правило, сводилась к одной, но очень ёмкой фразе:
– В ваш город скоро приедет Правительственная комиссия или его посетит Сам, (а тут подразумевалось, что сам Леонид Ильич)…
Но мы-то знали, что это не так!
Я росла. А магазины как были полны всегда различными деликатесами, так и оставались таковыми. Во всяком случае, пока мне не исполнилось семнадцать, и я не покинула наш город, сначала, чтобы просто поступить на биологический факультет, а затем так и остаться работать на кафедре, в стенах старинного Alma Mater[7]. Изобилию тому приписывалось очень простое, но горькое объяснение. Наш шахтёрский городок выдавал на-гора необходимое для страны стратегическое сырьё, так называемое чёрное золото. Зарплаты у горняков были невелики, но этот недостаток с лихвой компенсировался дешевизной и изобилием. Мужчины жили одним днём и никогда не загадывали наперёд… Вот такой был уклад.
Заступая в очередную смену, они брали с собой обед, называемый тормозком, и мысленно прощались с семьёй, ведь трагедии случались очень часто. Десятки шахтёров погибали от взрыва метана, другие задыхались, не находя выхода из заваленных штолен и шурфов. На городском кладбище ежегодно появлялись могилы и, чаще всего, братские. Количество погибших горняков исчислялось, увы, не одной сотней жизней. Одинаково рискованными считалась и работа забойщиков, и труд крепильщиков, и поиски горноспасателей. Но мы росли, не замечая, как быстро старели наши отцы, как рано седели их головы, а в их глазах надолго поселялась неистребимая грусть… Вероятно, потому они с головой уходили, занимаясь любимыми делами: кто мастерил, кто рыбачил. Некоторые имели совершенно немыслимые для такой глуши хобби.
Но всё по порядку. Потому что этот рассказ про наши, совершенно сказочные, конечно же, на взгляд дошколёнка, магазины. Надо отметить, что дети нашего двора, если и не все умели достаточно хорошо читать к семи годам, то считать – будь здоров! Мы, непрестанно тренируя друг друга в таких подсчётах, спрашивали:
– После миллиона что идёт? – или:
– Секстиллион это что?
Потом сами же, перебивая друг друга, и отвечали на эти «каверзные» вопросы.
Наши мамы доверяли нам деньги, когда отправляли за покупками в магазины, совершенно уверенные в том, что сдача будет правильной и не нужно проверять оставшуюся мелочь в кошельке. А магазины располагались на одной улице, немного в отдалении от нашего дома. Слева оставался недостроенный Дворец культуры, а прямо как раз и начиналась Мекка, куда и направлялись мы, чтобы выполнить поручение мам, а также купить себе сладости на разрешённую сдачу или на деньги из поделенных Сокровищ Семерых.
Перейдя перекрёсток и прыгая по ступенькам, а их было ровно тридцать шесть, мы оказывались около первого магазина. В него чаще всего ходили либо сами мамы, либо они брали нас только для того, чтобы помочь донести какую-нибудь не слишком тяжёлую сумку. «Овощи и фрукты» – гласила вывеска над дверью первого магазина. Однако внутри него оказывалось, что эти овощи и фрукты представлены были не в живой, ароматной ипостаси, а как рукотворные пирамиды из консервных банок или как висящие на огромных, высоченных стенах большие натюрморты в золочёных рамах. Картины эти, настолько реалистичные и досконально выписанные, что хотелось дотронуться и оторвать ягодку от грозди тёмного винограда или поковырять вилкой в нарисованном брюхе рыбы… Металлические банки с ярко-зелёными этикетками, на которых были изображены персики или абрикосы, ёмкостью в один литр, считались очень дорогими. А моими любимыми тогда стали стеклянные пол-литровые баночки с протёртыми с сахаром яблоками. Вид у них, конечно, не был таким праздничным, но вкус помню до сих пор. И никакая «Неженка» не идёт с ними, ни в какое сравнение.
Следующий в списке, но самый необходимый по значимости, считался магазин с кратким названием «Хлеб». Все его называли просто – «хлебный». Удивительно то, что кроме обыденных буханок тёмного и белого хлеба там отпускали такие вещи, о которых большинство теперешних взрослых даже и не слышало. Самый яркий и запоминающийся пример: булочные зверушки… Кто придумал выпекать их для ребятишек, и как были изготовлены формы для выпечки этих булочек, для меня так и осталось загадкой, но радость, которую хлебопёки приносили малышам, была неоспоримой. Булочка эта, в диаметре не менее двадцати сантиметров, хорошо прожаренная и блестящая сверху, внутри оказывалась совершенно белой и восхитительной на вкус. Но самое главное, если её вращать, то на глазах изумлённого ребёнка булочный кролик превращался в утку или белочку. Насчитывалось несколько видов таких съедобных зверушек. Для творческого ребёнка существовали и другие варианты превращений булочных зверей… Например, если сначала потихоньку отъесть ушки, то кролик становился мышкой, и так далее. А для детей постарше выпекали шахматный бисквит. Этот бисквит лежал на большом подносе, и вроде бы ничего особенного… Но стоило лишь отрезать от него один пласт – он становился настоящей шахматной доской. Кондитеры хитро переплетали жёлтый, обыкновенный, и коричневый, с добавлением какао, бисквиты, которые при нарезке и формировали съедобную шахматную доску. Бисквитную доску заворачивали в прозрачный целлофановый пакетик, к нему можно было купить набор шахматных фигур или круглые двухцветные шашки.
Такие вещи родители старались купить на праздник или в день рождения, чтобы дети могли, конечно, предварительно тщательно вымыв руки, поиграть в шахматы или шашки за праздничным столом, одновременно съедая срубленные фигуры. После окончания турнира гроссмейстеры и их болельщики доедали, разделив на квадратики, бисквитное поле и оставшиеся шахматные фигуры.
Продолжая путь по асфальтированному тротуару от магазина «Хлеб» и, даже не успев ещё толком отгрызть булочному льву его роскошную гриву, чтобы он стал безобидной кошечкой, я останавливалась перед тоже очень-очень любимым магазинчиком, с ласкающим ухо любого ребёнка названием: «Бакалейный». В магазине три отдела. Только деление на отделы, скорее всего, очень условное, то есть по наличию трёх прилавков. А работало в магазине всего два продавца. Никакой очереди. Никогда. Приходи и покупай. Дети частенько заходили туда, чтобы просто поглазеть на шоколадные витые пирамиды. Пробовали сначала сосчитать количество видов стограммовых шоколадных плиток. Потом тех, что были поменьше, дальше батончиков с различными начинками и, устав от подсчётов покупали себе малюсенькую плитку, двадцати граммов «Сказки Пушкина», которая была сделана в виде гармошки.
Горький шоколад, продаваемый на вес, мы никогда не пробовали и не видели, чтобы хоть кто-то, ну хоть когда-нибудь его покупал… Количество видов шоколадных конфет никто не мог сосчитать, быстро запутываясь в рядах и ячейках. Мы обожали есть шоколадные конфеты: и «Южную ночь», и «Ананасные». Кто-то предпочитал «Озеро Ритц» или же простые «Морские камушки» и пластики школьных ирисок. Словом, то был конфетный рай… Предмет детского восторга и преклонения перед затмевающим любое ребячье воображение множеством шоколадно-мармеладных припасов и способов их упаковки.