Глава десятаяУжасный Урфин… или Новая сказка
– Вова, а, Вов, ты сегодня к Юрке поедешь? – едва проснувшись, спросила я у брата, почему-то надеясь именно на утвердительный ответ.
Юрка был старше Володьки на три года, но, как говорила наша мама, по развитию они с братом были одногодки. Юрка жил рядом со строящимся Домом культуры, но учился в той же школе номер девятнадцать, что и мой брат, хотя тридцать восьмая и двадцать седьмая школы расположились чуточку ближе от его дома.
Я продолжала приставать к брату, потому что очень хотела узнать про деревянных солдат. Юрка хвастался мне, что у него появилась новая книга, продолжение «Волшебника Изумрудного города», той книги, что стояла на моей полочке. Она была далеко не новая, и некоторые иллюстрации уже оторвались от корешка, поэтому постоянно выпадали из книжки, когда я брала её с полки нашей этажерки.
– Дались тебе эти солдаты! Сказки для малышни, вроде твоей Катюшки! А ты-то вроде как переросток. Да и в школу пойдёшь уже. Меньше месяца осталось!
– Если там такие же красивые картинки, как в моей книжке, мне ужасно хочется посмотреть на Урфина Джюса[9]. Может, он и не такой злой! Так себе… – вздохнула я.
– Ты ж вчера весь день Гианэю[10] рисовала. Вот, настоящая книжка! Фантастика! Не то, что какой-то там Урфин Джюс!
– Конечно-конечно, вам мальчишкам фантастику подавай! И притом ты же уже большой! А мама говорит, что нет ничего лучше детства! Вот, когда пойду в школу, тогда и не буду к тебе приставать. Сама в библиотеке книжки стану брать! – хныкала я.
– Ну и бери! Делов-то. Да, не хнычь ты так! Привезу я тебе эту книжку. Лучше скажи, чего там мама про еду сказала? – спросил Володька.
Мама с отцом, как всегда по воскресеньям, позавтракали и ушли на нашу стройку. Отец возился с оградой, а мама поливала огород и пересаживала кустики аптечной ромашки и зверобой во дворе нашего будущего дома. А поскольку их до вечера можно было не ждать, то уходя, они разбудили меня.
– Доченька, я оставила вам с Вовой на плите горячие ватрушки и пироги с мясом, компот. Потом гречку разогреете. На столе огурцы. В общем, голодные не сидите! – сказала мама, закрывая входную дверь.
Вспомнив всё это, я кивнула в сторону кухни и нехотя произнесла:
– Мама там на весь день наготовила. Только мои ватрушки не трогай!
Брат открыл кастрюльку с гречкой, поморщился, а потом, накрыв её плотно крышкой, взял несколько больших пирогов и, завернув их в пакет из-под сахара, сказал, что поест на улице. Выкатил свой велосипед, закрыл за собой дверь, оставив меня одну. Я только недавно тяжело переболела ангиной, поэтому родители велели мне на улицу не выходить и закрыли балкон на оба шпингалета. Верхний мне никак не достать, да и сил отодвинуть его задвижку не хватило бы.
Я подошла к окну, забралась на подоконник и, прильнув к стеклу так, что нос стал напоминать пятачок, пыталась увидеть что-нибудь интересное во дворе. Володька тем временем уже завернул за угол дома и помчался по дороге прямиком к Юркиному дому.
– Хоть бы котика мне подарили что ли, или котёночка малюсенького, – вздыхала я, усаживаясь за стол, на котором со вчерашнего вечера так и лежали листочки, где я пыталась нарисовать неземную девушку с зелёными волосами.
Володька дал мне вчера посмотреть свою новую книгу. На обложке был её портрет. Да и сама книга так и называлась, как звали инопланетянку – «Гианэя». Мне сразу понравилась её необычная внешность, и я пыталась поподробнее узнать, во что она была одета: «…Пассажиры вечебуса были одеты очень легко, большинство – в светлые, из тонкой материи костюмы, но все же летняя жара давала себя чувствовать: день был безветренным. Среди них сразу обращала на себя внимание высокая девушка в белом платье, более коротком, чем обычно носили в это время. Странный зеленоватый оттенок её кожи, изумрудно-сапфировый отлив густых черных волос, ничем не покрытых, точно девушка не замечала зноя, косо поставленные глаза, приподнятые к переносице – удивительно длинные и кажущиеся вследствие этого более узкими, чем они были на самом деле, – всё выдавало в ней человека не земной расы. От белых туфель до колен стройные, красивой формы голени были обвиты перекрещивающимися узкими белыми лентами, закрепленными тоже белыми, как будто металлическими, пряжками в виде удлиненных листьев какого-то неизвестного растения…»
– Поняла, сказал брат, которому уже не терпелось продолжить читать эту книжку.
– Теперь можешь рисовать сколько угодно! – заключил он.
Я разукрашивала свои рисунки цветными карандашами, чтобы чем-то себя занять. И вообще мне не нравилось, что иллюстрации в романе какие-то плоские и совсем-совсем не неземные. Я полагала, что всё инопланетное должно быть ярким и сверкающим. А эти рисунки были какие-то очень уж будничные.
Я рисовала и раздумывала, но… Разве я могла представить, что через какие-нибудь десять лет, стоя на обледенелом крыльце нашего кирпичного дома, который сейчас ещё не достроен, я увижу нечто фантастическое. То, что очень изменит моё отношение к привычным вещам, вернее, позволит мне почувствовать и понять их намного глубже, чем я когда-либо могла себе это вообразить.
Звук поворачивающегося ключа в замке прервал мои размышления, а Володька, даже не разувшись, как был в кедах, прошёл в зал и положил передо мной новенькую большую книгу… Да! Это был «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»! Я ахнула и с такой благодарностью посмотрела на брата, что он не выдержал и сказал:
– Ну, не будешь больше слёзы крокодильи лить? Смотри, а на картинке он и вправду ужасный! – брат ткнул пальцем на изображение злого столяра и таинственно проговорил:
– Ууурфин Джуууус!
– И ни капельки не страшно! – произнесла я и уселась поудобнее на старую бабушкину чёрную оттоманку разглядывать и читать новую книгу.
Глава одиннадцатаяИстория про Красную Шапочку… или пироги с Астрономией
Эмма Рудольфовна позвонила и сказала, что не сможет прийти на их с мамой посиделки, так как устала после сложной операции и буквально не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Мама вздохнула, оценив то количество румяных пирогов и ещё дымящийся курник и решила, что всё это добро нужно срочно спасать. Она велела мне накинуть кофточку с капюшоном, а сама, расстелив белое льняное полотенце на дно корзинки, положила туда большую часть вечерней выпечки. Протянула её мне и спросила:
– Ты же помнишь, где живёт тётя Эмма?
– Ага, но она опять будет там меня вареньем закармливать. И чай её зелёный я совсем не люблю, – пожаловалась я.
– Милая, ты же понимаешь, что так она заботится о твоих глазках, а черничное варенье – очень полезное и вкусное!
– Вот и ешьте его сами! Я отнесу твоей Эмме пироги, но только сразу домой, – ответила я, отправляясь с поручением и бубня на ходу ещё что-то в том же духе.
Настроение было испорчено, ведь меня оторвали от созерцания новых наборов спичечных этикеток, которые я ещё толком так и не успела рассмотреть, а тем более разложить их в альбомчики для марок. Брат подшучивал надо мной:
– Вот, видишь! Неправильное у тебя хобби. Для твоих этих этикеток даже альбомы не выпускают. А название! Это просто ужас!.. Филуменист.
Я совсем не сердилась на Володьку, пусть себе завидует! Зато, с каждым новым набором я могу узнавать о различных вещах, о которых вовсе не пишут в моих детских книжках.
Я шла по тропинке, вытоптанной между кустиками жёлтой акации. Сорвала маленький стручок и, сделав свистульку, уже немного повеселела, продолжив свой путь. Эммин дом стоял напротив строящегося Дома культуры. А в зелёном заборе, огораживающем строительную площадку, я вдруг заметила слегка сдвинутую в сторону досточку. «Наверное, кто-то из мальчишек решил пополнить свои запасы мелочи, не дожидаясь общего собрания и дальнейшей “экспедиции”», – подумала я. И сама не заметила, как свернула с тропинки и пошла прямиком к зелёному забору.
Поднявшись на второй этаж, я прошла в ту самую Сокровищницу. Но никого из ребят там не оказалось… Только я хотела потихонечку выбраться из комнаты наружу, как вдруг заметила, что в дверном проёме стоит незнакомый мне мужчина в сером рабочем халате.
– Это ещё что за Красная Шапочка? – спросил он, разглядывая мой капюшон, свалившийся мне по самые брови, когда я наклонилась, чтобы посмотреть среди щепок, а вдруг, опять заблестит какой-нибудь полтинник.
– А в корзинке действительно пирожки? – продолжал он, заметив моё перепуганное лицо.
– Да, пироги. Я несу их маминой подруге. Только вот побежала за котёночком, а он куда-то спрятался… Вы не видели его? – придумав на ходу ну хоть какое-то правдоподобное объяснение своему вероломному вторжению на территорию закрытой строительной площадки, – тихо прошептала я.
– Бегает тут какой-то время от времени, но сегодня я его ещё не видел, – произнёс он, уже не таким строгим голосом.
– А чья ты будешь, может, я твоих родителей знаю? – спросил мужчина.
Я ответила.
– Ого! Петра Степаныча дочка значит. Ну что, передавай батьке привет от Василия Ерёмина. Давай-ка, я тебя провожу, не дай Бог, споткнёшься ещё! – с отеческой заботой проговорил он.
– Вы ведь сторож, дядь Вась? – догадалась я.
– Да, смышлёныш!
– Тогда, вот, держите! – я протянула ему три больших пирога. – Мама напекла их целую уйму! Хоть вам будет, что съесть, а тётя Эмма всё равно одна…
Он положил пироги на стол, на газету, сначала разложив её, а затем, свернув, чтобы не стали они ужином для вдруг взявшихся откуда-то мух…
– Хорошо! Щедрая твоя душа! Но, чур, уговор! В следующий раз, когда захочешь своего котёнка поискать, приходи с отцом. Он-то знает, что я после аварии на инвалидности был. Теперь вот, сторожем здесь стал…
– Покажу тебе звёздное небо. Красоты такой, небось, не видала, а, Красная Шапочка? – шутил старый папин приятель, доведя меня до забора, и помахал на прощание правой, единственной, рукой.