Полковник смутился. Он что-то недоговаривал, чувствовал себя не в своей тарелке. Завел очередной роман – поскольку супруга держит на голодном пайке? За этим кадром следовало понаблюдать…
Начальник инженерно-технического отдела подполковник Рубич упорно не мог понять, что он здесь делает. Почему его вызвали на беседу с представителем Главка? Хорошо сложенный, с волевым лицом, он идеально смотрелся бы на плакате «Ты сильней и крепче год от года – армия советского народа!»
Какая Вдовина? Какое убийство?
– Вы не из Главного управления, – догадался Рубич, и глаза его сузились в щелки. – Не стали бы лица вашего уровня интересоваться смертью женщин легкого поведения.
– С чего вы взяли, что гражданка Вдовина – женщина легкого поведения, если вы не были с ней знакомы?
– Потому что трое отсюда уже вышли, – буркнул подполковник и сразу поскучнел. – И такие колоритные типажи! Рискну предположить, что подобные нравятся женщинам.
– Тоже рискну предположить, – хмыкнул Кольцов, – что и вы из той же когорты. Предлагаю не ходить вокруг да около, Дмитрий Марьянович. Время позднее, пора спать. Вы были знакомы с Вдовиной, вас видели. Причем совсем недавно. Не надо юлить, говорите правду. Чего вы боитесь? За супружескую неверность к стенке не ставят.
То, что их видели только раз, да и то на задворках, Михаил предпочел не говорить. И оказался прав. Представитель армейской интеллигенции дружил с головой и выбрал меньшее из зол. На его губах застыла сардоническая усмешка – она давалась непросто. На этот раз все предстало ровно наоборот – не Белла занималась поиском мужчины, которого можно заарканить, а Рубичу требовалась женщина! Не писать же объявление в газету… Семья есть, но без детского смеха в квартире. Супруга занимает ответственную должность заместителя директора Дома культуры. А поскольку директор Лютиков Пал Палыч любит приложиться к бутылочке, то жена фактически возглавляет местный очаг культура. Дама строгих нравов, вся в делах, какой тут секс? Раньше знала, что это такое, теперь забыла. Считает, что пора прекращать в таком возрасте (38 лет) заниматься глупостями, в жизни есть много другого. И супруг это должен понимать, а не лезть с непристойными намеками. Развод чреват потерей должности – у супруги родной дядя занимает высокий пост в командовании КБВО. Приходится крутиться.
К Белле присматривался несколько дней – нашептали добрые люди, что она всегда «за». Столкнулся с ней в магазине, предложил поговорить на «пленэре». Белла не устояла перед красавцем, встречались они на природе, в лесу, дважды в кинозале на последнем ряду (если кто-то считает, что это не эффективно, то он не прав).
Однажды рискнул, привел Беллу домой в отсутствии супруги, но не понравилось, то же самое, что играть в русскую рулетку. Однажды, прикрывшись капюшоном, проник в квартиру к Белле. Тоже не понравилось. Он отметил нечто странное: Белла не заводилась, ее что-то терзало, и она тоже боялась. Посматривала в окно, прислушивалась к шуму в подъезде. Получала разрядку и охладевала к любовнику. Можно подумать, что у нее есть муж. Но мужа не было. Белла перестала «прилипать», сделалась задумчивой, пугливой. Однажды обмолвилась, что в субботу собирается съездить в Речицу, проветрить голову. Рубич предложил составить ей компанию. Белла испугалась. Во всяком случае, пожалела, что упомянула Речицу. Стала отнекиваться, придумала неубедительную причину, почему он не должен с ней ехать…
– В общем, быстро надоело, – резюмировал подполковник. – Мне плевать, что вы думаете про мораль, про семью и все такое. Мою ситуацию не назовешь семейной жизнью. Жаловаться не хочу, но и оправдываться не буду. Мы расстались тихо-мирно, по взаимному, так сказать, согласию. Я сказал, что мы больше не встретимся, она пожала плечами: мол, ладушки. Ни слез, ни истерик, даже как-то приободрилась. Это было три недели назад. С тех пор мы даже на улице не сталкивались. Жалко девчонку, но зачем мне ее убивать?
– И все же задам дежурный вопрос, Дмитрий Марьянович. Где вы были в вечер ее смерти?
– Дома, – буркнул подполковник. – Где мне еще быть? Вернулся в половине седьмого вместе со всеми. Натальи дома не было, опять допоздна работала в своем клубе. Приготовил ужин, поел, лег отдыхать. Да, сбегал в магазин за картошкой – овощной до восьми работает, – но быстро вернулся. Больше не выходил. Наталья пришла около десяти, сказала, что на улице шумно, вроде убили кого-то. Поужинала, потом сидела допоздна со своими бумагами… Почему вы так смотрите? Нет алиби – значит, виновен? Нет, вы о чем-то другом думаете, – Рубич растерялся.
«Дурак ты, подполковник, – подумал Михаил, глядя в спину уходящему подозреваемому, – жена тебе изменяет в своем ДК, а тебе этот факт даже в голову не приходит. Неплохо баба устроилась…»
Страсти в городке кипели нешуточные. Романы, измены, обманутые ожидания. Выбор досуга, мягко говоря, невелик. Ох уж эти защитники Отечества. Стало неприятно – словно самого окунули во все это.
Глава одиннадцатая
В субботу на въезде в часть произошло громкое ЧП. Ничего подобного еще не случалось. Погода безнадежно испортилась, с раннего утра хлестал дождь, лил, не переставая. Небо потемнело, низкие тучи плыли прямо над головой. Иногда дождь стихал, затем разражался с новой силой. Потоки воды текли по обочинам, затопили водоотводные канавы.
Запрет на выезд из части продолжал работать. Но желающих и не было. Непогода притушила недовольство. Съежились деревья и кустарники, пропали люди. На КПП под навесом мялся часовой в брезентовой накидке с капюшоном. Автомат пришлось спрятать под накидку – благодаря чему на спине вырос горб. Похолодало – солдат переминался с ноги на ногу, прятал руки в рукава. Проверки в этот час он мог не опасаться.
По трассе к КПП подъехала машина – что-то невзрачное, вроде «Жигулей» второй модели, – остановилась метрах в тридцати от шлагбаума. Дальний свет фар слепил часовому глаза. Из машины проорали что-то оскорбительное в адрес лично этого бойца и всей Советской армии в целом. Событие исключительное, в Белоруссии, где в годы войны погиб каждый четвертый, солдат любили.
Часовой не реагировал. Машина подъехала ближе, человек, сидящий рядом с водителем, высунул голову. Он продолжал орать – матерно, обидно. Мол, вертел он на приборе всю вашу долбаную армию, в которой одни чмошники и тому подобное.
Националистические традиции были характерны лишь для западных областей – да и от тех очистились еще в сороковые, физически уничтожив белорусских «бандеровцев». Но иногда кое-что еще всплывало.
Солдат сделал вид, что снимает автомат с плеча, но брань из машины не утихала, наоборот, стала двухголосой. Боец вышел из-под навеса, чтобы шугануть хулиганов, в этот момент грохнул выстрел! Стреляли для острастки (как-то уж чересчур – на поражение). Но выглядело все по-настоящему.
Часовой отскочил под навес, стал неловко стаскивать автомат – запутался в накидке. Снова прогремели выстрелы. Стреляли из берданок, тратя время на перезарядку. Машина медленно отъезжала задним ходом. Пуля попала в закрытый шлагбаум, срикошетила, разнесла стекло в караульной будке.
Часовой присел на корточки, трясущимися пальцами снял оружие с предохранителя. Распахнулась дверь, выскочила бодрствующая, а за ней и отдыхающая смена. Многие не успели натянуть накидки, бежали рассупоненные, но с автоматами наперевес. За их спинами разорялся начкар:
– Рассыпаться, взять нарушителей! Стрелять в воздух!
Водитель «Жигулей» прибавил скорость – машина пятилась рывками, виляла. Незнакомцы продолжали стрелять. Легковушка притормозила, в трансмиссии что-то хрустнуло. Стрельба оборвалась. Караульные бросились к машине, самозабвенно паля в воздух. Часовой, поколебавшись, присоединился к ним – сбросил накидку, сдернул с плеча автомат.
До машины оставалось метров десять, когда она опять пришла в движение – рванула задним ходом. Бойцы бежали за ней с негодующими криками. Начальник караула так и не рискнул отдать команду стрелять на поражение. Все свободные от дежурства караульные бежали по дороге. Никому не пришло в голову, что их просто выманивают!
Дождь стоял стеной, видимость была паршивой. Бойцы отдалялись от КПП. Водитель выжал газ – машина сделала вираж, он переключил передачу, до упора вывернул баранку. «Жигули» едва не свалились в водосток, но кое-как удержались на дороге, стали стремительно удаляться.
– Огонь по колесам! – кричал начкар.
Солдаты беспорядочно стреляли, разбилось заднее стекло, пули покорежили бампер, то место, где должен крепиться регистрационный знак (его не было). По колесам никто не попал – и немудрено в таких условиях. «Жигули» улепетывали на полной скорости, водитель сильно рисковал так гнать на скользкой дороге. Но, видимо, родился в рубашке…
Никто не видел, как в это время со стороны части через шлагбаум проскочил человек. Очередное размытое пятно. Он был закутан во что-то влагонепроницаемое, голову закрывал капюшон. На КПП никого не было, все события происходили дальше. Незнакомец пробежал, пригибаясь, несколько метров по дороге, свернул к обочине, присел, чтобы перепрыгнуть через залитый водой водосток. Могло получиться – до густого подлеска оставалось метров десять. В этом лесу – ни колючей проволоки, ни опасной топи – все осталось сзади. Можно двигаться лесом, выйти на дорогу – и весь мир у твоих ног…
Но злоумышленнику не повезло. Нога поплыла, и он съехал в канаву. Извернулся, упав на корточки, стал выбираться на ровный участок, используя все четыре конечности. Снова собрался прыгать, но тут его заметили!
Начальник караула бежал последним, обернулся по воле случая, засек серое пятно в мутной хмари. Лейтенант был остроглазый, да, собственно, и не дурак, учился на своих же ошибках. Догадался, что означало это представление. Крикнул поставленным голосом:
– Прекратить стрельбу! Все за мной! – и помчался олимпийскими прыжками обратно по дороге.
Незнакомец запаниковал. Оружия у него не было, быть схваченным не хотелось. Он понял, что не успеет добраться до леса, выбежал на дорогу и бросился обратно к шлагбауму.