Notes
1
Взрослые. Дети тоже люди, но не задают подобных вопросов.
2
Знаю, что и взрослых авторов (их обычно называют просто «авторами») иногда спрашивают, не хотят ли они написать что-нибудь для детей, но, очевидно, это два очень разных вопроса. «Читатели интересуются, не планирую ли я написать детскую книгу, – говорит Мартин Эмис в своем интервью для BBC. – Отвечаю: возможно. Но только в случае серьезного поражения головного мозга». (С Мартином Эмисом мы пересекались лишь однажды, когда нас обоих пригласили выступить на благотворительном мероприятии. Несколько недель я готовился отомстить за себя и своих товарищей по цеху – представлял, как подойду к микрофону и обрушу на недруга поток уничижительного сарказма. Но когда дошло до дела, я струсил. В живом общении Эмис, разумеется, был безукоризненно вежлив; правда, его шутки в тот вечер были плосковаты [а мои – вполне остры], это принесло мне некоторое внутреннее удовлетворение. Как минимум я доказал, что детские авторы умеют быть такими же мелочными, мстительными и злорадными, как и творцы «настоящей» литературы.)
3
Список таких унижений может быть бесконечным, вот некоторые из них: собеседник признается, что ему тоже всегда хотелось сочинить детскую книжку – ну потому что «это же так просто»; или объявляет вас «большим ребенком»; или допытывается, есть ли у вас свои дети, а если у вас их нет, задумчиво произносит: «Странно!»; или: «Детский писатель? Как мило!». «Кстати, это не вы написали "Кота в шляпе"?» – Нет, не я. Это был Доктор Сьюз, он умер в 1991 году. Не знаю, бывали ли в истории времена по-настоящему уважительного отношения к детской литературе, но могу точно сказать, что мы с вами их не застали.
Почти на каждой автограф-сессии случаются два-три взрослых читателя, которые, как правило, подходят за автографом последними и смущенно оправдываются: «Вообще-то у меня нет детей, я просто люблю детские книги…» Эй, прекратите оправдываться! Любить детские книги – это круто!
4
Даже в библиотеках, где – о чудо! – детям позволено самостоятельно бродить вдоль полок и выбирать, кому что нравится, выбранные книги почти всегда приходится предъявлять взрослым – только после этого можно будет унести их домой.
5
Читать детские книги я начал… скажем так: в детстве.
6
Поэзия и научно-популярная литература для детей также активно развиваются и заслуживают отдельного рассмотрения, но, так как меня интересует в первую очередь художественная проза, о ней и пишу.
7
А иногда они бывают без текста – книги-картинки из одних картинок.
8
Или просто «романов», как их обычно называют.
9
Я не собираюсь перечислять все жанры, но назовите любой – и мы, вероятно, найдем соответствующую детскую книгу. А не найдем, так будет хороший повод ее написать.
10
Которую обычно называют просто «литература».
11
Вам не встречался этот мем Ричарда Скарри?
12
По поводу следующей цитаты у меня нет своего мнения, но было бы преступлением ее не привести: «А самые лучшие мойщики окон не роняют свои ведра с водой!» – рядом с этим текстом собака моет окно второго этажа, а ее ведро уже накренилось и сейчас выплеснется на стоящего внизу медведя в униформе охранника. Стоит отыскать эту книгу хотя бы ради того, чтобы полюбоваться глупейшим и отрешенным выражением на медвежьей морде. Немалая часть гениальности Скарри, а также причина, по которой его книги, несомненно, переживут работы его многочисленных подражателей, – в том, как легко он вбрасывает в свой идеальный мир элементы хаоса, злоключений и даже злодеяний.
13
А подростки – на книжки «для детей».
14
Родители и педагоги тоже вносят свою лепту: торопя события, они настойчиво предлагают детям вместо книг с картинками повести и романы «постарше». Взрослые полагают (ошибочно), что толстая книга всегда сложнее и глубже тонкой.
15
Но и ужасные книги бывают хороши! Хотя один из главных моих тезисов заключается в том, что дети имеют право на великую литературу, точно так же они имеют право и на какую угодно ерунду. Мы ведь с вами тоже любим иногда расслабиться и получить удовольствие от плохой литературы (плохой телепередачи, плохого кино), разве нет? Однако радости плохой детской книги взрослым обычно недоступны, и мы искренне недоумеваем: как они могут наслаждаться таким кошмарным, с нашей точки зрения, чтивом?
16
На самом деле от такой перемешанности детские книги даже выигрывают. Граница между «настоящей» и «коммерческой» литературой, которая на взрослом рынке всегда очевидна и строго охраняется, для детских книг выглядит гораздо более размытой: здесь самые яркие и значительные произведения могут оказаться также и самыми читаемыми. Например, последние несколько недель лидерами продаж среди детских книг в США остаются «Там, где живут чудовища» Мориса Сендака (1963) и «Баю-баюшки, луна» Маргарет Уайз Браун (1947) – два странных, по-настоящему экспериментальных литературных произведения.
А можете вы себе представить, чтобы в рейтингах продаж взрослых книг на первых местах появились «Улисс» Джойса и «Собрание стихотворений Эмили Дикинсон»? Они и не появляются, увы. Книги «Там, где живут чудовища» и «Баю-баюшки, луна» давно считаются классикой, и это, конечно, помогает делу. Но, думаю, не менее важно то, что они не простаивают на полке с надписью «Классика». Часто их выставляют рядом с бестселлерами каких-нибудь интернет-звезд или со снеговиком Олафом из диснеевской серии «Холодное сердце». Это делает книгу «Баю-баюшки, луна» не только более доступной для поиска, но и в целом более доступной: ведь «Классика» – ярлык, который одних привлекает, а других отпугивает.
17
Упоминаю об этом исключительно потому, что фанаты научной фантастики славятся особой придирчивостью к подобным деталям (что никоим образом не принижает ни их любимый жанр, ни их самих!)
18
Надеюсь, вы не из тех дотошных фанатов, которые меня сейчас поправляют: «Хм, вообще-то это "Откровение Старджона". А "Закон Старджона", сформулированный впервые в рассказе "Клаустрофил", звучит так: "Ничто не может всегда идти как надо"».
19
Типичный пример плохой детской книги – когда взрослый автор, закоснелый в своей взрослости, пытается докричаться через эту пропасть до маленького читателя.
20
Гарантирую, что это последнее в книге упоминание Теодора Старджона – прямо скажем, не самого популярного фантаста XX века… А, нет, еще кое-что: Sturgeon, как известно, означает «осетр», и эта рыбья фамилия вдохновила Курта Воннегута на создание его знаменитого персонажа Килгора Траута (Trout, как известно, означает «форель») – халтурщика от научной фантастики, плодовитого и неудачливого сочинителя того самого мусора, о котором говорится в «Законе Старджона». Мне всегда казалось, что Траут был задуман Воннегутом как своего рода прививка от уничижительных нападок на фантастику, верх самоиронии и в каком-то смысле полная противоположность воинственного «Закона Старджона». («Ты хотел сказать, "Откровения"!»)
21
Надеюсь, понятно, что детская литература при этом не может быть проводником всех моральных, политических, психологических и сексуальных истин, присущих исключительно взрослой жизни, – нелепейшее требование, однако некоторые люди продолжают настойчиво предъявлять его к детским книгам. Это как требовать от мясницкого ножа, чтобы он идеально резал хлеб. Детская литература не углубляется в подобные темы, поскольку они пока не волнуют ее читателей. Считать взрослые проблемы высшей целью любой литературы – нарциссизм взрослых. По мере взросления человек обретает новые возможности и перспективы, но теряет старые. Мы и растем, и уменьшаемся одновременно. Детская литература должна служить интересам ребенка, взрослые могут эти интересы не разделять. Но могут и разделять. И иногда искренне удивляются смыслам, которые они находят на страницах детских книг.
22
Не считая многих взрослых, которые их не любят, потому что «дети так раздражают, не слушаются, и не поймешь, чего от них ждать», – все это таким тоном, каким можно сказать: «Да ну, я не люблю кориандр».
23
У меня долго не получалось завязывать шнурки. На перемене учительница не выпускала меня гулять во двор, пока я не уяснил, как это делается.
24
Стоун был также автором и иллюстратором «Монстра в конце этой книги» – маленького шедевра, который я перечитывал снова и снова, но на первом месте все равно оставалась пленившая мое воображение «Улица Сезам». Только сейчас, пересматривая старые выпуски вместе с сыном, я осознаю, под каким сильным впечатлением я тогда находился.
25
Мне иногда кажется, это единственное, что мы точно должны.
26
Не знаю, соответствует ли это описание когнитивных, языковых и социальных навыков пятилетнего ребенка современным научным взглядам на детское развитие, и понятия не имею, в какой степени оно отражало представления 1930-х. Я просто знаю, что Маргарет Уайз Браун права. Сам я давно уже перестал читать академические труды по развитию ребенка. Это было увлекательно, но бесполезно и в итоге только мешало моей работе – приходилось слишком много думать о вещах, в которых лучше полагаться на интуицию. Все мои знания о том, что детям понятно или непонятно, что их развлекает и увлекает, что заставляет их переживать, смеяться и задумываться, взяты исключительно из моего собственного опыта: я читал детям вслух и рассказывал истории. Я как тот сельский врач, который научился вправлять кости, пронаблюдав десятки вывихов и переломов на ферме. Только в моем случае помогли не переломы, а поездки в Техас, где я читал свои книги, а шестьсот детей (дело было в спортзале) меня слушали; если бы моя «теория детского развития» оказалась неверна, я бы не выбрался оттуда живым.
27
Таких обычно называют просто «великими американскими авторами».
28
Маргарет Уайз Браун умерла в возрасте сорока двух лет во французской больнице, спустя две недели после несложной операции: решив продемонстрировать, что уже здорова, она резко взмахнула ногой, будто собралась танцевать канкан, – это вызвало отрыв тромба и смерть.
29
Hey diddle diddle the cat and the fiddle… – начало старинного английского детского стишка, в котором появляется кот со скрипкой, а корова прыгает через луну; Rose is a rose is a rose… («Роза есть роза есть роза…») – знаменитая строка-парадокс из поэмы Гертруды Стайн «Святая Эмили». (Прим. перев.)
30
Несколько лет назад, собирая материалы для иллюстрированной книги о жизни и творчестве Маргарет Уайз Браун, я приехал на Бэнк-стрит, где школьный архивариус разрешил мне заглянуть в личное дело Маргарет, – и там, между старыми фотокарточками и напечатанными на машинке отзывами и отчетами, я и нашел это эссе. Я читал его с трепетом, но и с грустью. Эта работа одного из наших величайших детских авторов, нигде не публиковавшаяся, почти сто лет пролежала невостребованной в железном сейфе, в коричневой картонной папке, да, похоже, и сохранилась только благодаря педантичности библиотекарей. Одно из очевидных последствий заниженной культурной оценки детской литературы – оскудение дискурса: у нас нет строгой литературной критики; нет, несмотря на существующие разногласия, серьезного и честного публичного обсуждения; обзоры и рецензии в средствах массовой информации, ориентированных на широкую аудиторию, – великая редкость; и как же остро нам не хватает текстов, подобных этому эссе, в котором выдающийся детский автор излагает свою философию и делится своими подходами! А теперь маленькое сравнение. Помните знаменитую цитату Пикассо: «Каждый ребенок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста»? Так вот, выяснилось, что, скорее всего, он этого не говорил. Мы лучше храним то, чего Пикассо, по всей вероятности, не говорил о детях, чем то, что детский автор уровня Пикассо точно о них сказал.
31
Скопировано с сайта Школы на Бэнк-стрит. Школа эта до сих пор существует, мотивирует и вдохновляет.
32
Мы с женой не позволяем сыну смотреть «Полярный экспресс» – анимационный фильм, в котором сгенерированный компьютером Том Хэнкс с мертвыми глазами появляется как минимум в шести разных ролях, включая кондуктора поезда, Санта-Клауса и восьмилетнего мальчика. На наш взгляд, анимация в фильме отвратительная, содержание слащаво-сентиментальное, а всё вместе – полная белиберда и в этическом плане, и в эстетическом. Но как только к нам приезжает моя мама, она немедленно включает внуку «Полярный экспресс». Ну что ж, бабушка на то и бабушка.
33
Хотя исторически именно библиотекари в США всегда давали самый мощный и организованный отпор засилью дидактизма в детской книге.
34
А бывают еще авторы и редакторы, которые делают это по принципиальным соображениям, так как верят в то, что детская книга должна поучать. И это, пожалуй, хуже.
35
«Ребенок за столом». (Прим. перев.)
36
«Книга для детей». (Прим. перев.)
37
Хорошо известно в тех кругах, в которых хорошо известны пособия по этикету XV века.
38
«О дети юные, / Моя книга сочинена единственно для вашего обучения». (Прим. перев.)
39
Кэрролловское «Да что ж это за книга такая, – подумала Алиса, – без картинок и без разговоров?» многие сегодня прочитывают в том смысле, что взрослым книгам Алиса предпочитает детские. Но на самом деле это, конечно, камешек Кэрролла в огород детской литературы – сухой и морализаторской, какой она была в то время. (Теперь моралистов стало труднее отследить: сегодняшние детские книги поучительного содержания часто полны красочных картинок и оживленных диалогов.)
40
«Монах и мальчик». (Прим. перев.)
41
Эти строки я сочинил только что, но меня беспокоит, что, возможно, они уже до меня были кем-то сочинены и вставлены в книгу и теперь ее автор начнет слать мне рифмованные угрозы или придумает еще что-нибудь недоброе.
42
Герой служит истории, которую мы рассказываем, пример для подражания служит обществу. Отношение героя к нормам морали может заключать в себе интригу; отношение примера для подражания к ним же – ясно и так. Я встречал множество людей, которые уверены, что персонажи в детских книгах всегда должны вести себя образцово, потому что – а как же: вдруг читатели начнут подражать нехорошему поведению? Это абсолютное непонимание и ребенка, и детской книги. Дети не подражают просто так всему, что написано в книге. А персонаж, принимающий ужасные решения, – на самом деле двигатель сюжета и одна из глубинных радостей чтения.
43
Вопрос, который после выхода новой книги мне задают чаще всего (еще одно доказательство, что в глазах взрослых роль детского писателя сводится к разъяснению урока), звучит примерно так: «Что, по-вашему, дети должны вынести из этой книги?» Каждый раз мне хочется забросить моего интервьюера в ближайшее озеро (если он, конечно, умеет плавать и при этом вода в озере некомфортно прохладная, а не смертельно холодная). Да, конечно, отпуская от себя книгу, я ожидаю от читателя эстетической и интеллектуальной реакции, даже целого спектра реакций. Но разъяснять детям, что они должны думать и чувствовать, – совершенно не мое дело. Это уже какая-то антилитература. Зачем автору, что бы он ни писал, отвечать на такой вопрос? И зачем читателю его задавать? Ответ только все испортит.
44
То есть издательства Harper & Row. (Прим. перев.)
45
«Паутинка Шарлотты», «Там, где живут чудовища», «Шпионка Гарриет», книжки про Квака и Жаба, «Щедрое дерево», «Стиви», «Гарольд и фиолетовый мелок», «Франсис пора спать» – этот список можно продолжать и продолжать.
46
Маргарет Уайз Браун была равнодушна к традиционным сюжетным построениям. В ее историях встречаются неожиданные и странные изломы повествования, но они завораживают, и иногда невозможно понять почему.
47
Нестандартная, но допустимая в стихах авторская пунктуация (перед обращением нет запятых) позволяет услышать goodnight – «спокойной ночи» как определение к следующему слову, и кажется, что для засыпающего зайчонка это не просто луна, а «спокойноночная луна». Такое маленькое волшебное превращение. [В русском переводе Марины Бородицкой эти запятые стоят, но, если при чтении они не выделяются голосом, луна точно так же превращается в «баю-бай-луну». – Прим. перев.]
48
На этом месте первая страница заканчивается! Текст обрывается так неожиданно, что невозможно не перелистнуть страницу, – этот прием используется во многих книгах-картинках.
49
В авторском тексте тут определенный артикль. (Прим. перев.)
50
Хотя, конечно, лучше взглянуть своими глазами. Картинку можно найти в сети по словам «Goodnight Moon». [Или «Баю-баюшки, луна». – Прим. перев.]
51
Эта картина – иллюстрация из другой книги Браун и Хёрда, «Как зайчонок убегал», в которой мама-зайчиха упорно преследует своего сына (из любви!), а он храбро стремится обрести личное пространство. По-моему, жутковатая история. (Но книга – прекрасная.)
52
Дословно: «Спокойной ночи никто». (Прим. перев.)
53
Стрелки на часах в начале и в конце книги показывают, что прошел час и десять минут.
54
И мне интересно: в зеленой комнате из «Баю-баюшки, луна» действительно висит картина, на которой заяц ловит зайчат на удочку, – или она возникает только в воображении зайчонка?
55
А «засыпательные» стихи Маргарет Уайз Браун – на прощальное слово.
56
Дети так и называют свои первые относительно толстые повести или романы – «книги с главами»: можно сказать, что это американский школьный жаргон. А вот на жаргоне американских издателей «книги с главами» – это совсем другое: маленькие текстовые книжки для самостоятельного чтения, к которым дети переходят сразу после «первого чтения». А книги потолще, от «Пиноккио» до «Шпионки Гарриет» и «Гарри Поттера», издатели относят к категории «для средних классов». (Дополнительную путаницу создает то, что «средние классы» и «средняя школа» звучат похоже, но в среднюю школу в США ходят дети с шестого по восьмой класс, а книги «для средних классов» читают в основном ученики начальной школы, то есть до пятого класса. Ну полная неразбериха!) Оторванность профессионального жаргона от обозначений, понятных самим детям, – еще одно свидетельство глубокого разлада между читателями и создателями детских книг. Мне еще ни разу не приходилось слышать, чтобы ребенок сказал: «Я читаю книги для средних классов». Но книжный бизнес этого либо не замечает, либо не интересуется.
57
Это объяснимо: предполагается, что книжку-картинку детям читают взрослые, поэтому вполне допустимы незнакомые слова и достаточно сложный синтаксис.
58
Догадываюсь, о чем вы сейчас подумали: как так, с раннего детства носил матроску и обыскивал шкафы взрослых дядь в поисках секретных дверей в иные миры – а звездным спортсменом так и не стал?!
59
По иронии судьбы в следующие пять лет (пока я не стал профессиональным писателем) на всех работах я неизменно оказывался лицом, ответственным за детей. Правда, я больше им притворялся, иногда неудачно.
60
Уайт не был противником всех библиотекарей. Но с одним из них – вернее, с одной из них, а именно Энн Кэрролл Мур, влиятельной руководительницей детских служб в Нью-Йоркской публичной библиотеке, у него были большие разногласия. (Энн Кэрролл Мур враждовала и с Маргарет Уайз Браун.) Мур ненавидела книгу Уайта «Стюарт Литл», потому что – в обычной человеческой семье вдруг рождается мышонок, как такое может быть? И что это за финал, если читатель вынужден гадать, что станет с мышонком дальше? Мур считала, что подобные книги – «плод больного воображения», детям нельзя такое читать. Уайт был явно не согласен: «Письмо мисс Мур заключает в себе предположение, что существуют правила, которыми регулируется написание книг для детей, и правила эти столь же строги и незыблемы, как правила большого тенниса. У меня нет в этом уверенности». Время доказало правоту Уайта: во всем мире «Стюарт Литл» считается теперь классикой. Однако спор о «правилах, которыми регулируется написание книг для детей» – битва между жесткой ортодоксальностью и дерзким новаторством – не утихает и сегодня.
61
А если вы читаете ее на итальянском, тогда ура!
62
Когда мы только познакомились с Давиде и Джулией, Давиде сказал мне, что в Италии «Барон на дереве» Кальвино рекомендован для чтения в школе. (Возможно, для вас, если вы читаете мою книгу на итальянском, это не новость, а я вот до сих пор удивляюсь.)