Первым теленком Эмили – матерью Джейка – была Наффилд. При рождении Наффилд была темно-темно-коричневой с белой мордой. И некоторое время мы звали ее Эмили II. Но через несколько месяцев, к нашему удивлению, она перелиняла: коричневая шерсть сошла, и медленно, но верно Эмили II превращалась в черную. Ее странное переименование было связано с тем, что, когда тракторная компания Leyland купила тракторную компанию Nuffield, они перекрасили оранжевые тракторы Nuffield в синий. Через некоторое время часть синей краски облезла, уступив место оригинальному оранжевому цвету. Отсюда и новое имя Эмили.
Мы уже не надеялись получить от Наффилд теленка. Она просто не беременела.
Мы почти отчаялись. Но затем решили дать ей еще один шанс: в помощь быку их стада добавить искусственное осеменение.
Наффилд забеременела. Но только через девять месяцев мы поняли, что успешными оказались обе попытки. Она произвела на свет двойню: абсолютно разных близнецов, Красную Рут и Черного Джейка. Рут была красной с белой мордой, Джейк – абсолютно черным. Если бы мы не присутствовали при их рождении, то не поверили бы, что близнецы могут быть настолько разными. Эмили была дружелюбна, Наффилд – абсолютно независимой, а близнецы были восхитительным сочетанием этих двух характеристик: легкомысленными и доверчивыми, но в то же время способными отстаивать свои позиции. Наффилд очень гордилась ими, и мы тоже.
В последующие месяцы мы узнали о некоторых необычных качествах, которыми обладали Джейк и Рут. Оба они были очень умны, могли принимать решения в любых обстоятельствах, и при этом не гнушались обращаться к нам за помощью, когда это было необходимо. Джейк подходил ко мне на поле и тянул за пальто зубами, чтобы привлечь мое внимание.
Первый теленок Рут был настолько же крошечным, тощим и хрупким, насколько сама Рут была прямоугольной, крепкой и сильной. Маленькая Рут нуждалась в бесконечной, терпеливой заботе в течение нескольких месяцев. Нам пришлось уговаривать мать выходить на пастбище без нее, потому что, конечно, она не хотела оставлять своего теленка.
Однако вскоре она поняла, что мы позаботимся о Маленькой Рут, и выработала свой распорядок: паслась в течение двух или трех часов, затем возвращалась в коровник, чтобы мы могли сдоить немного молока и дать его теленку в бутылке. Затем она снова уходила. (Ее поведение предвосхищало поведение Толстой Шапки II, о которой чуть позже). Постепенно Маленькая Рут набралась сил и стала сопровождать свою мать. В промежутках мы приучали ее есть сено, срезали и приносили ей разные виды трав. Она отдавала предпочтение ясколке, которую мы усердно искали специально для нее.
Джейк же вскоре стал самым важным на ферме – и не по собственному мнению. Он в отличие от большинства быков вовсе не был тщеславным. Он был великолепным: полностью черный, покрытый грубой шерстью зимой и мягкой и шелковистой – летом, с неизменным плотным завитком на лбу. У него были аккуратные, сильные, черные ноги и добрые, умные, понимающие глаза. Мы все любили его и восхищались им, как и все стадо. Он был воспитанным и никогда не задирался, хотя был в три раза сильнее всех остальных. Даже самое маленькое животное могло оттеснить его от пучка сена. (Обычно в тюке семнадцать пучков сена, весом около восьми фунтов каждый.)
Джейк нам доверял: мы никогда его не разочаровывали и не особо тревожили. Он был счастлив, регулярно общался с матерью и к тому времени уже с тремя сестрами. (Наффилд снова родила близнецов: Августу и Октавию, которые были одинаковыми, черными с белыми мордами, точно такими же, как и сама Наффилд.)
Мы решили сделать Джейка главным быком стада. Он идеально для этого подходил: был прост в обращении и совершенно не агрессивен.
Однажды мне потребовалось провести его через всю ферму из группы, в которой он провел всю зиму, в группу побольше, расположенную в полумиле. Было бы жаль срывать с места всех коров из-за того, что понадобилось одно животное, поэтому я стала аккуратно подталкивать Джейка в сторону от стада в направлении ворот, которые вели в рощу. Он недоуменно посмотрел на меня. Я подтолкнула его посильнее, и он пошел вперед.
Мы двигались через темную рощу. И он полностью мне доверял, полагая, что я никогда не отведу его туда, где ему не понравится. Я же похлопывала и подталкивала его, говоря что-то ободряющее и убедительное. Так мы добрались до выгона, и Джейк, вежливый, как всегда, дождался, пока я открою ворота, а потом тяжело ступил в ручей и пошел вверх по грязному берегу. Затем он еще раз обернулся, в его глазах застыл немой вопрос, и я снова заверила его, что он не будет разочарован, когда мы доберемся до места, и еще раз подтолкнула его вперед.
Наша долгая прогулка по ферме была довольно приятной, но я все время была в напряжении. Хотя Джейк шел медленно, казалось, даже болезненно, как скучающий и утомленный старик, я знала, что в мгновение ока он может превратиться в точку на горизонте, если пожелает. Наконец показалась вторая половина стада, и Джейк снова повернулся ко мне, как бы показывая, что понял, зачем мы так долго шли. А затем поспешил присоединиться к своим новым друзьям.
У Джейка был один недостаток. Но он не принадлежал к числу пороков, которые обычно свойственны быкам: ему нравилось вдыхать пары угарного газа из выхлопной трубы «Ленд Ровера». Сначала мы не замечали того, что он делает. Обычно мы ездили в поля на машине, доверху загруженной тюками с сеном: не менее десятка внутри, и еще два-три были привязаны к багажнику на крыше. Если день был холодным, как это часто бывает, я оставляла двигатель включенным: выскакивала из машины, чтобы быстро разворошить тюк, пытаясь при этом увернуться от жаждущих голов, рогов и копыт. Затем я запрыгивала назад и ехала дальше, повторяя этот трюк с определенной периодичностью и следя за тем, чтобы сено было распределено равномерно по как можно большей площади: у самых мелких и робких животных должна быть возможность выбрать себе пучок, чтобы их сразу не оттеснили в сторону более самоуверенные. Когда Джейк замечал, что машина подъехала, он огибал «Ленд Ровер» слева и начинал в экстазе вдыхать выхлопы. Мы поняли, что он делает, когда однажды в своем энтузиазме он стал тереться головой о бампер, все еще вдыхая углекислый газ. Он так увлекся, что «Ленд Ровер» начал качаться из стороны в сторону. Окрики не помогли, пришлось выйти из машины, тогда я и увидела, чем он занят. После этого мы всегда глушили двигатель, даже в самую холодную погоду.
Необычное поведение требует внимания
Первая Толстая Шапка запомнилась нам на всю жизнь. Она была шортгорнской породы. Изначально ее звали Харриет. Но она рано растолстела и поэтому получила прозвище Толстая Шапка (в английском языке Fat hat – прозвище для толстяков. – Прим. перев.). Мы стремились увеличить количество шортгорнских коров и надеялись, что Толстая Шапка принесет нескольких дочерей. Но она родила девять сыновей подряд. Десятый теленок оказался девочкой нежного клубничного оттенка. Мы назвали ее Шляпкой, позднее она сама подарила нам 11 телят. Следующий теленок Толстой Шапки был бледно-голубым бычком по кличке Голубой дьявол. Он был очень эгоистичным, властным теленком, единственным, кого она не взлюбила. Конечно, она ухаживала за ним, но испытывала заметное облегчение, когда он убегал играть с друзьями. Маленьким, он был обычным теленком, но когда начали проявляться личные особенности, стало очевидно, что у него не только независимый, но трудный и требовательный характер. Первые девять мальчиков, все красные и все дружелюбные к матери, но не к людям, получили кличку Ронни. Двенадцатый теленок Толстой Шапки оказался еще одной телочкой клубничного оттенка, по кличке Соломенный Берет (Straw Beret, созвучно слову strawberry – клубника. – Прим. перев.). Ее последним теленком была палевая Толстая Шапка II.
Толстая Шапка была особенной по нескольким причинам. Она предпочитала мужчин женщинам, но в целом не любила людей. Она никогда ни о чем не просила и ни в чем не нуждалась: ни в помощи с отелом, ни в дополнительной пище. Она никогда не болела. Фактически, ей было около двадцати лет, когда мы впервые ей понадобились.
Однажды теплым летним днем я обнаружила ее во дворе, когда все остальное стадо было далеко на выпасе. Необычное поведение требует внимания. И когда я подошла поближе, то увидела, что проволока от ограждения опутала ей все четыре ноги. Я сразу подумала, что будь у меня целая команда помощников, ее трудно было бы сдержать: скорее всего она бы начала сопротивляться и затянула бы проволоку еще туже. Я же была совершенно одна, позвать было некого. Но, казалось, она просила меня о помощи – впервые в жизни ей понадобился человек. Я наклонилась и, говоря самым уверенным тоном, на какой была способна, ухватилась за край проволоки. Корова не пошевелила ни единым мускулом. Я начала раскручивать провод, ни на минуту не забывая о том, что она в любой момент может меня лягнуть. Но казалось, корова понимала, что я справлюсь с этой задачей, только если она будет мне во всем помогать. Она стояла совершенно неподвижно, пока я разматывала, раскручивала, вытягивала и удаляла проволоку кусок за куском.
Мне нужно было приподнимать по очереди ее ноги. И не по очереди тоже. Это заняло довольно много времени, но в конце концов мне удалось ее высвободить. Прежде чем выйти на поле, она обернулась и посмотрела на меня. Мне хотелось бы думать, что это было невольное признание того, что и люди бывают иногда полезны.
Немного об именах и чуть больше о скорби
Конечно, у всех наших животных есть имена, и у многих есть прозвища. Часто прозвища оказываются настолько удачными, что об именах и не вспоминают.
Если не считать ласковые прозвища, первой на ум приходит корова по кличке Полдень IX. Она была обычной, совсем ничем не примечательной, пока не родила теленка необычной окраски: яркого красно-белого бычка. Он не ходил, как все остальные телята, а скорее путался в собственных ногах (в английском языке – bumble. – Прим. перев.). И эта его особенность так бросалась в глаза, что его мать стали называть Миссис Бамбл (игра слов, имя персонажа романа Диккенса «Приключения Оливера Твиста». – Прим. перев.). И кли