В один из дней человек, пробывший к тому времени на ферме весьма непродолжительное время, забежал на кухню, чтобы сообщить мне о том, что одна из коров очень громко и требовательно мычит. Он попросил меня пойти с ним и посмотреть, что не так. Покинуть кухню в тот момент я не могла – у меня сгорело бы печенье. Поэтому я сообщила, что ему придется напрячься, раскрыть в себе ранее неизведанные способности к описанию и поточнее рассказать о том, как выглядит корова, чтобы я хотя бы поняла, о ком идет речь и как именно она мычит. Я рассудила, что ничего страшного не случилось. А все дело было в том, что она потеряла из виду своего теленка. Затем я в деталях описала пропавшего детеныша, чтобы он смог его разыскать и воссоединить семейство.
Как я уже говорила, коровы мычат по самым разным причинам: страх, недоверие, гнев, голод или страдание. У каждой коровы, более того, есть своя собственная манера задавать вопросы: иногда взглядом, иногда странным тихим «му».
Однажды холодной февральской ночью, уже после полуночи, меня разбудило коровье мычание. Мычали не от беспокойства или скуки, не от голода или боли. У этого мычания была определенная цель. И цель эта состояла не в том, чтобы меня разбудить. Я должна была подняться и выйти, причем немедленно. Я еще не знала, что это мычала Араминта. Я знала только то, что мне надо спешить на помощь ей и ее семье.
Я накинула банный халат и ощупью спустилась по черной лестнице, быстро натянула резиновые сапоги на босу ногу, осознав, что идет дождь, схватила плащ и побежала: с крыльца, потом по дорожке, стараясь одновременно застегивать пуговицы и пробираться между кустами. Араминта все еще мычала. Было очень темно, но тратить время на поиски фонаря я не могла. Поэтому шла на звук. Темень была непроглядная. Приговаривая ласковые слова, я на ощупь нашла ее и поняла, что вымя у нее переполнено молоком. Я подвела корову к стойлу, надеясь, что после дойки ей полегчает и она перестанет мычать. В это же время я осознала, что ее сын Дон (в память о сэре Дональде Брэдмене) или заболел, или умер – ее молоко никто не сосал целый день. Я также поняла, что пронзительное мычание должно было сообщить мне не о том, что ей дискомфортно, а о том, что я должна помочь ее сыну, так как сама она ничего не могла сделать.
Когда я накормила и подоила ее, я взяла фонарь и объяснила ей, что она должна показать мне, где Дон. Коровы, отдающие должное человеческому интеллекту, иногда заблуждаются, полагая, что мы всеведущи. Когда я открыла дверцу стойла и вытолкнула Араминту наружу, она просто остановилась. Я боялась, что она снова замычит, чтобы напомнить мне о необходимости искать ее сына. Поэтому я снова подтолкнула ее, на этот раз в сторону, с деловым видом, как будто знала, куда именно нам надо идти. Она последовала моим указаниям. Через 50 ярдов я остановилась. Она остановилась тоже. Тогда я развернула ее и подтолкнула в ту сторону, откуда мы пришли. Наконец она сообразила, что я понятия не имею, куда идти. Тогда она развернулась сама и пошла в первоначальном направлении с удвоенной скоростью. Я последовала за ней.
Мы нашли Дона через три поля. Он стоял на ногах, но выглядел очень печально. Его жутко раздуло, в таких обстоятельствах смерть может наступить внезапно. Он не хотел двигаться, но я заставила его пойти домой, его мать шла рядом с ним. Когда мы дошли до двора, я закрыла его в маленьком загоне для скота, чтобы он стоял спокойно, и принесла длинную резиновую трубку, которую мы держали для таких случаев. Придерживая ему челюсть левой рукой, я постепенно пропихнула трубку вниз по пищеводу в желудок. Удерживая конец трубки правой рукой, другой я начала массировать ему левую часть живота, пока лишний воздух не вышел наружу.
И хотя я помогла Дону в ту ночь, и он и его умная старая мать потом лежали, прижавшись друг к другу на соломе в сарае, позднее эта проблема возникла вновь. С одобрения ветеринара время от времени я повторяла те же действия. Но в конце концов необходимость небольшой операции стала очевидной. В итоге Дон совсем поправился, но заняло это почти два месяца. Странно, но на протяжении всей этой истории он сохранял счастливый вид: когда он испытывал дискомфорт, он прекращал есть и пить, но не выглядел обеспокоенным, и уже через несколько минут после оказания помощи шел к кормушке так, как будто ничего не произошло.
Коровы принимают правильные решения
Как я уже говорила, первую дочь старой Толстой Шапки мы назвали Шляпкой. А Шляпка родила одиннадцать телят, среди которых отдельно стоит отметить Белесую Шляпку, Маленькую Шляпку, Питера Шляпкина и Золотую Шляпку. Первого теленка Белесой Шляпки мы назвали Епископом Даремским. По какой-то причине она не отнеслась к материнству серьезно, и хотя большинство вещей она делала правильно – кормила, ухаживала и оставалась с ним, она была немного вялой, определенно не донимала его опекой, да и молока у нее было мало. Поэтому Дарем психологически был адекватным, но физически – довольно маленьким и медленно развивающимся.
Мы решили, что ему нужен прикорм. Но стояла поздняя осень, и на пастбище уже не было заслуживающей внимания травы. Поэтому было решено докармливать его нами же выращенным ячменем и давать дополнительную порцию сена часа через два после того, как поедят остальные животные. Вскоре он научился отличать не только мужчин от женщин, но и двух разных мужчин примерно одинакового размера друг от друга. Он никогда не просил одного и того же человека о еде два раза за один день. Но если к нему приближался кто-то новый, теленок изо всех сил старался дать ему понять, что в этот день бедняжку еще никто не накормил. Довольно часто эта уловка срабатывала. После Дарема у Белесой Шляпки был граф Уорик, а затем герцог Ланкастерский, который заслуживает отдельной истории (см. стр. 93).
За годы работы мы выяснили, что если крупному рогатому скоту предоставлены нужные условия для жизни, животные принимают очень правильные решения. Им нужен постоянный доступ к укрытию от непогоды, чистой воде и хорошей еде, нужны свобода от стресса и определенный уровень стабильности.
Если по прогнозу погоды должен пойти дождь, но крупный рогатый скот настаивает на том, чтобы остаться на открытом пастбище в середине зимы, или если в середине июня ожидается хорошая погода, но животные подходят к коровникам и просят их пустить внутрь, мы прислушиваемся к их желаниям. В один из июньских вечеров они все пришли толпой, как раз перед началом ливневой бури, которая застала всех врасплох. Несколько часов спустя, в 1:30 ночи, дождь кончился, погода улучшилась, и животные пожелали вернуться на пастбище. Они высказывали свои пожелания так громко, что перебудили все деревни в округе.
Мы покорно и поспешно встали и вели их по дороге к более интересному пастбищу, когда нас остановил изумленный полицейский. И был большой соблазн сообщить ему, что мы вывели скот на обычную ночную прогулку.
Я уже говорила о том, как важно предоставить животным постоянный доступ к укрытию от непогоды. Сгодится все: деревья, хранилища, стены и коровники. Однако самым важным и универсальным природным укрытием является живая изгородь.
Многие современные писатели, как и писатели прошлого, лирически описывали такую многофункциональную живую изгородь. У каждой старой изгороди есть своя история. Можно подсчитать, во что обошлась ее посадка, почему ее посадили там, где посадили.
Безумие уничтожения живых изгородей нельзя недооценивать. Те тысячи миль, что были выкорчеваны, – это не только урон живописности видов. Ушли в прошлое розы, янтарные, белые и нескольких нюансов розового, которые каскадами свисали с верхних веток в мае и июне, превращаясь позднее в ягоды всех оттенков. Бесчисленные дикие виды располагались на этих «ответвленьях леса», как их называл Вордсворт. Птицы любят селиться группами и вьют в изгородях гнезда, устраивая в них эдакие подобия многоэтажек. Не говоря уже о том, что это идеальное место для хранения птичьих запасов на зиму. В разросшейся изгороди можно найти шиповник, сливу, бузину, райские яблочки, боярышник, орехи, терновник, желуди, ясеневые крылатки и ягоды жимолости.
Робкие существа находят безопасный приют, протискиваются сквозь колючие заросли ежевики, чтобы убежать от бесстрашного барсука. Кролики, сони и мыши-полевки – все находят здесь укрытие, а особенно уязвимые птицы, гнездящиеся на земле, получают дополнительный шанс на выживание.
На этой ферме были высажены параллельно две изгороди по обе стороны от проселочной дороги шириной в десять футов. К тому времени, как мы здесь поселились, живые изгороди разрослись, стали толстыми и сильными и достигали в высоту около двенадцати футов. Сегодня, тридцать лет спустя, их высота составляет от тридцати до сорока футов, они сплелись над дорогой и сформировали арку, что сделало убежище не только более живописным, но и более удобным. Все коровы знают, где находится это дополнительный «коровник», и зимой используют его как убежище от холода, а летом прячутся там от жары.
Возможность укрыться от дождя тоже важна, но здесь есть свои нюансы. Группа взрослых животных прекрасно переносит самый сильный ливень и, кажется, совсем его не замечает. В смешанной группе с очень маленькими телятами некоторые неопытные матери не всегда осознают, что их отпрыски нуждаются в большей защите, чем они сами, но умные старшие коровы всегда это понимают и в дождь прячут телят в коровнике или находят укрытие под деревом или возле живой изгороди.
Некоторые взрослые овцы, с их всепогодной шерстью, на самом деле любят холодный ветер и иногда специально отправляются к самой высокой, самой открытой точке фермы, чтобы насладиться им в полной мере. При этом животным не нравятся затяжные дожди.
Когда ягнята встают на ножки, требуется повышенное внимание. Они очень уязвимы в течение первых нескольких недель жизни, и хотя большинство из них может справиться с холодной или сырой погодой, процесс требует больших затрат энергии, которую они получают из материнского молока. Таким образом, предоставление им любого убежища – это не только вопр