Нет сомнения, что немецкие разведчики действовали в Англии, и вероятно они были там уже с 1890-х годов. Они ведь активно действовали во Франции и в России – в то время как агенты самой Великобритании собирали информацию в разных местах, потому наивно предполагать, что немцы отказались бы от тайного сбора нужных им военных сведений в Англии. Вопросы, которые всегда занимали ответственных за это чиновников, касались степени, природы и эффективности иностранного шпионажа: было ли в Англии больше, чем горстка таких шпионов, и чем именно они интересовались? И в какой степени их действия на самом деле были полезны Германии?[66]
В феврале 1909 года журнал «Уикли Ньюс» опубликовал объявление:
«Иностранные шпионы в Британии. Вознаграждение за информацию 10 фунтов. Вы видели шпиона?… У вас, возможно, были приключения, связанные с ними, вы, возможно, видели фотографии, диаграммы и планы, которые они готовят»[67].
И неудивительно, что многие видели.
Но не только «желтая пресса» боялась немецкого вторжения. В июне 1907 года военный корреспондент «Таймс» Чарльз А. Корт Репингтон, бывший офицер, который в предыдущем году работал в министерстве иностранных дел, а теперь стал «куратором» агента Клэйса, отправился с визитом к учтивому и вообще весьма спокойному (кроме как во время игры в теннис) бывшему премьер-министру Артуру Бальфуру[68], лидеру консервативной оппозиции, и передал ему «Заметки о вторжении». В них утверждалось, что немецкое вторжение может быть организовано быстро, ловко и скрытно. Если верить «Таймс», это не представило бы больших трудностей. Обстоятельства изменились со времени отчета о возможной угрозе вторжения французов, составленного четырьмя годами ранее. Концентрацию сил вторжения можно было замаскировать под маневры или ежегодные учения, и, несмотря на то, что прежде концентрация флота около Гельголанда тут же вызвала бы подозрения, теперь она больше не выделялась бы в сравнении с обычным положением. Первоначально к «Заметкам» отнеслись с пренебрежением и сэр Джордж Кларк, секретарь Комитета имперской обороны, и лорд Адмиралтейства «Джеки» Фишер, который, тем не менее, поручил Эдмонду Слэйду, тогдашнему начальнику военно-морского колледжа, написать доклад о возможном вторжении. Слэйд пришел к заключению, что хотя силы немцев и внушительны, но их приготовления даже к самой незначительной атаке были бы заметны не менее чем за два дня до ее начала. Впрочем, даже в этом случае вопрос был передан на рассмотрение в Комитет имперской обороны, и заседания на эту тему проводились в ноябре 1909 года. Рассмотрение данного вопроса заставило умы в военном министерстве и в Адмиралтействе задуматься над тем, как они узнали бы о готовящемся вторжении, если бы немцы действительно планировали его.
Проблема была двоякой – внутренней и внешней.
Главное – следовало добыть разведывательные данные о тактике немецкого вторжения, и, во-вторых, очень мало было известно о немецкой разведке в самой Англии. Не было никакой реально действующей системы получения своевременной информации. Британский шпионаж в то время не стал по-настоящему активным. Агентам, если они были, вообще платили только по результату и не использовали их на постоянной основе[69].
Не стоит, правда, ставить знак равенства между шпионами различных эпох, для каждой из которых были свойственны собственные представления о способах добывания информации[70]. Иногда действительно удавалось обнаружить какие-то крупицы, доказывающие существование немецких шпионов в Англии. Парикмахеру в Дувре и фотографу в Ширнессе предложили щедрую сумму по 1 фунту в месяц каждому «за информационные услуги». Агентам заплатил бывший немецкий офицер по имени Гордон, у которого возникли проблемы из-за необеспеченных чеков. На самом деле информация о фотографе устарела, ибо ей было уже несколько лет. В другом случае, который не имел никаких последствий, перед судом предстал Франц Хайнрих Лозель, обвиненный в шпионаже в 1905 году. Лозеля заметили рабочие, когда он, по их словам, фотографировал батарею на равелине в Ширнессе, но на единственной фотографии, которую нашли в его аппарате, была снята лишь Хай-Стрит, главная улица города. Лозель утверждал, что сфотографировал улицу для продажи фотографии торговцу, чтобы сделать на ее основе художественные открытки. Главный прокурор не представил никаких доказательств[71].
Военное министерство хотело создать систему, способную предупредить его о мобилизации противника в течение часов, а не дней. Но шпионаж по-прежнему оставался любительским занятием[72].
В 1907 году было пять шпионских инцидентов; в 1908 году произошел гигантский рывок – до 48 в общей сложности; в то время как за первые три месяца 1909 года были отмечены 24 случая шпионажа. 77 случаев шпионажа были главным образом сконцентрированы на юго-востоке, из чего можно было сделать вывод, что любое вторжение начнется именно там[73].
«Я сомневаюсь, действительно ли немцы в 1906–1914 годах всерьез рассматривали возможность вторжения. Намерение это было запугиванием». Немецкий военачальник Мольтке, который не решился форсировать узкий морской залив шириной в четверть мили во время войны с Данией, сказал в аудитории германской Военной академии: «Я всегда могу высадить пару армейских корпусов в Англии, но у меня нет надежды, что мне удастся снабжать их там или вывезти их оттуда назад»[74].
Итак, на улице Виктория-Стрит, 64 были сняты внаем несколько комнат, и было положено начало существованию MI 5 и MI 6[75].
К концу августа 1909-го начали осуществляться планы создания на улице Виктория-Стрит, 64 на юго-западе Лондона бюро для наблюдения за вражеской разведкой в Соединенном Королевстве. Его прикрытием было детективное агентство, которое принадлежало и управлялось бывшим сотрудником Скотланд-Ярда Эдвардом Дрю, известным во времена его полицейской карьеры как «Хитрый Дикки» и «Скетчли». Дрю был одним из лучших ловцов воров своего времени.
Эти бюро преимущественно предназначались для Вернона Келла, Мэнсфилда Камминга и Уильяма Мелвилла (бывший глава Специального отдела Скотланд-Ярда). Был там еще и клерк, услугами которого мог пользоваться Дрю, когда другие в нем не нуждались.
Изначально это должна была быть маленькая операция, где всех звали только по инициалам, хотя это вряд ли помогло бы замаскировать их настоящие фамилии: Дрю был «D», Мелвилл был «М», а Камминг – «С». Генри Дэйл Лонг, «L», являлся зарубежным агентом бюро (с ним очень близко сойдется У. Черчилль), базировавшимся в Брюсселе, но работающим очень далеко, например, в Восточной Африке. С ходом времени мода распространилась, и инициалы превратились в требование этикета. Комптон Маккензи, писатель и разведчик, работавший в Греции, стал «Z», главой резидентуры в Афинах, полковник Рис Сэмпсон был «R», а «V» стал майор Макс, шеф «Бюро V», которому подчинялся Маккензи[76].
Что касается руководителей разведки, то руководителем ее должен был стать Вернон Келл, «К», возглавивший эту малочисленную команду агентов внутренней контрразведки, которая позже и стала MI 5, сотрудничающую со Специальным отделом Скотланд-Ярда. Прекрасный лингвист, знающий шесть языков, Келл поступил в военное училище в Сандхерсте на год раньше Уинстона Черчилля и прожил некоторое время в Китае и в России, где выучил русский язык, пока лечился от скарлатины в московской больнице. Он также служил в Индии, но из-за плохого здоровья возвратился в Англию, где служил в звании капитана в немецком отделе в военном министерстве. 19 сентября 1909 года он вышел в отставку и возглавил новое бюро с жалованием в 500 фунтов в год в дополнение к своей офицерской пенсии. Опасаясь, что он может пожертвовать карьерой ради краткосрочного назначения, он настоял, чтобы его контракт был заключен как минимум на два года. В таких обстоятельствах понятно, что как личный, так и профессиональный интерес Келла был в том, чтобы новое бюро работало как можно успешней[77].
К началу октября 1909 года бюро было в порядке и работало. Правда «работало» – громко сказано, лучше было бы сказать, «едва ковыляло»: ему безнадежно не хватало выделяемых денежных средств и полноценно укомплектованного штата. Об этом часто вспоминал и У. Черчилль, считавший грехом экономить на таком деле (при этом сам Уинстон оставался очень расчетливым хозяином)[78].
7 октября, на три дня раньше ожидаемого, Камминг прибыл в бюро на Виктория-стрит и, что неудивительно, нашел, что там нечего было делать. Чтобы как-то занять себя, Камминг начал изучать немецкий язык. В начале декабря, правда, рабочая нагрузка значительно возросла, и у него теперь было работы, по его словам «столько, насколько мне хватало сил». Спустя всего год-полтора новый министр внутренних дел загрузил их, требуя проанализировать уйму проблем, стоящих перед его ведомством.
На первых порах между Келлом и Каммингом возникли разногласия. Хотя теоретически они были соруководителями, официально равными по статусу, но в глазах военного министерства Келл был «более равным». Кроме случаев, когда Келл, на которого был возложен контроль над всей военно-морской и военной разведкой и контрразведкой в Соединенном Королевстве, не был в отпуске или командировке, Камминг, который на пятнадцать лет был старше Келла, негодовал из-за этого, но министерство иностранных дел, финансировавшее предприятие, не хотело ввязываться в какой-либо спор. Камминг начал добиваться выделения ему отдельного бюро, подальше от Виктория-Стрит, и к ноябрю е