– Итак, вы утверждаете, что профессор критикует идеи нашего вождя? – никак не отреагировал на реплику подчинённого Глеб Иванович.
– Да! На прошлой лекции он вообще умудрился оплевать «святая святых» – четвёртую главу «Краткого курса по истории ВКП(б)» – ту самую, что больше известна под названием «О диалектическом и историческом материализме»…
– Здесь собрались далеко не дилетанты… Поэтому постарайтесь быть кратким и предельно точным в формулировках, дорогой товарищ. У нас и так хлопот – по горло!
– Понимаю…
– И в чём, по вашему мнению, выразилось его неприятие сталинского учения?
– Во всём!
– Подробней, пожалуйста!
– Профессор имел претензии к каждому предложению, каждой строчке, и я, как член ВКП(б)…
– Перечислите конкретно, по пунктам.
– Пожалуйста… Как учит товарищ Сталин, ссылаясь, между прочим, на «Манифест Коммунистической партии» самого Карла Генриховича Маркса: «Пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединится в класс… и в качестве господствующего класса силой упразднит старые производственные отношения»… А товарищ… господин Фролушкин утверждает, что силой ничего добиться нельзя…
– Да, это серьёзно… Ведь тот же товарищ Маркс в своей работе «Капитал», доказал, что именно «насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым»… Ты записывай, Вячеслав Васильевич, записывай, а не хлопай ушами…
– Слушаюсь! – безучастно проронил лейтенант, лениво водя карандашом по листу бумаги.
– И про чаёк, между прочим, не забывай. Лей, не стесняйся! Кипятку жалеть не надо!
– Сахарок давать?
– А как же!
– Но вы послушайте дальше! – продолжал студент, время от времени похлёбывая ароматный и очень горячий напиток. – Он подверг сомнению даже главный вывод Иосифа Виссарионовича. О том, что в будущем «пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил…»
– Это вы по памяти процитировали?
– Да!
– Похвально… Теперь понимаете, товарищ лейтенант, на каком уровне надо владеть первоисточниками?
– Так точно! – понурил голову Пчелов.
– Так вот, – неугомонно тарахтел его бывший сослуживец. – В ответ на это профессор издевательски заметил, что на объективные законы природы силой влиять невозможно… Что существование общественно-политических формаций, о которых твердит марксистко-ленинское учение, на самом деле чушь, фигня на постном масле, простите за выражение…
– Это опять Фролушкин?
– Ну не я же?
– Эко как его понесло! Впрочем, Фёдор Лексеич и раньше не особо отличался деликатностью… Чего только стоит его тезис о том, что человеческое общество развивается не по указке Маркса – Энгельса, а по велению Господа! Не зря же мы дали ему кличку – Познавший Бога.
– А вы знакомы с ним лично?
– Да… С давних, дореволюционных, между прочим, времён…
– И сколько ещё мы будем терпеть эти буржуазные происки, а, товарищи?
– Недолго! – Бокий врезал кулаком по поверхности стола, так, что его нетронутая чашка подпрыгнула и выплеснула часть своего содержимого наружу. – Вставай… Пойдём к Николаю Ивановичу – расскажешь с самого начала свою историю! А ты, Славка, останься… Учи матчасть – проверю!
Тщедушный человечек с маленькой головой, над которой возвышалась высокая копна зачёсанных назад непослушных густых волос, призванная хоть немного сгладить шокирующее впечатление, непременно производимое на посетителей его чрезвычайно низким ростом, казался муравьём на фоне широченной и высоченной спинки дореволюционного буржуазного кресла с лакированными подлокотниками, от которых он и не думал отрывать свои короткие, но пухленькие ручонки.
Блеклые, серые, постоянно бегающие глазки с лёгкой, едва заметной, изумрудинкой, глядели на вошедших совершенно безучастно, как на тараканов, которых в любой момент можно прихлопнуть.
– Это – товарищ Плечов Ярослав Иванович, – поспешил представить своего молодого спутника Бокий. – Член ВКП(б), бывший краснофлотец, а ныне студент Московского института философии, литературы и истории.
– Здравия желаю! – ни к селу ни к городу брякнул Слава, при этом зачем-то кивнув подбородком.
Впрочем, хозяин апартаментов всё равно не обратил на него внимания и обратился исключительно к коллеге-чекисту:
– Чего он хочет?
– Жалуется на своего преподавателя… «Познавшего Бога»… Помните, я вам как-то уже докладывал?
– На Фролушкина?
– Так точно.
– Вот и отведи его в секретно-политический отдел. Пусть даст показания! А то сразу к наркому… Ты его ещё б в Кремль приволок!
– У меня возникла идея использовать Плечова в качестве личного агента!
– И на хрен он тебе дался?
– Здесь есть один нюанс…
– Говори!
– Товарищ студент, выйдите ненадолго, я вас позову, если понадобитесь…
– Есть!
Ярослав лихо развернулся через левое плечо, как его учили на Красном флоте, и чуть ли не строевым шагом рванул прочь из кабинета.
– Дело в том, что они с профессором Фролушкиным – земляки. Белорусы, – оставшись наедине с наркомом, заговорщически сообщил Глеб Иванович.
– Какое отношение это имеет к делу? – Ежов встал (точнее – спрыгнул) с высокого кресла и снизу вверх брезгливо уставился в карие глаза товарища Бокия, уже начинавшего его раздражать.
– Самое что ни на есть непосредственное, – ухмыльнулся тот. – Как я вам докладывал, Фёдор Алексеевич лучше других знает историю Несвижского замка… Или вы решили прекратить поиск золотых апостолов?
– Нет-нет, что ты… Это одна из главнейших задач твоего отдела!
– Вот поэтому я и хочу сделать из этого студента секретного сотрудника, нашего с вами личного агента у тела дражайшего Фёдора Лексеича… Думаю, как земляки да ещё коллеги-философы, они быстро найдут общий язык…
– Ладно. Оформляй.
Плечов словно прилип к холодной стене напротив двери кабинета, из которого он вышел несколько мгновений тому назад. Ибо только сейчас заметил, что на ней написано: «Народный комиссар внутренних дел товарищ Ежов Николай Иванович».
«Мать честная, как высоко меня занесло! Ох, и больно же придётся падать, если что-то пойдёт не так…»
Бокий вернулся только четверть часа спустя.
– Пошли! – бросил небрежно и поплыл по длинному коридору в направлении своего кабинета, не оглядываясь и не следя за тем, выполняет тот, кому предназначалась команда, её или нет.
Куда он теперь денется?
Уже не спрыгнуть, не отвертеться…
Выбора не осталось.
Ярослав быстро «подмахнул» все необходимые бумаги и преданно уставился в глаза своего будущего куратора.
– С этой секунды будешь состоять на связи лично у меня, – подвёл черту тот. – И чтоб ни одна собака не узнала о твоей тайной миссии. Ни мать, ни отец, ни братья-сёстры, ни жена, ни друзья, в том числе, Пчелов… Всё ясно?
– Так точно! Эх, как всё-таки славно, что я сирота!
– Круглый?
– Круглее не бывает! – расцвёл добродушной улыбкой Ярослав, впервые в жизни радуясь своему абсолютному одиночеству. – И супруги у меня нет и даже невесты! Только девушка, которая пока никак не реагирует на мои ухаживания.
– Это несомненный плюс для службы в нашей конторе, – по-отечески потрепал его давно не чёсанную рыжую шевелюру Глеб Иванович. – Вот возьми, на первое время хватит, – он достал из открытого сейфа пачку новеньких рублей, переполовинил её и вложил часть хрустящих купюр в руки оторопевшего студента. – Да… И распишись, вот здесь, пожалуйста!
Плечов оставил размашистый автограф внизу листа бумаги, – там, где чьей-то рукой цифрами и прописью загодя была выведена довольно внушительная по тем временам сумма, и только затем бережно упаковал денежки во внутренний карман куцего пальтишко, которое он так и не удосужился снять.
– Когда следующая встреча? – полюбопытствовал деловито, мысленно прикидывая грядущие прибыли.
– Завтра в десять утра. В Тайницком саду…
– В режимной зоне?
– Да. Подальше от посторонних глаз!
– Как же я туда попаду?
– Легко, – в очередной раз выдавив любимое словцо, Бокий запустил руку в выдвижной ящик стола и достал оттуда обычную открытку с видом Кремля. Поставил на её обороте дату: 27.12.1936, время 10.00–12.00 и шлёпнул печать. – Вот твой пропуск. Вход со стороны Ивановской площади? Всё ясно?
– Так точно, товарищ комиссар!
Плечов уже толкнул тяжёлую дверь и ступил одной ногой на заснеженную улицу, впуская потоки холодного воздуха в просторное фойе, в котором и без того дрожал от стужи дежурный офицер в летней униформе, когда услышал сзади окрик:
– Постой!
Это его бывший сослуживец на всех парах летел вниз по центральной лестнице, пытаясь на ходу надеть длинное пальто с каракулевым воротником. Догнал, обнял за плечи…
– Ну что, идёшь к нам на службу? – между делом поинтересовался, следуя за товарищем в сторону Сретенских ворот.
– Нет, конечно… Мне ведь ещё надо закончить институт.
– Странно… А я думал, что Глеб Иванович непременно предложит тебе…
– Предлагал, но я отказался.
– Зря, тёзка… Зря… Отказываться в нашем ведомстве не принято!
– Понял. Приму к сведению!
– Ты куда сейчас?
– Домой. То есть в общагу.
– Мне тоже в ту сторону.
– Ещё признайся, что тебе известно, где она находится!
– Конечно, брат… Я, по долгу службы, и не такие подробности обязан знать. Ладно, садись – после разберёмся! – он чуть ли не силой затолкал оторопевшего студента на заднее сиденье основательно покрытой инеем новенькой «эмки»4, одиноко мёрзнувшей на недавно организованной стоянке такси.
– Вам куда? – поворачивая к пассажирам холёное, гладко выбритое лицо, услужливо поинтересовался немолодой водитель. – А это вы, Вячеслав Васильевич…