Штаб-сержант Дэвид Родерик: При стрельбе нашей артиллерии снаряды издавали свистящий звук. Одной из первых вещей, которым должен был очень быстро научиться Сэлинджер, была разница между «входящей почтой» (немецкими снарядами) и «исходящей почтой» (американскими снарядами). Снаряды нашей артиллерии летели со свистом. А звук приближающихся немецких снарядов должен был вызывать у него напряжение и давал сигнал о том, что надо прятаться. Он, должно быть, очень быстро уловил разницу звуков, и особенно отличать звук снарядов, выпущенных из немецких орудий калибра 0.88 (а это были лучшие орудия Второй мировой, которые стреляли как винтовки). Между моментом, когда человек слышал выстрел такого орудия, и моментом, когда посланный из этого орудия снаряд падал, проходили какие-то мгновения. Просто раздавалось «бам», и вам на голову падал снаряд. Это было отличное немецкое оружие. А еще у немцев были реактивные минометы (мы называли их «визжащими мими»). Перед тем, как упасть на землю, выпущенные из этих минометов мины взлетали действительно высоко. Скрежещущий вой этих мин был слышен, и от этого звука людей сковывал ужас. Это был не артиллерийский снаряд. Мины не вращалась в воздухе, а потому издавали немного другой звук, более жуткий, чем звук летящего обычного артиллерийского снаряда. На второй день вторжения у меня от огня «визжащих мими» погибли восемь человек.
Алекс Кершо: Сэлинджер знал, что шрапнель, пулеметный огонь и осколки снарядов несут смерть. И лучшим способом остаться в живых было залечь, желательно так, чтобы лицо было ниже поверхности земли, а если это было невозможно, то надо было всегда держаться как можно ближе к поверхности земли.
Джон Кларк: Я повидал много страшного: разбросанные по пляжу куски тел, ребят, разорванных в клочья. Думаю, больше всего меня смутил вид танка с бульдозерным ножом. Танк шел по дороге и сваливал тела в канаву, чтобы они не мешали продвижению танков и грузовиков[22].
Эдвард Дж. Миллер: Как только Сэлинджер оказался на берегу, для него и остальных бойцов его полка первым делом стали организация плацдарма и его удержание. Самые кровопролитные бои происходили не на пляжах. Бои на пляжах были закончены в первые несколько часов, но настоящее кровопролитие – подлинный ад изнурительных боев – началось после того, как пехотинцы ушли с пляжа.
Алекс Кершо: В день высадки пляж «Юта» не был местом, где высадившиеся понесли самые тяжелые потери. Четвертая пехотная дивизия потеряла на «Юте» двести с лишним человек, но это были люди, которых Сэлинджер знал и вместе с которыми он проходил подготовку. Вопрос с пляжем «Юта» и высадкой упирается в потери, понесенные не в день высадки, а в последующие дни. Поскольку высадка на пляж «Юта» не была сопряжена с самыми тяжелыми потерями, у солдат Четвертой дивизии (и наверняка у Сэлинджера и его товарищей) возникло ложное чувство безопасности в отношении того, что предстояло им испытать в дальнейшем.
Оказание первой помощи раненому на дюнах Мадлен.
Полковник Герден Ф. Джонсон: После прорыва с плацдарма на берегу Третья американская армия… направила шесть дивизий в сторону Бретани. Эти дивизии должны были окружить немцев и открыть путь на Париж, но им предстояло пройти через бутылочное горло к востоку от Авранша. Этот проход образовался после того, как немцы затопили территорию, по площади равную штату Род-Айленд[23].
Стивен Э. Эмброуз: Двенадцатым пехотным командовал полковник Расселл («Ред») Ридер… Ридер вывел своих людей через брешь в дамбе на вершину дюны, где встретился с [Теодором] Рузвельтом, который выкрикнул: «Ред, насыпные дороги через низменность забиты. Полюбуйся! Вереница джипов, и ни одно колесо не вращается». По словам Ридера, «Рузвельт выглядел усталым, и то, что он опирался на трость, усиливало это впечатление»… Ридер принял решение. «Мы пересечем этот затопленный район!»[24], – прокричал он.
Солдаты на пляже «Юта» после первой атаки.
Полковник Расселл Ридер: Немцы затопили окрестные низменности и луга, запрудив ручьи. Получилось озеро километра два шириной. Надо было пересечь это озеро. От разведчиков и лояльных нам французов мы знали, что перед тем, как устроить озеро, немцы бульдозерами наворотили земляные валы, так что уровень воды поднялся от высоты груди до почти двух метров. Еще в Англии наш генерал сказал, что нам, возможно, придется пересекать это водное препятствие вброд. Он снабдил нас надувными спасательными жилетами, а мы разбились на пары, в каждой из которых один умел плавать, а другой – нет. Я отдал приказ жестом, и три тысячи тяжело навьюченных пехотинцев вошли в рукотворное озеро… Когда я увидел, как неподалеку от меня в воде барахтаются не умеющие плавать, увешанные оружием и снаряжением бойцы, стремившиеся идти вперед, я понял: мы выиграем войну[25].
Дэвид Шилдс: Солдаты полковника Ридера с трудом пересекали затопленные поля. Впоследствии Ридер вспоминал об этом моменте: «Непосредственно перед нашей отправкой из Англии командир дивизии сказал мне: “Разведчики сообщили нам, что у немцев есть путь, по которому они доставляют горючие материалы в затопленные районы. Скажи своим людям, что делать, если они столкнутся с этим”». В одном из писем, написанных в 1958 году Корнелиусу Райану, Ридер заметил: «Я все еще думаю над ответом на этот вопрос».
Штаб-сержант Дэвид Родерик: Всего было четыре насыпные дороги (мы называли их «гатями» или «выходами»), которые вели через эти затопленные районы к Сен-Мер-Эглиз. Сэлинджеру надо было пересечь пляж, преодолеть дамбу и песчаную дюну, выйти на гать, пройти по ней и уже после этого начать воевать на суше. 82-я и 101-я воздушно-десантные дивизии должны были обеспечить нам возможность прохода по гатям. Парней из 101-й дивизии должны были высадить в тылу немцев, и после высадки они должны были атаковать выходы с гатей на сушу и установить контроль над этими точками. А 82-я дивизия должна была прикрывать весь район высадки по другую сторону от Сен-Мер-Эглиз.
В то время моей надеждой, надеждой Сэлинджера, да надеждой всех нас было то, что если нас не перестреляют на пляже, а парашютисты смогут захватить выходы, нас не застигнут на открытом месте: если нас станут обстреливать на гатях или на затопленной территории, нас уж точно перебьют.
В первый день мы углубились в территорию на 10 километров. Мы двигались без остановок до полуночи. Нам пришлось идти по затопленной местности. Когда мы, наконец, вышли на твердую землю, там была пара деревушек, жители которых дали нам вина.
Алекс Кершо: Сэлинджер, вероятно, думал, что самое трудное – это высадка в первый день вторжения, но в последующие дни, когда ему пришлось преодолевать поля и живые изгороди, он, должно быть, понял, что все, чему его учили на основном курсе боевой подготовки, неприменимо. Пересечение каждого поля обходилось в 20–30 трупов. Переход поля шириной сто метров мог иногда стоить жизни целому взводу. Иногда целая рота, 200 парней, затрачивала целый день на захват поля шириной в километр.
Полковник Герден Ф. Джонсон: Выбирая оборонительные позиции, немцы умело использовали преимущества, которые давала им местность, вскоре ставшая известной как страна живых изгородей. Согласно местной легенде, живые изгороди были созданы римлянами для защиты их небольших полей от полуцивилизованных галлов. Живые изгороди – это валы смешанной с камнями земли, пронизанные перекрученными корнями кустов, которые за века стали плотными зарослями, образующими резкие, крутые стены. Живые изгороди окружают маленькие, неправильной формы поля, которые нормандские крестьяне называют «бокажами». Валы из земли и камня достигают высоты от менее метра до двух с лишним метров и часто бывают двойными, с канавкой между первым и вторым валом… Живые изгороди – замечательные укрепления. Горстка немцев, залегших за такими изгородями с пулеметами, могла сдерживать наступление целого полка пехоты. Летом немцев от обнаружения с воздуха скрывала листва. Несколько танков, умело расставленных по углам таких полей и прикрытых ветвями, своим огнем буквально выкашивали пехоту противника[26].
Печально знаменитые живые изгороди.
Клайд Стодгилл: На поле лежали тела. Раненые взывали о помощи. Кто-то из упавших немного двигался, а кто-то был недвижим. Некоторые из тех, кто двигался, дергался, когда в них попадали пули прицелившихся немецких пехотинцев. Некоторые солдаты укрывались за тушами убитых коров, но никто не осмеливался встать в полный рост и открыть огонь. И никто не бежал к живой изгороди, за которой засели немцы. Конечно же, фронтальная атака была обречена на неудачу с самого начала. Наши ряды существенно поредели, а убили мы только одного немца. Вот и все наши боевые успехи[27].
Полковник Герден Ф. Джонсон: Мы встретили бойцов из 82-й авиадесантной дивизии, окровавленных, но полных боевого духа. Они рассказали нам, как нацисты резали глотки парашютистам, которые беспомощно висели на стропах запутавшихся в кронах деревьев парашютов, и о намеренных убийствах тех, кто удачно приземлился, но не успел избавиться от парашютов. Наши люди слушали эти рассказы, и в них загорался гнев, смешанный с восхищением перед проложившими нам путь товарищами из 82-й дивизии. Страх и сомнения переплавились в общую страстную ненависть[28].
Штаб-сержант Дэвид Родерик: Сегодня 22 июня. Поздравляю себя с днем рождения. Как было бы здорово оказаться дома, а не здесь, на побережье Франции