Но Шептун был не промах: зорко следил за рыжим мальчишкой, тертым и ловким, кружившим вокруг да около, точно коршун. Да за его дружком Саматом… Чуть зазеваешься, заработаешь затрещину, а то и синяк.
Шептун все норовил держаться перед носом отца, который через бинокль разглядывал чудака, пытавшегося переправиться через реку.
— Вода ему по колени, — уронил Сидор Айтуганович, убирая бинокль и обращаясь к Большому Сабиру.
— Какой это ледоход! — вздохнул Большой Сабир. — До революции, как сейчас, помню, вот были ледоходы! Что сейчас? Тьфу!
— Но и нынче жди большую воду, — стал, было возражать Сидор Айтуганович более или менее подобострастно, однако Большой Сабир не стал с ним разговаривать. Может, и сказал бы что, но в это время на весь берег завопил Физик:
— А тот глупый человек, как видно, в самом деле, направляется на наш берег!
Все взглянули туда, куда указывал Физик. Глупый человек, осторожно ощупывая ногами лед, не спеша топал с того берега на этот. «Чего он попер через реку, когда кругом выставлены щиты со строжайшим предупреждением:»На лед не выходить!«— подумал Азамат. — Вот тундра!»
Он, пожалуй, здорово спешил, если уж взялся играть со смертью в кошки-мышки.
На этом берегу зашумели, само собой разумеется. Кое-кто даже стал палить из ружья, давая понять, что, мол, поворачивай оглобли, если, конечно, в некотором роде дорожишь собой.
Тот человек был очень отчаянный, или правда его дело не терпело отсрочки. Этого никто толком не знал. Он прошел уже середину реки, как вдруг ледяное поле, до того спокойное и величественное, неожиданно хрустнуло.
И в одно мгновение, сразу же за тем глухим подледным хрустом, поперек реки образовались синие трещины. Тотчас же там и тут выступила вода, разливаясь по грязному ледяному полю.
Человек вроде бы попал в западню. Ему нельзя было идти вперед и отступать как будто некуда. Он заметался.
— А, струсил! — закричала Тамара.
Но кто-то цыкнул на нее, и она испуганно смолкла.
— Остается ему идти вперед, до нашего берега все-таки ближе. — проговорил Тагир. Но на Физика никто не цыкнул.
Человек, разбежавшись, прыгнул через одну такую трещину и плюхнулся прямо в разводье.
— Пропал человек! — снова завопила Тамара. — Никто его не спасет, ни «Скорая помощь», ни пожарники.
Она была права, чего уж тут говорить. Человек был обречен как пить дать. Может, еще с вертолета можно было помочь, да где его возьмешь?
И вдруг с места сорвался Большой Сабир, никто не успел остановить его. Такой он был прыткий.
Словно тигр, он легко перемахнул через полосу вешней воды, отделяющую лед от берега, и помчался на место происшествия.
Все это произошло настолько внезапно, что никто даже не успел и очухаться. Большому Сабиру, конечно, не привыкать вытаскивать утопающих, этим делом ему заниматься не впервой.
И на этот раз Большой Сабир успешно справился со своим делом — выволок тонущего, крепко схватив за шиворот. Только не стал спасать его шляпу.
Глупый человек еле стоял на ногах, скользил и норовил распластаться на льду. Большой Сабир шел уверенно, поддерживая своего спутника.
И вот тут случилось непредвиденное: снова застонала река и стало крошиться ледяное поле. Неожиданно разверзлось целое озеро. Тот глупый человек, то ли от испуга, то ли с отчаяния, кинулся в открывшееся озеро вешней воды. В последнее мгновение Большой Сабир успел вытолкнуть на лед своего спутника, но сам не устоял. Все видели, как он судорожно замахал руками.
Пока люди на лодках да с баграми сумели добраться до места происшествия, Большой Сабир скрылся под водой.
В это самое мгновенье по всей реке прошел невозможный треск, все спасатели и все, кто был на льду вроде свидетелей, бросились обратно.
— Мужики, забейте меня до смерти! — кричал пьяный, которого только что спас Большой Сабир. — Это я его утопил!
Однако его не стали бить. Все стояли словно загипнотизированные и следили за рекой, будто все еще надеясь, что она, быть может, чудом раздобрится и как-нибудь поможет Большому Сабиру выкарабкаться на лед. А пьяного сторонились, как чумного.
Земфирин бабасик крепко держал в своих объятиях Азамата, и никуда его не отпускал, и ничего не говорил.
Азамат между тем отчаянно отбивался и норовил вырваться из объятий бабасика, голосил страшно. А старик прижал его к сердцу и, наверное, хотел согреть мальчишку своим дыханием.
Только Самата никто не держал.
Думки про удобного мальчика
По каменным ступенькам Хаким Садыкович поднимался не спеша. Во-первых, торопиться не позволяло сердце. А во-вторых, спеши не спеши — головомойки не избежать. По правде говоря, он ее заслужил по всем статьям.
Уже с порога посыпались упреки:
— В кои-то веки собрались в гости, а ты именно в такой день умудрился возвратиться почти в восемь часов. По-твоему, жена не человек?
— Разве кто-нибудь в этом сомневается? — пытался отшутиться он, но, увидев, что супруга вот-вот расплачется, сказал: — Завтра предстоит необычный процесс. На этот раз грабитель замахнулся на государственный банк…
— У тебя всегда найдется оправдание…
— Ну, явимся в гости с опозданием. Друзья наши — люди толковые, поймут, что к чему… Вижу, ты уже оделась, а мне потребуется совсем немного времени, чтобы надеть чистую рубашку и сменить костюм…
И надо же было, чтобы именно в эту минуту кто-то постучался в дверь.
— Кто бы это мог быть? — стала гадать жена, все еще стоя перед зеркалом. — Агент по страхованию? Разносчик телеграмм? Скорее всего, слесарь. Днем он один раз уже заходил, требовал три рубля в долг. Но я ему отказала…
— Дверь все-таки стоит отпереть!
— А, это вы, Сократ Айратович?! — послышался почти, что огорченный голос жены. — Проходите, проходите, мы только что было собрались… — Обращаясь к мужу, она крикнула: — Встречай, твой однополчанин!
— Сейчас, вот только оденусь…
— Я вижу, что явился не вовремя, — стал оправдываться гость. — Но я задержу вас самую малость.
Выходя навстречу однополчанину, Хаким Садыкович развел руками, точно собираясь обняться.
— Чего ты, в самом деле? Какие могут быть разговоры, проходи и садись. А ты, — обратился он к жене, — пока иди одна. Скажешь, что подойду позже. Они люди толковые…
После того как остались с глазу на глаз, шкипер — а это был он, — вытащил свою знаменитую трубку.
— Не возражаешь?
— Ты в моем доме или нет? Вот только открою форточки.
Шумно посасывая трубку, шкипер молчал, словно не зная, с чего начать нелегкий разговор.
— Что-нибудь случилось… с твоими геологами?
— Что с ними может случиться! — даже удивился собеседник. — Деньги присылают аккуратно. Верно, пишут реже.
— Верю, что и с внучкой никаких осложнений. Девочка она самостоятельная и притом умница!
— С ней тоже все благополучно, если не считать энное количество тумаков, которые она заработала от одного бедолаги по прозвищу Синяк. Пострадала за свой решительный характер, тумаки заработаны честно — за стойкость! Потому нет у меня никаких жалоб и обид на нее. Такова уж доля отважных — время от времени быть битым!
Хаким Садыкович, рассмеявшись, спросил:
— Я думаю, что нам не мешает отметить встречу… Давненько ты у меня не бывал!
Шкипер замотал головой:
— Не за тем я пришел… Горе на нашей улице — потонул Большой Сабир, спасая человека…
— Тот, который любил закладывать?
— Мы его уважали, несмотря ни на что! — подчеркнуто, произнес шкипер. — Человек был, какой надо. Золотые руки… После него на сиротском положении остались два его сына.
В то же мгновение перед мысленным взором Хакима Садыковича предстали Азамат и Земфира, какими он их видел в последний раз. «У них мамы нет, — как будто все еще слышится голос девчонки. — Она давным-давно сбежала от Большого Сабира». И в ответ доносится голос мальчишки, полный язвительного пренебрежения: «Эх, и дура же ты!»
…Во время разлива рыба не идет на крючок, только поэтому Хаким Садыкович не появлялся на Последней улице с того самого раза. В дни ледохода Белая ведет себя точно сумасшедшая. Удесятеряет бег, раздвигает богатырскую грудь, окрашивается в коричневый цвет, словно сама великанша Кама.
Еще он подумал о том, что в гости уже не пойдет. Даже был рад, что явился однополчанин и ему не надо никуда уходить из уютной квартиры.
Успокоившись сам, он решил переменить разговор, чтобы по возможности рассеять мрачные думы своего собеседника.
— Помнишь, Сократ, какая была в свое время рыбалка! — весело проговорил он. — Еще лет двадцать назад домой я приносил стерлядь или даже осетрину. А осенью с низовьев Волги сплошными косяками к нам поднималась белорыбица. Если бывала на то охота, то по их спинам хоть переправляйся на противоположный берег. Ты еще не забыл, как мы с тобой вытянули белугу весом с доброго медведя?
Однако шкипер не хотел или не мог отвлечься от горя, которое привело его к другу.
— Прижал его к сердцу и не отпускаю, — задумчиво заговорил он. — Руками чувствую — клокочет его сердечко. Парнишка изо всей силы пытается вырваться, на что уж я тренированный человек — еле-еле удерживаю, утешаю его как могу. Знаю — парнишка отчаянный. Весь в отца. Отпускать не отпускаю, боюсь, что бросится туда, где только что скрылась голова Большого Сабира. В таком состоянии с ним все могло приключиться. Окружающие видят, как я бьюсь с парнишкой, но не вмешиваются. И правильно делают, что не вмешиваются. Одним неосторожным, пусть даже необидным словом можно убить человека, веру в нем. Во всяком случае, в таком возрасте, в каком сейчас Азамат.
«Чего я, в самом деле, завел разговор о стерляди и белуге? — ужаснулся и в душе упрекнул себя Хаким Садыкович. — Да, порою неудачным словом, пусть даже необидным, можно натворить черт знает что…»
Погасшую трубку шкипер аккуратно завернул в носовой платок.
— Сироты остались на нашем попечении, так сказать, на совести всей улицы, — продолжал он, строго глядя на судью, точно в том, что произошло с Большим Сабиром, был виноват лично Хаким Садыкович. — Но совесть-то у всех разная. Сидор Айтуганович предлагает сдать ребят в детдом. Он хочет сплавить их с рук. Другие предлагают взять опеку над мальчишками. Как же можно братьев раздать по разным семьям? Я, грешным делом, отклонил все предложения. Самое разумное, по-моему, вызвать бабушку. Но вся загвоздка в том, что не знаем адреса… Ты меня плохо слушаешь,