онной Исабэль, построили детский приют, открытие которого проклятая сука, разумеется, ни за что бы не пропустила и выползла-таки из своего загородного логова – ранчо «Да́ма Ро́ха». Они же, в свою очередь, собирались устроить засаду и взять её на обратном пути в поместье.
Бьянка несколько вечеров кряду не могла заснуть, в красках представляя, что будет, когда она приведёт Исабэль к Га́то… Долговязому Гато, от пяток до макушки покрытого татуировками. На лице Гато всегда сверкает улыбка – вот только ни у кого никогда не возникало желания улыбнуться ему в ответ. Царство Гато – любителя странных шуток и мастера долгих пыток – специально обустроенный подвал.
Мысленно, десятки или даже сотни раз, Бьянка проговаривала слова, которые скажет, когда Исабэль – сломленная и испуганная, как когда-то она сама – будет на коленях молить о пощаде.
И сейчас, подъезжая к схрону, Бьянка вновь повторяет эти слова.
Склады за чертой города братья выкупили пару лет назад через подставную контору. Официально здесь приём металлолома. Надо признать, эта ширма неожиданно оказалась довольно прибыльным бизнесом. Шурин Грюньона, взятый в управляющие, не задавал лишних вопросов, когда парни время от времени наведывались прибарахлиться перед очередным делом или заваливались после, нередко изрядно потрёпанные и перепачканные кровью. Когда появляется Бьянка, мужчины уже вовсю готовятся к предстоящей заварушке.
– Салют, семья! – она обнимает каждого из семерых братьев.
– Какой план? – деловито осведомляется Грюньон, рассовывая по кармашкам разгрузки рожки для «АК-47».
– И есть ли он вообще? – ехидно вставляет Элегантэ, прикрепляя гранатомёт к дулу «СПАС-12».
– Более-менее, – отвечает Бьянка. Карту местности она помнит наизусть. – Добираемся до холма перед последним поворотом. Он в трёхстах метрах от въезда на ранчо. Симпле́ снимает охрану. Дальше по ситуации. Но, в целом, как обычно – работаем быстро, нагло, жёстко.
– За-е-бись! – Эсторнудо поднимает большой палец вверх. – Короче, братва, врываемся в мясорубку, а там видно будет!
– Всё, как мы любим, – зевает Дормильон.
– Не ссыте, щеглы, я вас прикрою, – усмехается Симпле́, укладывая в чехол свой «Винторез».
– Знаешь, девочка моя, если бы не конец света, я бы послал тебя на хер с таким говёным планом, – басит Грюньон задумчиво. – Но сейчас это как будто бы даже реально.
– Может, ещё не все подохнем! – скалится Дивертидо.
– Типун тебе на язык, ебала́й! – шипит на него Грюньон.
Парни ржут.
– Все готовы? – Бьянка обводит стаю взглядом. Как-то вдруг разом посерьёзнев, братья молча кивают. – Тогда выдвигаемся.
Около сорока минут два джипа пылят по извилистой дороге среди холмов. Наконец останавливаются у того самого.
– Пошли, посмотрим, чо как, – кряхтит Грюньон, выбираясь из тачки. – Дор, Сим, работайте.
Эти двое махом взбираются наверх. Последние метры до верхушки холма – ползком. Бьянка с Грюньоном держатся за ними.
– Вы не поверите, – Дормильон отрывает от глаз бинокль, – у ворот вообще никого!
– Вижу троих на террасе, – добавляет Симпле́, глядя в прицел Винтореза. – Судя по количеству пустых бутылок и специфическим позам – они наебенились и сейчас в отрубе. Убрать?
– Стопэ́! – Бьянка не намерена рисковать. – Вдруг это ловушка. Оставайся здесь. Если что…
– Естественно, – кивает Сим понимающе.
– По ходу сегодня нам везёт, – сплёвывает Грюньон. – Что скажешь, дорогая?
– Везёт, ага, – цедит она сквозь зубы.
Предчувствие у неё… странное.
Они спускаются с холма. Бьянка обрисовывает ситуацию остальным.
– Похоже на сказку, – усмехается Элегантэ.
– Всегда бы так, – поддерживает Эсторнудо.
– Но не расслабляемся, ребзя, а ну как замануха! – хмыкает Мадэсто.
– Погнали рысью, – командует Бьянка. – Прислугу не трогать. Остальных валим. Исабэль – моя.
Все всё поняли. Возражений нет.
Распахнутые настежь ворота они проходят спокойно. До самого́ дома ещё около пятидесяти метров. Сейчас и Бьянка видит на террасе три тела: одно спит, уронив голову на стол, второе храпит, откинувшись на спинку ротангового кресла, третье пускает слюни под столом.
Она сигналит своим: не стрелять, подходим ближе. Первой заступает на террасу. Грюньон с Дивертидо следом. Мадэсто и Элегантэ обходят дом справа, Дормильон и Эсторнудо слева. Ублюдок, что спит мордой в стол, внезапно поднимает голову. Осоловевший взгляд пытается сфокусироваться на новоприбы́вших:
– А вы ещё кто, блять, такие? – при этом рука вопрошающего тянется за стволом в наплечной кобуре. Бьянкина «Беретта» прерывает его неловкий манёвр, проделывая аккуратную дырочку между глаз. От звука выстрела, всхрапнув, очухивается второй – который в кресле. Прежде чем он успевает хоть что-то сообразить, его успокаивает «Винторез» Симпле́. Из-под стола раздаётся мычание третьего, но «АК» Грюньона не даёт ему эволюционировать до членораздельной речи.
– Дорогие гости, прошу в дом, – дурашливо раскланивается Дивертидо и вперёд всех шмыгает за дверь, уже внутри выдавая изумлённое:
– Хрена себе, картина маслом!
«И действительно, – мысленно соглашается с ним Бьянка, едва войдя в помещение, – картина, сука, маслом!»
– А-а-а, это ты!
Донна Исабэль сидит на широкой лестнице, что ведёт на второй этаж, вытянув сломанную правую ногу. Да, сломанную. Все видят обломок кости, торчащий её из голени. Белое платье изорвано и пропитано кровью. Она поправляет эти ошмётки в попытке хоть как-то прикрыться. Получается плохо. На месте левого глаза у неё засохший тёмно-багровый сгусток, через который от надбровной дуги до нижней челюсти идёт глубокий кровоточащий надрез.
– Последних двоих я всё-таки достала, – Исабэль с гордостью кивает на два тела на полу. – Знаешь, детка, оказывается, осознание скорой смерти – охуительный афродизиак! Да-а-а! Все эти псы, которые годами ели с моей руки, послушно выполняли команды и обоссывались, если я повышала голос; вдруг ужас как захотели трахнуть собственную хозяйку.
Гримаса отвращения передёргивает бледное лицо. Она отворачивается, так что Бьянка видит только её не изуродованный профиль.
Она всё ещё безумно красива, эта сука Исабэль. Даже сейчас.
Из-за лестницы появляются зашедшие с чёрного хода Эсторнудо и Дормильон.
– Всё чисто, – объявляет Эсторнудо. – Чо тут у вас?
Замечает Исабэль, мгновение присматривается и осеняет себя крестным знамением:
– Святая Дева Мария, защити и помилуй!
Со второго этажа спускаются Мадэсто и Элегантэ.
– Похоже в доме больше никого нет, – объявляет Мадэсто.
– Из живых, – уточняет Элегантэ, заметив два трупа и осторожно обходя Исабэль. Бросает на неё быстрый взгляд, заметно вздрагивает, но, ничего не говоря, проходит мимо. Встаёт за плечом Бьянки.
– Будьте любезны, – Исабэль указывает пальцем на тёмно-синий клатч, валяющийся на полу в трёх метрах от неё.
Дивертидо вопросительно глядит на Бьянку, та едва заметно кивает. Он поднимает вещицу и передаёт Исабэль:
– Пожалуйста, сеньора.
Исабэль достаёт из клатча маленькое зеркало. Долго разглядывает своё лицо. Из уцелевшего глаза катится слеза. Её крик, полный бессильной ярости и боли, заставляет мужчин сделать шаг назад. Она швыряет зеркальце об пол и, закрыв лицо руками, беззвучно плачет, вздрагивая всем телом.
Бьянка всё это время стоит молча. Ведь представляла их встречу совсем не так, и что делать теперь – непонятно. Она хотела проучить донну Исабэль – королеву картеля Дэспиада́до. Сломать её, лишить всего, погрузить в мир нечеловеческой боли, а потом отнять и саму жизнь. Но сейчас… Она идёт к высокому окну, срывает тяжёлую парчовую штору. Подходит к дрожащей Исабэль и укутывает её. Та медленно отрывает лицо от ладоней:
– Почему ты просто не убьёшь меня? – шепчет хрипло.
Бьянка пожимает плечами. Оборачивается:
– Мадэсто, дай обезбол.
– Нефопам сойдёт?
Бьянка глядит на торчащую из ноги Исабэль кость. Хмыкает:
– Лучше морфин.
Мадэсто кидает ей шприц-тюбик. Бьянка, не пытаясь быть нежной, всаживает иглу в плечо мачехи.
– Что это? – вздрагивает та.
– Это чтобы тебе было не так больно и грустно, – отвечает Бьянка и, развернувшись, бросает братьям:
– Уходим. Нам здесь больше делать нечего.
Уже у двери оборачивается:
– Исабэль…
Одинокая, в одночасье потерявшая всё женщина поднимает изувеченное лицо, сейчас из-за размазанной крови и туши похожее на демоническую маску.
– Да, Бьянка?
– Не пропусти конец света. Говорят, это будет красиво.
Они молча идут до холма, за которым ждут джипы и скучающий Симпле́ с сигариллой в зубах.
– Я горжусь тобой, девочка моя, – тихо говорит Грюньон. Она благодарно пожимает его запястье.
– Куда двинем? – забираясь в машину, осведомляется Дивертидо. – К нам или…
Все смотрят на Бьянку.
– А давайте на городскую площадь! – улыбается она.
У них осталась пара часов, чтобы потанцевать.
Курт
Старый Курт Саблински воспринял новость о конце света спокойно. Большую часть своей жизни он ожидал чего-то подобного. Если б спросили, как это случится, Курт без капли сомнения ответил бы, что однажды кто-то по эту или другую сторону океана не выдержит многолетнего зуда холодной войны в потных ладошках и нажмёт-таки красную кнопку.
Кроме шуток, Курт был настолько уверен в неизбежности подобного исхода, что в своё время всерьёз заморочился, чтобы они с Мардж пережили ядерную зиму. И плевать, что соседи многозначительно переглядываются и крутят пальцем у виска за его спиной. Зато он был спокоен. Бункер на заднем дворе, обошедшийся в кругленькую сумму, внушал уверенность в завтрашнем дне. И в послезавтрашнем тоже.
Припасов им с Мардж должно было хватить на два года, а за это время – если верить яйцеголовым – температура на планете уже придёт в норму. Само собой, как именно будут обстоять дела на поверхности, с точностью предугадать не мог никто, но Курт полагал, что «Моссберг», верой и правдой служивший ему уже пару десятков лет, и новенькая «М-16» последней модели решат большую часть вероятных проблем.