Да и мальчишкам – их сестра Валерия как раз в гимназии училась – «технарство» было ближе по характеру, нежели элегии Овидия или песни Гомера. Оба любили что-то изобретать и придумывать, а детство на хуторе Млынок исподволь подводило к мысли о пользе практических умений, а следовательно, знаний. Нет, разумеется, что Борис, что Анатолий вовсе не были теми, кого сегодня прозывают «ботаниками», и в школьной жизни отнюдь не являлись образцами тяги к учёбе.
Толя вообще гулял на всю ширь табеля – от единиц до пятёрок. Сдавал переэкзаменовки. Получал нагоняи от преподавателей. И от отца, которого весьма угнетали натянутые отношения между отпрыском и образованием, а потому применявшего к разгильдяю различные педагогические – и не очень – воздействия. Разгильдяй от этого подчас подлинно страдал, но ситуация выправлялась ненадолго. Вселенная вокруг была переполнена куда более увлекательными вещами, нежели зубрёжка, а при задатках лидера и заправилы, которые у Анатолия проявились с первых лет жизни, выбор линии поведения был очевиден.
И, кстати, понятие «гулял» тут можно вполне принимать и в чистом виде. Прогуливал будущий академик занятия беззаветно и бестрепетно.
Как-то раз, передаёт сын Александрова Пётр семейное предание, его отец прогулял что-то очень много. О чём дома, естественно, не знали. Всё должно было выясниться в конце четверти, когда он получил табель с отметками и количеством пропущенных уроков. В этом табеле он приписал единицу спереди к числу пропущенных уроков, думая, что такое несуразно большое число приведёт к мысли, что это вообще ошибка. Но его старшая сестра Валерия Петровна, которая обычно ходила в реальное училище к учителям, возмутилась и решила выяснить, что произошло. Конечно, всё открылось, и Анатолий Петрович получил серьёзный нагоняй от отца. Интересно, что именно этот табель был недавно найден среди старых документов.
Всё изменилось, однако, когда Толя вдруг обрёл… радость открытия, точнее не скажешь. Ему было лет одиннадцать, когда Николай Васильевич Оглоблин, преподаватель математики и физики, показал в классе ряд опытов с электричеством. И одно дело было читать про них в учебнике Краевича, который Анатолий пролистал из любопытства в начале учебного года, а другое – увидеть воочию, как притягиваются и отталкиваются подвешенные к цилиндру проволочки без всякого, казалось бы, на них физического воздействия. И учащийся Александров буквально прилип к прибору Рисса, пытаясь управлять проволочками при помощи волшебных смоляной и стеклянной палочек. А потом дома провёл – уже без всякого прибора, понятно, но принцип-то был ясен – собственную серию опытов, заодно устанавливая, какие предметы можно электризовать трением, а какие нет.
На следующем занятии он изложил итоги своих изысканий Николаю Васильевичу, чем вызвал его заинтересованную и даже несколько уважительную реакцию. Был поставлен в пример, но это было не главным. Главными теперь были «Руководство физики и собрание физических задач» для гимназий и реальных училищ Малинина и Буренина и разные пособия по электричеству.
Позднее преподаватель дал Анатолию рекомендацию в межшкольный физико-химический кружок при той самой элитной 1-й гимназии. Им руководил преподаватель физики Александр Тимофеевич Любанский, сам действующий учёный-физик. Он не просто занимался в кружке с пытливыми учениками, не просто поручал им делать доклады и затем коллективно разбирать сильные и слабые их положения. Он втягивал ребят в настоящие исследования, которые проводил в то время, тем самым предлагая альтернативу традиционному в России (и тогда, и позже, и теперь) лекционному методу преподавания. Да, ибо тут работал другой принцип: младшие (ученики, студенты, курсанты) не учатся у старших; они учатся в совместной работе со старшими.
Вообще, о преподавателях тех лет надо замолвить отдельное слово. И начать следует вот с чего.
Анатолия Петровича Александрова мы знаем как одного из отцов отечественного Атомного проекта. Но ведь он был не один. И если просмотреть список таких же отцов-основателей атомной отрасли, то немедленно отметим одну их особенность: это люди практически одного поколения. Плюс-минус пять – восемь лет от года рождения А.П. Александрова.
Игорь Васильевич Курчатов, физик, научный руководитель советского Атомного проекта. 1903 год рождения.
Юлий Борисович Харитон, один из руководителей советского Атомного проекта, научный руководитель КБ-11. 1904 год рождения.
Исаак Константинович Кикоин, руководитель работ по разделению изотопов урана. 1908.
Александр Ильич Лейпунский, научный руководитель программы создания ядерных реакторов на быстрых нейтронах. 1903.
Владимир Иванович Алфёров, конструктор, организатор производства ядерных боеприпасов. 1904.
Яков Борисович Зельдович, один из ведущих разработчиков первого ядерного заряда, создателей атомной и водородной бомб. 1914.
Дмитрий Иванович Блохинцев, руководитель сооружения первой атомной электростанции. 1908.
Лаврентий Павлович Берия, председатель Спецкомитета по созданию ядерного оружия при ГКО СССР. 1899.
Андрей Анатольевич Бочвар, один из разработчиков первой ядерной бомбы, научный руководитель завода № 12, директор НИИ-9. 1902.
Борис Львович Ванников, один из руководителей производства ядерного оружия, начальник ПГУ при СМ СССР. 1897.
Дмитрий Ефимович Васильев, директор ВНИИП (РФЯЦ-ВНИИТФ). 1902.
Николай Антонович Доллежаль, конструктор ядерных реакторов, руководитель НИКИЭТ. 1899.
Николай Леонидович Духов, конструктор, руководитель разработки конструкции первого плутониевого заряда и атомной бомбы. 1904.
Авраамий Павлович Завенягин, куратор атомного проекта, первый зам. начальника ПГУ при СМ СССР. 1901.
Борис Глебович Музруков, директор комбината № 817, директор ВНИИЭФ. 1904.
Михаил Георгиевич Первухин, куратор создания советской атомной бомбы, зам. председателя Научно-технического совета ПГУ при СМ СССР. 1904.
Ефим Павлович Славский, один из основателей и руководителей советской атомной промышленности, министр среднего машиностроения. 1898.
Кто все эти люди и что скрывают эти аббревиатуры, мы увидим дальше, но уже здесь и сейчас перед нами предстаёт невесть откуда взявшаяся единовременная поросль учёных и организаторов, которая сделала в России атомную эпоху.
Ну а если эпоха сделала их – значит, для этого у неё оказался нужный материал.
Откуда он взялся? Наука ведь такая область, где силы человеческие не берутся ниоткуда. Новые поколения учёных стоят, фигурально говоря, на плечах прежних. А на чьих плечах стояли все эти люди?
Технические школы в императорской России были, и достаточно сильные, но! Все наши знаменитые Менделеевы, Павловы, Мечниковы, Лебедевы были практически одиночками. Русская наука была не только очень фрагментарна, она и по численности учёных в разы, а то и на порядки отставала от других развитых стран. Один только пример: в России было 414 химиков – почти в 15 раз меньше, чем в США, в 8 раз меньше, чем в Германии и Англии, в 2,5 раза меньше, чем во Франции. Вся Академия наук состояла из 5 лабораторий, 7 музеев, одного института и двух обсерваторий!
А тут ещё и революция, Гражданская война, эмиграция, которые практически опустошили и без того-то не сильно отличавшуюся массовостью русскую науку. Нет, полностью Россия не лишилась научной интеллигенции; но смута проредила её ряды более чем основательно.
И снова вопрос: так откуда они взялись в СССР, эти Александровы с Курчатовыми, эти Королёвы с Глушко, эти Ландау с Капицами? Эти новые, массовые, мирового уровня научные и технические школы?
Очень интересный ответ дала автору этих строк тогдашний руководитель музейной экспозиции в главном здании Курчатовского института, ведущий научный сотрудник отдела истории института Софья Евгеньевна Воинова: «Учителя… Вы посмотрите, какие у них были школьные учителя. Физику преподавали настоящие физики, математику – математики, географию – путешественники, иностранные языки – те, кто в совершенстве ими владел».
Действительно, если взглянуть на состав преподавателей Анатолия Александрова в Киевском реальном училище, такой ответ представляется предельно верным.
Преподаватель немецкого языка Роман Юлиевич Брехт-Берген. Вёл занятия с 1909 по 1915 год, то есть точно обучал юного Александрова. Сам этнический немец, окончил гимназию при Технической высшей школе в Штутгарте, учился в Мюнхенском и Штутгартском университетах по философско-литературному курсу. Своих учеников буквально заражал страстью к путешествиям и собиранию коллекций для школьного музея.
Французский язык вёл статский советник Эдуард Эдуардович Тессейр, преподававший также в Киевском институте внешних отношений.
Историю и географию давал историк, археолог и краевед Леонид Павлович Добровольский. Одновременно преподавал методику истории на вечерних Высших педагогических курсах, заведовал Педагогическим музеем и библиотекой при нём. Состоял членом «Исторического общества Нестора-летописца», киевского отделения Императорского военно-исторического общества, Украинского научного общества в Киеве.
Математике учил Владимир Павлович Добровольский, математик-исследователь, писавший научные работы и ставший позднее профессором Киевского политехнического института.
Математику и физику преподавал также действительный математик и физик, занимавшийся анализом бесконечно малых, будущий завкафедрой математики Крымского педагогического института, профессор Николай Васильевич Оглоблин. Действительный член, затем секретарь Киевского физико-математического общества до 1919 года, когда уехал от красных в Симферополь.
Рисование давал профессиональный художник, статский советник Василий Александрович Комашко, награждённый за труды и успехи орденом Св. Анны 3‐й степени.
Русский язык вёл ещё один статский советник и кавалер ордена Св. Анны (2‐й ст.) Роман Георгиевич Костенич, окончивший Петроградский университет со степенью кандидата – по-современному, в ранге магистра. В том же ран