ге был и другой учитель русского языка Михаил Александрович Лопуховский.
Наконец, естествознание давал известный уже тогда физиолог, один из основоположников электроэнцефалографии Владимир Владимирович Правдич-Неминский. Одновременно работал на кафедре физиологии Киевского университета. Позднее, при Советской власти, стал заведующим Лабораторией церебрографии АН СССР.
Законоучителем был профессор богословия Григорий Яковлевич Прозоров. [65]
Это не университет, не институт. Это среднее учебное заведение. И даже не из ведущих. Но эти – и подобные им по всей стране – люди по праву должны считаться со-творцами атомной эпохи России.
Глава 4Кровавый Мальстрём
А вокруг всё быстрее, словно водоворот, закручивалось время. Никто, правда, ещё не понимал, что это – не просто воронка водоворота. Это ужасающий Мальстрём, который утянет корабль Империи на самое дно исторического океана.
Обратный отсчёт начался с даты вступления России в Первую мировую – или Вторую Отечественную, как её тогда называли, – войну. Впрочем, поначалу этого обратного отсчёта никто не почувствовал. Вести с фронта были в целом неплохими. А в виньетках из пропаганды – так и замечательными. Да, была небольшая неудача в Восточной Пруссии. Зато австрияков выгнали из Галиции, взяли Львов и Галич, войска шагают по вражеской территории. К Новому году разгромили ещё и сдуру выступивших против России турок в Сарыкамышском сражении.
Анатолий, традиционно проводивший каникулы на хуторе Млынок, недалеко от станции Фастов, бурного августовского всплеска патриотизма уже не застал. Когда он вернулся домой от нормального мальчишеского летнего образа жизни – купаний до посинения, катаний на лошади, ловли лягушек для француза-учителя, – верноподданнические и заранее торжествующие победу демонстрации подзатихли.
Толя с друзьями бегали посмотреть на проходящие через город на фронт запасные батальоны, на первые партии возвращающихся с фронта увечных воинов, на первых германских, но в основном австро-венгерских пленных. В Киевский военный госпиталь потянулись повозки с ранеными, которых выгружали на товарной станции Киев-1. По ночам их везли на трамвае № 12. Символично получалось: маршрут начинался аккурат от Киевского военного училища…
Постепенно эти зрелища стали обычными, а настроение жителей Киева тускнело вместе с теряющим осенние краски городом. Нет, военная романтика для мальчишек по-прежнему оставалась притягательной, но – к ней тоже привыкали по мере привыкания к войне. К такой же серой и мрачной войне, каким был ноябрь 1914 года.
Вот этот ноябрь словно так и простоял в обществе до марта 1917‐го…
А там понеслось…
Всегда немножко сонный Киев вдруг взбудоражила телеграмма члена Государственной Думы Александра Бубликова, разосланная железнодорожным телеграфом 13 марта 1917 года по всей России. Собственно, именно из неё страна узнала о победившей в Петрограде революции.
Правда, на самом деле к моменту отправки телеграммы и царь ещё не отрёкся, и в самом Петрограде не всем и не всё было ясно. И Дума ещё не получила власть в свои руки. Но Бубликов, отправленный в качестве комиссара Временного комитета Государственной Думы в Министерство путей сообщения (с отрядом солдат на трёх грузовиках), отбил следующий победный текст:
«Железнодорожники!
Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от Вас больше чем исполнение долга – она ждёт подвига.
Слабость и недостаточность техники на русской сети должна быть покрыта вашей беззаветной энергией, любовью к родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла.
Председатель Государственной Думы Родзянко».
28 февраля 1917 г.
Член вашей семьи твердо верю, что вы сумеете ответить на этот призыв и оправдать надежды на вас нашей родины. Все служащие должны остаться на своем посту.
Член Государственной Думы Бубликов.
28 февраля 1917 г., 13 час. 50 мин.». [27]
Думская площадь в дни Февральской революции.
Из открытых источников
Три дня после этого Киев переваривал такое известие. Но в целом настроение царило праздничное. Практически все с неизъяснимым восторгом рассуждали о заре новой жизни, у газетных киосков густели очереди, люди поздравляли друг друга с осуществлением «мечты народа».
А вот в политических кругах замельтешило, завращалось, всё энергичное и амбициозное рвануло формировать новые органы власти. И уже 17 марта возник Совет объединённых общественных организаций, который немедленно занял сторону Временного правительства в Петрограде.
Власть первая.
Спустя несколько дней свой голос в Киеве подали Советы рабочих и солдатских депутатов. Они начали формироваться параллельно органам власти, верным Временному правительству, – точно так же, как это происходило в Петрограде.
Власть вторая.
Однако в условиях Украины тут же начала зарождаться третья власть. «Заря свободы» открыла широкие возможности для политической легализации национальных и националистических объединений. Чем они тут же и воспользовались, и в освобождённом от «имперского угнетения» Киеве возник третий орган власти – Украинская Центральная рада.
Тут же в Киевской губернии началась якобы стихийная организация добровольных украинских военно-милицейских формирований. Назвав себя «Вольным казачеством», эти формирования сразу же объявили себя территориальным войском и заявили о своём подчинении Центральной раде. Это было интересное казачество: оно издавало журналы и брошюры, организовывало лекции и концерты, устраивало военно-патриотические мероприятия и спортивные праздники. То есть кто-то – до сих пор точно неизвестно кто – формировал тогда на Украине нечто вроде отрядов SA в послевоенной Германии или фашистских отрядов Муссолини в Италии.
К лету число этих «казаков» достигло нескольких тысяч.
В либеральной и даже склоняющейся к левой части политического спектра семье Александровых Февральскую революцию вполне приветствовали. О чём говорить, если родной дядя Роберт Классон был марксистом, да еще близким к социал-демократам.
Не представлялась Александровым неприемлемой и национальная украинская власть: достаточно пожили они в малороссийской глубинке и с соседями вполне ладно «розмовляли».
Но вот появление национальных воинских формирований параллельно с общегосударственными вооружёнными силами не могло не вызывать озабоченность у многих думающих людей. А уж на фоне весьма мощного русского националистического крыла в Киеве это обещало серьёзные искры в ближайшем будущем.
Что и произошло.
Уже в июле 1917 года в Киеве вспыхнули первые кровавые столкновения. Причём в весьма причудливой конфигурации. На одной стороне банда «украинизированных» дезертиров – полк имени гетмана Павла Полуботка (они так и называли себя «товарищи дезертиры»), а также солдаты Первого запасного украинского полка и казаки вольного казачества вместе… с большевиками – прежде всего рабочими завода «Арсенал». На другой – верный Раде полк имени Хмельницкого вместе… с юнкерами Константиновского училища.
Можно оценить размах шатаний в головах? А что говорить о 14‐летнем мальчишке, когда всё это вертелось перед ним на улицах, по которым он ходил в своё реальное училище, вздыхал по девочкам и усваивал первые уроки будущей взрослой жизни?
Ходил потом Анатолий с друзьями из 1-й гимназии на места столкновений, смотрел на выщербленные там и сям пулями стены домов и не замытые кое-где следы крови…
Но и это были ещё цветочки.
Постепенно нарастал продовольственный кризис. Судя по газетам, отдельные места из которых зачитывал отец, в докладах городской продовольственной управы с каждой неделей добавляется истеричности.
Обостряется положение с гражданской безопасностью. Замена полиции милицией привнесла лишь больше хаоса, а не порядка. Теперь звучат предложения заменить милицию красной народной гвардией.
В запасных полках происходят волнения солдат. Причём бьют нередко вместе с офицерами и членов полковых комитетов.
С фронта потянулись дезертиры. В большинстве своём – с оружием в руках. Врезалась фраза из жалобы представителей станции Киев-1, что «проезжающие солдаты требуют от агентов железной дороги невозможного»…
На митингах, собраниях, заседаниях всевозможных советов выдвигаются всевозможные требования, вплоть до самых неисполнимых. И, разумеется, противоречащие друг другу. Постепенно поляризуются две линии – одна на Учредительное собрание, другая – на созыв съезда Советов. Пока ещё присутствующая, несмотря на все противоречия, ниточка согласия в обществе истончается постепенно, но неумолимо. В обществе растёт ощущение, будто всё меньше границ становится в политике. И тем больше применяется силы для достижения политических целей.
От разных идеологий становится не протолкнуться. Но главное – за каждой идеологией вставала своя вооружённая группировка. Пока что они больше митингуют, нежели стреляют, но – оружие есть оружие. Рано или поздно оно будет пущено в ход…
В этом развивающемся хаосе семья Александровых вновь уезжает на «дачу», в любимый хутор Млынок. Но хаос доплёскивает и сюда. Стало волноваться крестьянство. А в условиях Украины сбитый с толку крестьянин обычно собирается в территориальные банды с себе подобными. Наверху появляется кто-нибудь ярый, объединяет вокруг себя несколько банд и – здравствуй, Руина! Разоряются поместья, вырезаются евреи, разграбляются селения.
Вот и в буколических местах правобережной Киевщины завелись повстанцы. Покамест, правда, жестокое своё внимание они уделяют обильному здесь еврейскому населению. Но, как известно, во всяком восстании границы дозволяемого расширяются по экспоненте. Если его не подавить. А тут и теперь подавлять некому: свобода. И оружие…